Она на минутку укрылась в сторонке от уличных взоров и сменила одежду. Всего за полмесяца она полностью сбросила лишний вес так, что мужская одежда сидела на ней очень даже неплохо.
Йоко со смешанным чувством разглядывало своё исхудавшее, без грамма жира, тело. Её руки и ноги прошли сквозь тяжёлую и изнуряющую тренировку. Худоба только подчёркивала её мускулатуру. Дома, в её старом мире, она с большой опаской приближалась к напольным весам. Теперь, она словно с удвоенной страстью увлеклась диетой, которой раньше никак не могла придерживаться. Это было действительно забавно.
Неожиданно она вспомнила про синий цвет, тёмно-тёмно синий, яркий оттенок индиго. Цвет джинсов. Она всегда хотела иметь джинсы.
Ещё будучи в начальной школе, она должна была участвовать в атлетических соревнованиях. Девочки и мальчики были разбиты на две команды, соревнующихся между собой. Поскольку бегать в платье было не слишком удобно, она уговорила маму купить ей пару джинсов. Отец, при их виде, посинел от злости.
– Твой отец считает, что девочкам не подобает носить такую одежду.
– Но все их носят!
– Твоему отцу это не нравится. Он считает, что девочкам неприлично одеваться как мальчики, и разговаривать как мальчики. Он этого не потерпит.
– Но ведь будут состязания в беге. Я проиграю, если буду в юбке!
– Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть мальчикам.
– Но…
Когда Йоко хотела продолжить спор, её мать взяла инициативу в свои руки. Она низко поклонилась. Мне очень жаль, Йоко, но ты должна извиниться перед отцом.
Она так и сделала, а джинсы были возвращены в магазин.
– Это омерзительно.
– Имей терпение, Йоко.
– Но почему я должна была извиняться перед отцом? Я не сделала ничего плохого!
– Ты поймёшь, когда выйдешь замуж. Так лучше…
Вспомнив это теперь, Йоко разразилась смехом. Если бы отец мог видеть её сейчас, только бы взглянуть на его лицо! Рядиться под мальчика, таскать с собой меч, ночевать в полях, когда нельзя заполучить место в трактире. Она могла только представить себе его багровое от бешенства лицо.
Такой он человек, мой отец. Девушка должна быть милой и целомудренной. Это было важнее всего. А так же скромной, сдержанной и чрезвычайно послушной. Девушка не должна быть умной или сильной. Она тоже в это верила, долгое время.
– Но это неправда! – сказала она вслух.
Что ей это дало, позволить робко и смиренно себя арестовать? Или робко и смиренно дать Такки продать себя в бордель?
Йоко крепко сжала свой завёрнутый меч. Если и было что-то, что она хотела бы сделать по-другому, так это проявить побольше твёрдости при той первой встрече с Кейки. По крайней мере, хотя бы спросить в чём, собственно, дело. Куда они направлялись? В каком направлении, для какой цели, и когда они собирались вернуться назад? Сделай она это, и, скорее всего, она бы не оказалась в такой переделке, по уши в проблемах и без малейшего понятия, что делать.
Быть слабой было очень небезопасно. Если она не будет до предела напрягать своё тело и мозг, она не выживет.
Выжить.
Она выживет, она вернётся домой. Это были единственные желания, которые она могла себе позволить.
Свою прежнюю одежду она продала старьевщику, вместе с вещами Такки, выручив немного денег взамен. С деньгами в руке, она смешалась с толпой, проходящей сквозь ворота. Никто из стражников её не заметил. Оказавшись внутри, она сразу же направилась к центру города. Она узнала от Такки, что чем дальше отходишь от ворот, тем трактиры становятся дешевле.
– Чего тебе, мальчик? – спросили её, как только она вошла в трактир. Йоко не удержалась от улыбки. Большинство трактиров содержали попутно и харчевни. Было в обычае сразу же узнавать о заказе у клиента.
Йоко оглядела помещение. Можно было многое сказать о месте только по атмосфере, царящей в харчевне. Этот трактир не был заведением высокого класса, но, также, и не лачугой.
– Есть свободные места? – спросила она.
Трактирщик бросил на Йоко пытливый взгляд. – Ты один?
Когда Йоко кивнула, он сказал – Сто сен. У тебя есть деньги, я полагаю?
Йоко в ответ показала кошелёк. Платить было принято, покидая заведение.
Государственной валютой была монета. Существовали несколько видов квадратных и круглых монет. Ценность квадратных монет была выше. Деньги считались в «сенах», и их стоимость была выгравирована на самой монете. Также, здесь, по-видимому, имели ход золотые и серебряные монеты, но она ни разу не видела бумажных денег.
– Тебе что-нибудь нужно?
Йоко покачала головой. Единственное, что прилагалось бесплатно в придачу к комнате, был доступ к колодцу. Всё остальное – баня, еда и питьё – полагалось за дополнительную плату. Она выяснила это во время своего путешествия с Такки и поэтому уже успела купить себе кое-что поесть с продуктовой переездной палатки за воротами.
Трактирщик нетерпеливо кивнул и крикнул в заднюю комнату:
– Эй, у нас гость. Проводите его в его комнату.
Из задней комнаты тут же появился пожилой мужчина и поклонился в ответ. С застывшей на лице улыбкой он взглядом указал Йоко на внутренние помещения трактира. С облегчением от того, как легко ей удалось заполучить комнату, она последовала за ним.
Глава 26
Они взобрались по лестнице позади трактира на четвертый этаж. Все эти здания были построены из дерева и в больших городах не превышали третьего этажа. В этом трактире, по всей видимости, был четвёртый. Потолок был настолько низким, что Йоко могла спокойно протянуть руку и достать до него. Такой большой женщине как Такки пришлось бы пригнуться.
Ей дали маленькую комнату, не больше чем шесть на шесть футов, с деревянным полом. Вдоль стены в задней части комнаты стояли высокие полки, забитые несколькими линялыми футонами. Кровати не было. Спать приходилось на футоне на полу.
Возле стены, из-за полок приходилось пригибаться, даже стоя на коленях. Стоять можно было только в передней части комнаты. Задняя часть служила спальней. В комнатах, которые она снимала с Такки, были высокие потолки, кровати и даже стол. Для них обоих это стоило около пятисот сен за ночь.
Поскольку это была не самая безопасная часть города, в таком трактире приходилось закрывать дверь, входя и выходя. Старик вручил Йоко ключ и собрался уходить. Йоко остановила его и сказала:
– Простите, где находится колодец?
Когда она заговорила, старик резко развернулся, как собака, забежавшая поперёк своего поводка. Его глаза широко раскрылись. Несколько долгих мгновений он глядел, уставившись на неё.
– Гм…,– сказала Йоко. Подумав, что он её не расслышал, она повторила вопрос. Глаза старика раскрылись еще шире.
– Японский… – сказал он и едва не бросился обратно в комнату.
– Вы – вы из Японии?
Когда Йоко не ответила, он схватил её за руку.
– Вы кайкъяку? Когда вы сюда попали? Откуда вы? Скажите мне ещё что-нибудь по-японски.
Йоко могла только стоять и смотреть на него.
– Пожалуйста, поговорите со мной, как только что. Я не слышал Японского уже много-много лет.
– Я, э-э…
– Я тоже из Японии. Давай, дай мне послушать, как ты разговариваешь на Японском.
Из его, глубоко посаженных на морщинистом лице, глаз хлынули слёзы, чистые и сверкающие. Йоко тоже почувствовала, как ей разрывает душу. Какая странная случайность, что в этом странном краю, в уголке большого города, им довелось повстречать друг друга.
Она сказала:
– Значит, вы тоже кайкъяку?
Старик кивнул. Вновь и вновь, нетерпеливо, мотая головой, словно не в силах издать ни слова. Он схватил руку Йоко скрюченными пальцами. По крепости его хватки она могла понять, в каком одиночестве он пребывал. В ответ, она сжала его руку.
– Чай? – спросил он дрожащим голосом.
– Вы хотите чай?
Йоко склонила голову.
– Вы пьёте чай, верно? Не весть сколько, но у меня есть немного зелёного чая. Подождите меня здесь, пока я схожу за ним, ладно?
– Спасибо.
Старик вскоре вернулся с двумя чашками чая. Йоко любезно поблагодарила его. Внезапный запах зелёного чая навеял воспоминание о доме. Внимательно наблюдая, как Йоко пригубила чай, мужчина сел на пол прямо перед ней.
– Так рад повстречать вас. Я сказал им, что приболел и отвертелся от работы. Скажи мне, мальчик…нет, девочка, верно? Как тебя зовут?
– Йоко Накаджима.
А-а, ответил старик одними глазами.
– Меня зовут Сейзо Мацуяма. Кстати, девушка, мой Японский не слишком странный для вас, правда?
Йоко хотела согласно кивнуть, но отрицательно мотнула головой. У него и в самом деле был акцент, но она вполне могла его понять.
– Ну и хорошо. Старик, судя по виду, был готов расплакаться от счастья. Он и в самом деле, казалось, плакал и смеялся одновременно. Он спросил:
– Где вы родились?
– Где я родилась? В Токио.
Сейзо стиснул чашку в руке.
– Токио? Не могу поверить, что Токио ещё существует.
– Чего?
Не обращая внимания на реакцию Йоко, он вытер щёки рукавом туники.
– Я родился в Кочи, в Шикоку. Я проживал в Куре, когда попал сюда.
– Куре?
– Куре, в Хирошиме. Ты знаешь о Куре?
Йоко кивнула, пытаясь вспомнить свои старые уроки географии.
– Думаю, что помню, как слыхала о ней прежде.
Старик горько рассмеялся.
– Там находились военно-морская база и арсенал. Я работал в порту.
– Значит, вы переехали из Кочи в Хирошиму?
– Моя мать в то время проживала в доме родителей в Куре. Дом был сожжён дотла во время ночного налёта, это случилось 3-го Июля. Тогда она отослала меня пожить у дяди. Он сказал, что не собирается кормить меня, если я буду сидеть сиднем весь день, и я нашёл себе работу. Тогда-то нас атаковали и корабль, на котором я плыл в порт, затонул, а я упал за борт во всей этой суматохе.
Йоко поняла, что он говорит о Второй Мировой Войне.
– Очнулся я уже в Къйокай. Меня носило по морю, пока меня не спасли.
Старик произносил слово
– Къйокай несколько иначе, чем Йоко привыкла слышать, ближе к
– Кокай.
– Значит… вот как это случилось.
– До этого тоже бывали страшные воздушные налёты, даже после того как арсенал был разнесён в щепки. На морской базе были корабли, но они не могли прийти на помощь. Внутреннее море (Сетонакай) и море Суо были полны мин и корабли не могли прорваться.
– Ох– сказала Йоко.
– Токио бомбили в Марте, всё место превратилось в пепел. То же самое случилось с Осакой в Июне, большой воздушный налёт сжёг город дотла. Лузон и Окинава сдались. Честно говоря, я думал, что мы не выиграем. Мы проиграли, верно?
– Гм… да.
Старик тяжело вздохнул.
– Ну да. Я уже давно чувствовал, что этим всё и закончится.
Йоко не совсем понимала его чувство. Её родители родились уже после войны. Никто из старших родственников никогда не говорил о тех временах. Для неё это было всё равно, что древняя история, про которую ты узнавал из учебников или фильмов и телепередач.
И всё же, то о чём он говорил, было не столь отдалённым для неё как этот мир. Поэтому, хоть она и плохо себе представляла то, о чём он рассказывал, её доставляло удовольствие вновь слышать о таких знакомых местах и исторических событиях.
– Что ж, значит, Токио всё еще существует. Я так полагаю, что Япония теперь принадлежит Соединённым Штатам.
– Ещё чего! – воскликнула Йоко.
Глаза старика расширились в ответ.
– Вот как…вот как. Но, девушка, тогда откуда у вас такие глаза?
После минутного замешательства Йоко поняла, что он имеет в виду их цвет. Как только она попала сюда, они стали изумрудно-зелёными… Она поколебалась, а затем ответила:
– Это не имеет к этому никакого отношения.
Старик поклонился и покачал головой.
– Нет, нет. Забудьте, что я сказал. Просто я был так уверен, что Япония превратилась в Американскую колонию. Ну, если не так, не обращайте внимания, не обращайте внимания.
Здесь, под далёкими, чужими небесами, этот старик продолжал беспокоиться о своей родине, в чьей судьбе он никак не мог удостовериться. Что случится с их страной, ни он, ни Йоко не могли знать. Но по истечении времени эти чувства становились только всё более глубокими. Должно быть, очень нелегко быть выброшенным в водоворот этого мира. Но, вдобавок ко всему этому, этот старик продолжал полвека пестовать свою привязанность к отечеству.
Он спросил:
– А как поживает Его Величество?
– Вы имеете в виду Императора Шова? Если вы имеете в виду Императора Шова, то он пережил войну, но он…
Умер, собиралась сказать она. Спохватившись, он сформулировала это более вежливо:
– К несчастью, он скончался.
Голова старика резко подпрыгнула, затем он низко поклонился и прижал рукава к глазам. После минутного колебания, Йоко похлопала по его округлившимся плечам. Поскольку, судя по всему, его это не обидело, она продолжила ласково поглаживать костлявую мужскую спину, пока его рыдания не утихли.
Глава 27
– Прости. Когда ты доживёшь до моего возраста, плакать становится всё легче, – сказал старик.
Йоко ничего не сказала, только покачала головой в ответ.
– Так… в каком году это случилось?
– В каком году? – отозвалась Йоко.
Старик как-то непонятно посмотрел на неё.
– Когда закончилась Великая Война? – спросил он.
– Это было в 1945.
– Шова?
– Э-э… – Йоко пришлось на минутку задуматься, вытаскивая из памяти хронологические таблицы, которые она заучивала на школьные экзамены, – Думаю, двадцатый год Шова.
– Двадцатый год Шова? – уставился тот на неё, – Я попал сюда в двадцатом году Шова. Когда в двадцатом Шова?
– В августе… Это было 15-го августа.
Старик сжал кулаки.
– Август? 15-го августа, 20-го Шова?
– Да…
– Меня выбросило за борт 28-го июля! – он свирепо взглянул на неё – Не больше чем за полмесяца до этого!
Не имея ни малейшего представления, что сказать, Йоко могла только склонить голову, тихо и терпеливо, пока старик продолжал без остановки расписывать все горести, которые ему пришлось пережить из-за войны.
Было уже около полуночи, когда он наконец начал расспрашивать Йоко о ней самой. О её семье, её доме, как он выглядел, какую она вела жизнь. Было немного больно отвечать на эти вопросы. Она неожиданно осознала, что перед ней находится человек, родившийся задолго до неё, который был перенесён сюда и никогда больше не вернулся.
Уготована ли и ей такая же участь? Суждено ли ей провести всю жизнь в этой странной стране, не имея возможности вернуться домой? По крайней мере, ей повезло встретить собрата кайкъяку. Если подумать над тем, сколько времени этот старик провёл в одиночестве, это и в самом деле было подарком судьбы.
– Скажи мне, за что мне всё это? – старик сидел, подогнув под себя ноги и, упёршись локтями в колени, подпирал голову руками, – Я потерял своих друзей и всю семью, очутившись в этом странном месте. Я всё едино думал, что умру в один из этих налётов, но, только подумать, что всё это закончилось через полмесяца, каких-то полмесяца.
Йоко всё ещё не нашлась, что сказать.
– Конец войне и всё снова встало бы на свои места. А я, вместо этого, очутился здесь, не получая никакой радости от жизни, даже хорошей еды.
– Да, но…
– Я уже много раз говорил, что было бы лучше, если бы я погиб в одном из этих налётов, всё лучше, чем попасть в это странное место, где я понятия не имею, что и где находится, и ничегошеньки не понимаю из того, о чём говорят.
Йоко взглянула на него с изумлением.
– Вы не понимаете, что они говорят?
– Ничего. Только несколько слов, тут и там. Поэтому-то это единственная работа, которую я могу заполучить, – он подозрительно посмотрел на Йоко, – Ты понимаешь, что они говорят?
– Да… – уверенно сказала Йоко, – Для меня это звучит, как японский.
– Глупости, – сказал старик, с потрясённым лицом, – Единственный раз, когда я услышал японский, кроме как, разговаривая сам с собой, было сегодня, от тебя. Понятия не имею, что за слова они произносят, но для меня это нечто вроде китайского. Но уж и близко не японский, это точно!