– Поехали, – сказал Карл, включая магнитофон. Лесли подняла трубку и набрала номер своей сестры. Джон, Карл и Мама напряженно прислушивались. Джон был в восторге: звук в наушниках был громкий и чистый.
– Алло? – послышался голос.
– Алло... Энджи?
– О, привет, Лесли. Что случилось?
– Ну, мы тут проводим небольшой эксперимент... – Лесли принялась объяснять суть изобретения Карла, не вдаваясь в подробности относительно конкретного его предназначения. Энджи собиралась продолжить разговор, но Лесли попросила на этом закончить, и Энджи поняла ее.
– Ладно, – сказал Джон. – Неплохо.
Карл перемотал пленку назад, чтобы проверить запись, и они услышали громкий и отчетливый голос Энджи. Мама вручила Лесли исписанный лист бумаги, над которым она работала днем, – полный текст телефонного разговора неизвестной девушки со «службой спасения».
– Мама, ты чудо! – воскликнул Джон.
– Карл сделал несколько копий, по одной для каждого, – сказала Мама, раздавая страницы.
Лесли перечитала текст, подчеркивая ключевые слова.
– Полагаю, среди всего прочего нужно будет заставить ее произнести некоторые из этих ключевых слов – любые слова, которые она произносит по особенному.
– Это будет трудно, – заметил Джон. – Если бы она шепелявила или картавила, было бы проще.
– Ладно, будем надеяться, мы узнаем знакомые интонации. Джон снова взглянул на часы.
– Восемь тридцать четыре. Там становится все позже и позже.
– Давайте лучше помолимся, – сказала Мама. Они склонили головы, как это принято, и Мама произнесла короткую молитву:
– Дорогой наш Отец Небесный, мы просим Твоей Божественной помощи в этом нашем предприятии. Дай нам узнать Истину, дорогой Бог, и пусть Истина освободит всех, имеющих отношение к этому делу. Мы обращаемся к Тебе во имя драгоценного Иисуса Христа. Аминь.
– Аминь, – хором повторили все.
– Да поможет нам Бог, – сказала Лесли, поднимая трубку. Потом она заглянула в записную книжку и набрала номер.
Карл включил магнитофон, и они с Джоном надели наушники. Мама придвинулась вплотную к Карлу, чтобы все слышать.
Длинный гудок. Никакого ответа. Лесли бегло просматривала свои записи, прикидывая, как начать разговор.
Еще один гудок.
Щелчок.
– Алло?
Если до сих пор Лесли смотрела на Джона и Карла, то теперь переключила все внимание на молодую девушку, находившуюся от них на расстоянии двух часовых поясов.
– Алло, я хотела бы поговорить с Шэннон Дюплиес.
– Кто ее спрашивает?
– Мм... Лесли Олбрайт. Я работаю в новостях Шестого канала. Это Шэннон?
– Да. – Голос звучал неуверенно, недоверчиво.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Извините за поздний звонок. Надеюсь, я вас не разбудила? – Лесли закатила глаза в отчаянии от того, что ей приходится вести подобный разговор.
– Я еще не ложилась.
– Послушайте... ээ... мы думаем сделать еще один сюжет о первой стипендиатке Мемориального фонда Хиллари Слэйтер... ну знаете, хотим просто рассказать о ваших делах, ваших планах на будущее...
– Простите? – Похоже, Шэннон не улавливала мысль собеседницы.
Лесли увидела какое-то слово в тексте, лежащем перед ней.
– Вообще-то мы хотели обратиться к вам письменно с этой просьбой, но не смогли достать ваш адрес. Мы знаем, что выучитесь в университете Мидуэстерн, но не знаем точный адрес.
– Вам нужен адрес?
Лесли понимала, что подвела Шэннон к ключевой фразе, но не могла сообразить, как заставить девушку произнести ее.
Лесли продолжала: «Заставь ее говорить, заставь ее говорить».
– Ээ... конечно. Вы можете дать мне его?
– Абонентский ящик 9921, университет Мидуэстерн...Лесли записала.
– Отлично. Собственно, я звоню вот с какой целью: мы хотели спросить, дадите ли вы согласие на то, чтобы мы сделали еще один сюжет о вас – о вашей жизни, ваших делах. Сюжет послужит вроде как продолжением истории о Хиллари Слэйтер и стипендиальном фонде, учрежденном губернатором.
– Угу. – Больше Шэннон ничего не сказала. Лесли пришлось задать еще один вопрос: эту девушку было непросто разговорить.
– Так вот, во-первых, насколько мы поняли, вы с Хиллари были близкими подругами, верно? Секундная заминка.
– Да, в общем... да, верно. Мы учи... – Последнгя фраза прозвучала неразборчиво.
– Извините? Кажется, какие-то помехи на линии. Шэннон заговорила громче:
– Я сказала, мы учились в одной школе.
– Замечательно. Вы можете поделиться самым дорогим своим воспоминанием о ней? Опять заминка.
– Ммм...
– Что вам больше всего запомнилось в Хиллари?
– Ну... – Продолжительная пауза.
– Алло?
– Я не буду... Я... я не могу говорить о Хиллари. О Господи! Что дальше?
– О... извините. Вероятно, эта тема все еще очень болезненна для вас...
– Пожалуй, мне вообще не следует разговаривать с вами. Джон и Лесли мгновенно переглянулись.
– О, очевидно, сейчас не время? – осторожно продолжала Лесли. – Уже поздно, я понимаю. Все-таки два часа разницы, правда?
– Я не могу разговаривать с вами.
– Вы не можете разговаривать со мной?
– Да. Я... это действительно ни к чему. Я не хочу в этом участвовать, понятно?
Лесли чувствовала: она теряет контакт.
– Мы ни в коем случае не вынуждаем вас говорить на темы, для вас неприятные...
– Я не буду... Послушайте, дело не в вас. Я просто не хочу говорить об этом.
– Значит... вы не даете согласие на очередной сюжет, на...Щелчок. Шэннон Дюплиес повесила трубку. Лесли положила трубку на рычаг, страшно злая на себя, но Джон сразу успокоил ее.
– Эй, ты все сделала замечательно. Думаю, у нас достаточно записано.
Но Лесли все еще расстраивалась.
– С этой девушкой что-то не ладно. Карл отмотал пленку назад.
– Она напугана, разве непонятно по голосу? Джон бегло просмотрел текст.
– Что ж, у нас есть одна законченная фраза – «Вам нужен адрес?» – плюс одно «алло», одна «Хиллари» и три «не могу».Может, мы найдем еще что-нибудь, когда прослушаем запись.
– Это она, – сказал Карл. – Без вопросов.
– Это она, – подтвердила Лесли.
– Давайте прослушаем запись, – сказал Джон. Они прокрутили пленку до фразы: «Вам нужен адрес?», и Джон дал Карлу знак остановиться здесь. У Джона был Папин магнитофон, в котором стояла кассета с записью звонка в«службу спасения». Он прокрутил пленку до того места, где девушка произнесла фразу: «Вам нужен адрес?»
– Я бы сказала, звучит чуть истеричнее, – заметила Мама.
– Давай прослушаем их одну за другой, – предложил Джон, буквально на секунду нажав клавишу обратной перемотки. Карл отмотал пленку назад, вручную вращая катушки. По знаку Джона он снова прокрутил фразу: «Вам нужен адрес?», а потом Джон прокрутил на кассетнике: «Вам нужен адрес?» Джон обвел присутствующих вопросительным взглядом.
Лесли глубоко вздохнула и повторила еще более уверенно:
– Мы нашли ее. Карл потряс головой:
– Никаких сомнений. Это она. Мама кивнула:
– На этот раз девушка не так нервничала, но... это она. Тот же голос.
Джон пока воздержался от окончательного суждения.
– Проверим еще раз. Давай найдем на пленке место, где она говорит «Хиллари».
Джон отыскал на кассете единственное место, где девушка произносит имя, а Карл нашел единственную «Хиллари» на своей пленке. Они прокрутили записи одну за другой.
– То же самое, – сказала Лесли.
– Это она, – сказал Карл. – Теперь я более чем уверен. Мама подняла руку и сказала:
– Хвала Господу, это она.
Джон медленно обвел взглядом всех по очереди, а потом вынес свое суждение:
– Мы нашли ее! Лесли разволновалась:
– Но как, собственно, мы собираемся добраться до нее? Как мы заставим ее говорить?
– Мы будем молиться! – воскликнула мама.
– Да, но... помимо этого?
Джон был еще новичком в деле веры и молитвы, но он учился.
– Нет, ты хочешь сказать: после этого. Если Бог на нашей стороне, мы должны включить Его в наш план действий. Мама совершенно права – давайте помолимся.
Лесли улыбнулась:
– Конечно, много времени утекло, но, полагаю, даже заблудший баптист может помолиться. Это не повредит. Карл напряженно наблюдал за Джоном:
– Ты действительно считаешь, что это поможет? Джон постарался быть честным:
– Сынок, я признаю, что все еще плохо разбираюсь во многих вещах, но одно я знаю наверняка: Бог существует, и Он может говорить и слушать, и если мы делаем правое дело, которого Он ждет от нас, думаю, Он нам поможет. – Затем Джон задал сыну встречный вопрос: – А ты? Как ты считаешь?
Карл немного подумал.
– Если ты будешь молиться, я тоже буду.
– Что ж, значит, все мы пришли к согласию, – заключила Мама.
И вот они попробовали молиться – еще несколько неуклюже, но с сердцами, исполненными веры, – и хотя они не могли доказать это с помощью лакмусовой бумажки, все они точно знали, что вступили в связь с Создателем к тому времени, когда Мама произнесла заключительное «аминь».
24
Шэннон Дюплиес, девятнадцатилетняя студентка-отличница, сидела на краю своей постели в комнате общежития и резкими движениями водила щеткой по длинным каштановым волосам, безжалостно их выдирая; лицо девушки хранило мрачное выражение, а сердце яростно спорило с рассудком. На столе лежало домашнее задание, почти законченное, но брошенное после звонка женщины с Шестого канала – звонка, который воскресил призрак прошлого, чтобы он мог вернуться и преследовать ее.
Воскресил? Да неужели? Продолжая расчесывать волосы и напряженно размышлять, Шэннон внезапно поняла, что призрак этот никогда не умирал и никуда не исчезал, но всегда жил и здравствовал. Он последовал за ней в университет и, конечно же, собирался сопровождать ее до конца жизни. Да, входе первых нескольких недель занятий она пыталась повернуться к нему спиной, но сейчас этот телефонный звонок глубоко потряс ее, заставил резко обернуться и увидеть, что страшный призрак по-прежнему рядом и все так же безжалостно запускает пальцы в ее сердце, вызывая нестерпимые муки боли и раскаяния.
Кроме того, была еще незримая тонкая нить, связывавшая события прошлого с университетским настоящим. Никто не упоминал об этой нити – вернее, этой привязи, – когда Шэннон присудили стипендию, но и она сама никогда не заговаривала о ней. Соглашение, подразумевающее деньги в обмен на ее молчание, было заключено без всяких слов и теперь действовало – подобно петле на шее, которая время от времени затягивалась чуть туже и едва не задушила ее до смерти, когда позвонила та женщина с Шестого канала.
Она была заперта в клетке со своей ужасной тайной – с заткнутым ртом, не в силах закричать.
Телефон зазвонил снова. Было десять сорок пять. Кто может звонить в такой час?
– Алло!
– Алло, Шэннон? Мартин Дэвин беспокоит. Как поживаешь?
Привязь! Петля на шее! Шэннон чувствовала ее всякий раз, когда звонил Мартин Дэвин, чтобы высказать ей добрые пожелания и узнать, как дела, другими словами, разведать ее настроение. Сегодня, особенно после звонка с Шестого канала, Шэннон буквально физически ощутила, как эта петля затягивается на ее шее с небывалой силой – не дает вздохнуть, рывком ставит на место, постоянно напоминает о своем присутствии. Сейчас ей предстоит получить еще один небольшой урок от своего покровителя и воспитателя Мартина Дэвина. Он будет щелкать кнутом и бросать ей угрозы, а она будет бегать перед ним на задних лапках.
Или не будет?
– Шэннон? Алло?
Она замялась, сбитая с толку, смущенная новым и неожиданным для нее чувством протеста. Сегодня, сейчас она не испытывала обычного страха. Вместо этого она разозлилась.
Наконец Шэннон ответила:
– Алло.
– Извини за поздний звонок. Я пытался дозвониться раньше, но у тебя было занято. – Он хотел знать, с кем она разговаривала по телефону, он исподволь требовал у нее ответа.
– Угу, – было единственное, что она ответила.
– Вероятно, ты с кем-то мило болтала, да? – Это был уже не намек, а назойливый вопрос.«Не твое собачье дело, проныра!»
– С подругой.
– Так-так. – Потом резкий переход к непринужденному, дружескому тону. Этот парень с такой легкостью переключался на светскую беседу, что было просто противно. – Ну и как идет твоя учеба?
– Хорошо.
– Что ж, замечательно. Мы все внимательно следим за твоими успехами.
– Мне бы хотелось, чтобы иногда звонил губернатор. – Таким образом она давала понять: мне до смерти надоели твои звонки. Она не общалась с губернатором Слэйтером со времени грандиозного представления с вручением ей стипендии, разыгранного для средств массовой информации, но с Мартином Дэвином общалась по телефону чаще, чем с собственными родителями.
– Знаешь, – сказал Дэвин, – губернатор страшно занят избирательной кампанией. Но я передам, что ты ожидаешь его звонка.
– Спасибо.
– Шэннон, я не стану тебя задерживать, по мне надо обсудить с тобой кое-какие очень важные вопросы.
Она никак не отреагировала на это заявление и продолжала молчать. «Пусть он говорит, – подумала она.
– Он позвонил – пусть и поддерживает разговор».
Он так и сделал.
– Шэннон, тебе звонили с телевидения? Задавали ли какие-нибудь вопросы?
– Да, действительно. – Ей ничуть не было стыдно. «На-ка, скушай, Мартин».
В голосе Дэвина послышалась тревога.
– Ты разговаривала с репортерами?
– Не совсем. Но мне звонили только что, как раз перед вами.
Дэвин впал в замешательство.
– Это была... эээ... та подруга, о которой ты упомянула?
– Да.
– А кто именно это был?
– Кто-то с Шестого канала. – Шэннон не расслышала отчетливо, но поняла, что Дэвин пробормотал ругательство себе под нос. – Они позвонили, поскольку хотят сделать еще один сюжет обо мне как о первой стипендиатке Мемориального фонда Хиллари Слэйтер.
Голос Дэвипа прозвучал напряженно:
– Ты помнишь имя репортера?
– Ммм... Лесли какая-то.
– Лесли Олбрайт?
– Да, точно.
На этот раз Шэннон ясно расслышала, как он выругался.
– А Джон Баррет? Ты с ним разговаривала?
– Нет. Только с Лесли.
– И что ты ей сказала?
– Что не могу с ней разговаривать.
– Правда? В самом деле?
– В самом деле.
– Значит... ты не отвечала ни на какие вопросы?
– Послушайте... – Шэннон слегка фыркнула. – Вы производите впечатление параноика, вы это знаете?
Дэвин не засмеялся. Голос его звучал нервно, возбужденно.
– Шэннон... мне очень жаль, что приходится взваливать на тебя такое бремя, но ты должна понять: это семья губернатора, его личное дело, а сейчас год выборов, и он проводит избирательную кампанию, а на телевидении есть люди, которые с радостью ухватятся за любую возможность уничтожить его, раскопать какую-нибудь дискредитирующую информацию. Ты ведь понимаешь это, правда?
Шэннон понимала это все более и более ясно, пока слушала лихорадочную трескотню Дэвина.
– Пожалуй, понимаю.
– Я очень рад, что ты ничего им не сказала, и знаю, губернатор будет тебе очень благодарен. Но я должен предупредить тебя: они могут позвонить еще раз, и если такое случится, пожалуйста, не разговаривай с ними. Ты действительно должна пообещать мне, что ни с кем не будешь обсуждать смерть Хиллари.
Шэннон физически ощутила петлю на шее; она чувствовала, что этот парень пытается контролировать ее жизнь. Поражаясь собственной смелости, она спросила:
– Мистер Дэвин, а что, если я поговорю с ними? Что тогда будет?
Дэвин ответил не сразу. Очевидно, прямота вопроса привела его в замешательство.
– Шэннон... в самом деле, поверь мне, это было бы неразумно с твоей стороны. Ты повредила бы некоторым людям. Ты обманула бы наше доверие.
Теперь он пытался воздействовать на Шэннон старым добрым методом: пробуждая в ней чувство вины! Губернатор использовал этот метод с самого начала!
– Мистер Дэвин... – О нет, теперь у нее перехватило горло от переполнявших ее эмоций. Только бы не заплакать! – Похоже, на мои чувства вам наплевать. Вряд ли вам вообще приходит в голову задуматься о них.