Видео. Макс и Дин, сидящие на диване в своей гостиной. Титр: «Макс и Дин Брюверы, родители Энни». Макс: «...Пока ваша дочь жива, вы не имеете права знать, что она делает или что делают с ней. И мы смогли узнать о случившемся с Энни только потому, что она умерла. Мне кажется, это слишком поздно».
Голос Джона за кадром: «Максу и Дине Брюверам пришлось обратиться в суд для того, чтобы получить заключение о вскрытии тела Энни».
Видео. Доктор Марк Деннинг.
Титр: «Доктор Марк Деннинг, патологоанатом, производивший вскрытие».
Деннинг: «Первичной причиной смерти являлось общее заражение крови, начавшееся в результате инфекционного аборта, за который, по моему мнению, несет ответственность врач, проводивший операцию».
Конец сюжета.
Камера Три, Джон крупным планом.
Джон произносит заключительную фразу: «Женский медицинский центр отказался давать комментарии, а губернатор Слэйтер от комментариев воздержался. Эли?»
Эли заговорила, обращаясь к камере Два: «Автомобильная прогулка по парку сафари Уайлдвуд превратилась в настоящий кошмар...»
– Пошла кассета 550.
Видео. Носорог тяжело, неуклюже топчется в высокой траве, тараня, раскачивая и сотрясая «лендровер», из которого с криками выскакивают туристы и разбегаются в поисках укрытия; камера дрожит и дергается. Впечатляющее зрелище.
Голос Эли за кадром: «...Когда один из диких носорогов пришел в ярость...»
Карл вскочил с дивана и испустил торжествующий клич, потом громко выкрикнул «ДА!», а потом, приплясывая на месте, радостно завопил: «Он сделал это! Он действительно сделал это!»
Мама просто сидела на диване, тихо хлопала в ладоши и молилась со слезами на глазах:
– О Господь, милый мой Господь, Джонни вернулся домой. Он вернулся домой!
Карл показывал пальцем на телевизор, не замечая ни разъяренного носорога, ни последовавшей далее рекламы.
Одна лишь мысль всецело занимала его ум:
– Это мой отец! Это человек!
Миссис Вестфол и две женщины по очереди крепко обняли Синди.
– Ты держалась молодцом, золотко!
– Благослови тебя Господь – ты очень смелая девушка.
– Отлично. Отлично.
Рэйчел наконец расслабилась. Две минуты. Что ж... хорошо. Он все сделал хорошо.
Шэннон и родители встали с дивана и пошли обедать. Они были достаточно умны, чтобы ожидать чего-то большего, чем увидели и услышали сейчас, но они остались довольны. Надо отдать Джону Баррету должное за то, что он сказал столько, сколько сказал.
Когда дети с возбужденным визгом повскакивали с мест, Дин взглянула на Макса, пытаясь понять задумчивое выражение его лица.
– Я видел вас обоих! – сказал Джордж.
– Я тоже хочу выступать по телевизору! – заявила Виктория.
– Милый, ты скажешь чего-нибудь? – спросила Дин. Макс медленно, протяжно вздохнул и посмотрел на жену.
– Ну... это было немного. – Потом он внезапно расплылся в улыбке. – Но это было неплохо! Они обнялись.
Сюжет о носороге кончился, и началась реклама. Режиссер Сузан развернулась на вращающемся кресле и тихо, изумленно выругалась:
– Как так получилось, что я ничего об этом не слышала раньше?
Тина по-прежнему стояла у стены и смотрела застывшим взглядом на лицо Джона Баррета на мониторе, передававшем изображение с камеры Три.
– О чем не слышала?
– Да о дочери Слэйтера!
Тина, казалось, проигнорировала вопрос и обратилась к Рашу:
– Этот сюжет слишком затянут. У нас едва хватило времени на видео с носорогом. Раш заглянул в сценарий.
– Ага, ладно, можете выбросить его из семичасового выпуска.
– О нет, не надо – выбросите носорога! – воскликнула Сузан.
– Занимайся своей работой! – отрезала Тина. – Я буду решать, что выбрасывать, а что нет!
Сузан мгновенно прикусила язык, сочтя за лучшее воздержаться от дальнейших высказываний. Она глубоко вздохнула, развернулась обратно к мониторам и снова занялась своей работой:
– Хорошо, камера Два, Эли крупным планом. Камера Один будет снимать Барри с комментариями...
Джон физически чувствовал холодок, исходящий от Эли, но сохранил профессиональное спокойствие, подготавливаясь к следующей части выпуска. Он вышел в эфир с сюжетом, но на этом история не кончилась. Еще оставалась заключительная часть программы, и еще оставался семичасовой выпуск.
34
Губернатор Слэйтер попрощался со своим шофером Брайаном и вошел в заднюю дверь особняка, перекинув через руку пальто, залитое кофе.
Он нашел горничную Элис на кухне, занятую приготовлением обеда. Это была очень милая пожилая вдова. Она и ее покойный муж многие годы дружили с семьей Слэйтеров.
– Здравствуйте, губернатор.
Он буркнул, не глядя в ее сторону:
– Здравствуйте, Элис.
Она заметила мрачность хозяина.
– Что, трудный денек выдался?
Губернатор остановился, немного смягчился и нашел в себе силы посмеяться над своей неприятностью, развернув и показав Элис пальто.
– Вот, пролил кофе...
Она моментально забрала у него пальто.
– Не расстраивайтесь. Позвольте мне позаботиться об этом.
– А где Эшли?
– О, кажется, пошла покупать цветы и семена. Должна возвратиться с минуты на минуту.
Губернатор чувствовал себя почти идиотом, задавая следующий вопрос, который, однако, должен был задать:
– Гм... а куда она пошла – в оранжерею Уоррена?
– Да. Она так сказала. Там сегодня распродажа.
– Значит, она... она не собиралась идти еще куда-нибудь – ну там, покупать одежду или обувь? Элис рассмеялась.
– О Боже, понятия не имею, господин губернатор.
– Гм. Есть какая-нибудь почта?
Элис указала на кухонный стол – туда обычно складывали почту, которую она просматривала. Никаких бандеролей или посылок губернатор не увидел.
– А посылок сегодня не приходило?
– Нет. Вся сегодняшняя почта на столе. Он почувствовал себя лучше.
– Ладно... Хорошо... Я хочу принять душ и вздремнуть перед обедом.
– Я вас позову, когда накрою на стол.
Губернатор торопливо прошел по огромному дому и поднялся в спальню, чувствуя, что нервное напряжение начинает спадать. Ладно. Это его дом, его надежное убежище, куда никто-в том числе и пророки – не может войти. Замечательное чувство.
Он снял пиджак и лениво бросил на кровать, потом прошел в ванную комнату, на ходу развязывая галстук и тихонько напевая себе под нос. Хороший горячий душ, вот что ему нужно сейчас.
О нет. Что это стоит рядом с туалетным столиком? Губернатор уставился на предмет, боясь подойти ближе, отказываясь верить, что это действительно... коробка для обуви. И только когда он решил, что это шутка, заранее подготовленный розыгрыш, он заставил себя подойти и снять с коробки крышку.
Так и есть. Конечно, он обнаружил внутри пару темно синих кроссовок.
Он скинул с ног туфли и примерил кроссовки. Точно ВПОРУ
– Эй! – донесся до него голос Эшли. – Ты нашел что-нибудь? – Она говорила лукавым голосом – как всегда, когда делала ему какой-нибудь сюрприз.
Губернатор пребывал далеко не в восторге, когда стремительно вышел из ванной, все еще в кроссовках.
– Что это значит?
Она была в восторге.
– О, похоже, они тебе в самый раз!
– Да, вот именно! – раздраженно рявкнул Слэйтер. – Точно по ноге! Так откуда они взялись?
Эшли опешила от его раздраженного тона.
– Но... Хирам, они ничего не стоили. Теперь он сорвался на крик:
– Откуда они взялись? Теперь Эшли тоже закричала:
– От Уэйда Шелдона!
– Уэйд Шелдон! – Губернатор был потрясен и озадачен. Несколько лет назад они с Уэйдом Шелдоном занимались организацией спортивного клуба. – А он откуда взял их?
Эшли, полная негодования, перешла к обороне.
– Я думала, тебе будет приятно.
– Отвечай на вопрос!
– Он заказал их по каталогу. Они ему не подошли, и он решил подарить их тебе. А мне отдал сегодня утром, когда я заходила проведать Марси.
Марси. Жена Уэйда. Чепуха какая-то. Знакомы ли Шелдоны с Джоном Барретом? Когда Эшли получила кроссовки – до или после маленького пророчества Джона Баррета? Откуда Джон Баррет знал, что Эшли зайдет в гости к Марси? Откуда он вообще знал, что Уэйд заказывал кроссовки?
– Когда ты заходила к Марси?
– Около десяти утра. А что?
Слэйтер сел на кровать. Он сбросил кроссовки с такой ненавистью, словно они были его кровными врагами.
– Я просто... просто пытаюсь понять эту историю, вот и все. Здесь должно быть какое-то объяснение! Должно быть! Чаша терпения Эшли переполнилась.
– Возможно, это просто потому, что Уэйд твой друг – или понятие дружбы тебе незнакомо?
– Все не так просто!
– И что такое, по-твоему, эти кроссовки – взятка?
– Не взятка... Может, розыгрыш...
– Хирам Слэйтер... – Эшли сообщила, куда он может отправляться, и вылетела из спальни.
Шесть часов пятьдесят минут вечера.
Джон снова проверил свой грим, стоя в гримерной перед огромным, ярко освещенным зеркалом, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Ему становилось все труднее сохранять профессиональное самообладание, когда в душе бушевали столь противоречивые чувства.
Одна его часть – профессионал, привыкший идти по течению, – набрасывалась на него с бранью, честила на все лады, кричала, что он страшно вредит своей карьере, людям, на которых работает, всей индустрии, сделавшей из него знаменитость.
В то же время где-то глубоко в душе Джона продолжал звучать один твердый, убежденный голос – вероятно, голос сердца, но сейчас Джон настолько запутался в своих разноречивых чувствах, что не мог сказать точно, – который призывал его неуклонно следовать избранным путем, не приводя никаких доводов, кроме того, что он поступает правильно.
В целом результатом этой внутренней борьбы явилось мучительное, тягостное, тошнотворное состояние, сильно напоминающее симптомы сердечного приступа, и Джон не мог дождаться, когда все кончится.
Он был рад, что Лесли сейчас здесь нет. Она, безусловно, стала бы нарываться на неприятности, и Джон хорошо представлял, насколько осложнилась бы ситуация, если бы Лесли начала гнать волну.
Он задавался вопросом, почему нигде не видно Бена Оливера. Уехал ли он домой? Или отошел в сторону, как Лорен Харрис? Эх, Бен, как же вы не посодействовали – самое малое, что вы смогли сделать, это проводить меня до виселицы и сказать «прощай».
«Что я вообще здесь делаю? – спрашивал себя Джон. – Как телеведущий я уже покойник, так почему бы не уйти с работы прямо сейчас, не продлевая мучения?»
Но тут же опять раздался тот голос: Не увиливай, ты поступаешь правильно. Доведи же дело до конца.
«Ладно, я покончу с делом. Вероятно, я покончу со всем, включая себя самого».
– Очень тяжело, сынок, – прозвучал голос из прошлого, – когда Господь дает тебе понимание и внушает слова, а ты не знаешь, как распорядиться полученным знанием. – О, отлично. Именно то, что нужно. Другое чувство. Джон оперся на туалетный столик перед зеркалом; лицо его запылало, глаза наполнились слезами.
Другое Папино скорбное высказывание вспомнилось ему: «Съешь свиток, Джон. Это слова Господа. И ты почувствуешь сладость на языке, но горечь в сердце. И Он прав. Когда ты слышишь и видишь, и Господь доверяет тебе знание, ты ощущаешь себя избранным и наслаждаешься Истиной, открывшейся твоему взору. А потом... когда ты пытаешься донести ее до людей и никто не слушает тебя... и ты видишь, как люди устремляются к крутому обрыву, но не в силах повернуть их назад... и когда узнаешь вещи, которых тебе было бы лучше не знать...»
Джон почувствовал острое желание расплакаться сию же минуту, но времени уже не оставалось. Часы на стене показывали шесть пятьдесят четыре. Ему нужно пройти в студию и сделать анонс в шесть пятьдесят шесть, а потом провести семичасовой выпуск – и быть на высоте, и выглядеть отлично, и оставаться профессионалом, которому зрители привыкли верить, и он не может появиться перед камерой с полными слез глазами и дрожащим голосом просто потому, что сейчас он впервые понял, какие чувства испытывал Папа, стоя на бетонной чаше перед враждебно настроенной толпой.
Джон все-таки не сдержал слез и вытащил салфетку из автомата, чтобы промокнуть глаза. Он мог плакать всего несколько оставшихся секунд. Он взглянул на часы – удостовериться, что всплеск эмоций не выбил его из графика – и выдвинул ящик туалетного столика в поисках глазных капель. Ага, вот они. Надо надеяться, они снимут красноту глаз, прежде чем он появится перед камерой.
Шесть пятьдесят шесть.
«Добрый вечер. Сегодня в семичасовом выпуске новостей Шестого канала: аннулирование федеральных заказов может означать крупное сокращение штатов в компании «Бенсон Дайнэмикс»»...
Потом Эли прочитала свои строчки, потом Джон предварил несколькими словами сюжет об облаве на игорный дом, а потом Хэл Розен сказал несколько слов о погоде на ближайшие дни, но с подробным прогнозом зрители познакомятся в конце передачи. Анонс благополучно закончился, и прямая трансляция на несколько минут прервалась.
Потом Джон с Эли просмотрели свои сценарии и выслушали последние поправки и замечания из аппаратной.
Джон чувствовал, как эмоции подкатывают к глазам слезами, но сдерживал их. Он сосредоточился на сценарии, на распоряжениях Марделл, на передаче.
Тина Льюис и Пит Вудман, главный режиссер семичасового выпуска, быстро пролистали сценарий получасового выпуска. Сузан снова была на своем посту, готовая руководить съемкой.
– Я слышал, у вас что-то не получилось с сюжетом о мойке машин, – сказал Пит.
– Мм... длинноват, полагаю, – ответила Тина. – Мы выбросили его из пятичасового выпуска, но давай посмотрим, нельзя ли его пустить сейчас.
Пит нашел сюжет.
– Ага... номер 140. Да, с ним сложно.
– Так давай выбросим еще что-нибудь. Посмотрим, что тут можно сделать.
Сузан поняла, что сейчас что-то произойдет, но занялась своей работой, не желая ее потерять.
– Камера Два, средне – крупный план Джона и Эли. Камера Один, крупный план Эли. М-м... комментарии Барри Гога остались или нет?
– В четвертой части, – сказал Пит.
– Хорошо.
– Десять секунд.
Сузан начала съемочный процесс.
– Все приготовились.
Пит начал обратный отсчет.
– Три... два... один Семичасовой выпуск шел как по маслу; Джон и Эли по очереди представляли сюжет за сюжетом. Первая часть шла долго.
– Мы выбросим сюжет о погоне за пикапом, номер 180, – сказал Пит.
Тина встрепенулась:
– Нет, перенеси его во вторую часть.
– У нас нет места во второй части, – возразил Пит.
– Тогда перенеси... м-м-м... номер 280, новый мусоросжигатель, в третью часть.
Питер начинал раздражаться.
– Тина, так можно без конца двигать!
– Давай попробуем.
Пит только потряс головой.
– Ладно, попробуем.
Джон и Эли получили следующие указания из аппаратной. Они сделают номер 160, облава на игорный дом, а потом прервутся на рекламную паузу. Номер 180, погоня за пикапом, откроет вторую часть. Номер 280, новый мусоросжигатель, откроет третью часть.
Они сделали нужные отметки в своих сценариях. Эли закончила сюжет об игорном доме. Потом они дали короткий обзор следующих в программе сюжетов и прервались на рекламу.
– Хорошо, – раздался голос Сузан в их наушниках. – Запомните, мы открываем вторую часть номером 180, погоня за пикапом. Камера Три, крупный план Джона. Так держать.
Вторая часть прошла гладко, перестановки оказались удачными и даже позволили сэкономить несколько секунд. Это время они заполнили остроумными репликами телеведущих.
Рекламная пауза.
Пит потряс головой.
– 0'кей, Тина, сейчас начнется третья часть, а она перегружена.
Тина уже решила проблему.
– Передвинь номер 370, предвыборная кампания, в четвертую часть.
Пит умел считать. В четвертой части было слишком много сюжетов и слишком мало времени.