— Испугался, да?
У Саши самого слёзы по щекам чистой родниковой водой. Яр мотает головой и осторожно их стирает:
— За тебя — очень.
Саша устало улыбается и рассеянно смотрит на собственную руку, поросшую бурой шерстью. Перебирает когтями в воздухе:
— Не то?
— Не то, — через силу улыбается Яр.
Саша возвращает руку в человеческий вид. Чуть щурится, будто проверяя себя:
— И зубы не то?
— И зубы, — Яр шмыгает носом. — Опять клыки какие-то.
— Ну что ты будешь делать, — вздыхает Саша. Клыки укорачиваются. — Проверь?
Яр не успевает сообразить, что происходит, когда настойчивые руки — вены на них по-прежнему кажутся мудрёным переплетением веточек, но к этому так легко привыкнуть — тянут его за воротник. Тёплые чуть приоткрытые губы прижимаются к его.
Вполне человеческие, хоть и длинноватые, клыки прикусывают его нижнюю губу. Яр жмурится, отвечая; скользит языком по ровному ряду зубов.
— Ну как? — очень серьёзно спрашивает Саша. Только глаза — человеческие и не по-человечески зелёные — смеются, будто солнце на листве играет.
— Ты смог, — так же серьёзно кивает Яр.
И чешет его у основания всё ещё волчьего уха.
========== Ливень ==========
Саша смеётся, раскинувшись на траве.
Яр за один этот смех его любить готов — в нём удивительно живое что-то, перезвон капель, щебет птиц и какое-то бесконечное ощущение весны даже в разгар жаркого лета. Яр сам улыбается, любуясь, как он откидывает голову, доверчиво открывая уязвимое горло, и как в зелёных глазах солнечными зайчиками на листве прыгает веселье.
Яру ужасно хочется его обнять.
Саша его опережает — приподнявшись с земли, тянет сидевшего Яра за руку, почти роняя его на себя, и радостно зарывается носом в его волосы. Яр расслабленно утыкается носом в его шею.
Яр сам рядом с ним смеяться наконец-то учится и не бояться вечно удара. Яру рядом с ним спокойно и тепло, несмотря на случайности вроде нечаянно вылезших когтей.
Остаться здесь насовсем кажется сейчас самым разумным решением в его жизни.
Саша напрягается вдруг, садится, носом ведёт совсем по-звериному:
— Гарью тянет.
Отстранившийся было Яр вмиг снова рядом оказывается, прижимается к его боку, руками обхватывает, будто бы защитить пытаясь:
— Снова? Тебе… тебе будет больно? — у него голос против воли дрожит.
Саша обнимает его за плечи, продолжая чутко принюхиваться и вертеть головой. Подбородком дёргает:
— Нет, это… рядом где-то. Меня не задело.
На миг его силуэт расплывается, будто из теней сотканный. Яр напрягается — боится, что Саша ускользнёт сейчас ветерком куда-то, где ему будет опасно и… снова больно. Яр слишком хорошо помнит, каким он вернулся с пожара.
Саша не исчезает — наоборот, уплотняется снова. Рассеянно трясёт рукой, стряхивая покрывшие её еловые иглы и возвращая коже человеческий вид. Глаза отводит почему-то. Яр цепляется за него сильнее.
— Что там?
— Ты… твоя деревня, — Саша прячет взгляд; к себе прижимает почти до боли. — Там пожар.
Яра будто водой ледяной окатывает. Он замирает, чувствуя, как тёплые родные руки гладят по плечам; жмурится, пытаясь отогнать панические мысли про оставшуюся там семью.
Не так много времени прошло — а кажется, что он вечность назад их видел.
— Мне надо туда, — бормочет он, медленно отстраняясь.
Саша стискивает его плечи:
— Там огонь. И они же… они сжечь тебя пытались, зачем?..
Яр смотрит на него — в зелёных глазах отблесками пламени бьётся животный страх перед огнём. Осторожно сжимает его запястья:
— Там… моя семья ведь осталась. А если они… если с ними случится что-то? Мне нужно туда.
Иррациональное совершенно «а вдруг я мог бы помочь» не даёт остаться на месте. Саша его держит крепко, будто боится, что Яр и правда может сорваться в любой момент на бег через чащу, смотрит почти умоляюще:
— Ты ничего там сделать не сможешь. Зачем? Ведь опасно…
— А ты? — вскидывает голову Яр. — Ты — сможешь?
Саша головой качает, говорит виновато:
— Это за пределами леса. Там моей власти нет. Не ходи, — у него в голос на миг скулежом прорывается что-то совсем звериное, — там огонь и тебя не любят. Мне за тебя страшно.
— Мне нужно, — бормочет Яр. — Я… не знаю, как объяснить. Я не буду подходить близко, мне просто… нужно хотя бы увидеть. Пожалуйста.
На миг колет страхом, что Саша не отпустит. Это ведь в его власти; его лес и его правила — захочет, и Яр плутать будет вокруг одной ёлки, пока не устанет и не откажется от идеи.
— Тогда я с тобой, — выдыхает Саша. — Если ты… если не можешь иначе — я пойду с тобой. Слишком опасно одному. И огонь… — он ёжится — буквально ёжится, волосы на миг топорщатся иглами.
Яр благодарно его обнимает.
После сухого и жаркого лета деревня горит пугающе легко. Когда Яр с Сашей выходят на опушку, один из домов как раз складывается внутрь, выбросив столб искр в воздух.
Люди, выстроившись цепочкой от реки, передают вёдра с водой. Яр втягивает голову в плечи, узнав среди них фигуру отца — увидев огонь совсем близко от бывшего когда-то родным дома.
Забавно, как быстро он стал восприниматься бывшим.
— Колодец, наверное, совсем пересох… — бормочет Яр, невольно прижимаясь лопатками к сашиной груди.
Тот рычит тихонько — звериные клыки снова лезут против его воли. Его руки на плечах Яра чуть заметно дрожат — видно, насколько сильно хочется ему рвануть в лес, от огня подальше. Яр стискивает его запястье.
Яру обратно в лес тоже хочется, но почему-то пока кажется, что нельзя. Что-то — смутное какое-то предчувствие — заставляет его податься вперёд, наблюдая за происходящим.
Он вздрагивает и прижимается к Саше сильнее, увидев, как пламя перекидывается на крышу когда-то его дома. Саша разворачивает его к себе, обнимая за плечи защитным жестом — Яру кажется на миг, что спину закрывают крылья какой-то птицы, тут же, впрочем, превратившиеся обратно в человеческие руки.
Саша дрожит всё сильнее. Яр утыкается в его плечо, дышит сорвано и до слёз жмурится, слыша, как где-то там кричат люди и ревёт пламя.
Им не хватает воды.
— Давай уйдём, — Саша лицо прячет в его волосах. — Ты им не поможешь, уйдём, не надо…
«Им не хватает воды».
Колодец пересох, всё пересохло, а вёдрами слишком медленно и недостаточно, и уровень воды в реке уменьшился вдвое, и вода далеко от деревни сейчас — слишком далеко, безнадёжно далеко. Яр затравленно всхлипывает — в ушах кровь шумит, будто…
…как сильный ливень по листве.
Саша прижимает его к себе почти больно, тянет осторожно в сторону леса. Яр качает головой, собирается с силами, чтобы оглянуться.
Из деревни слышится громкий крик. Яр крупно вздрагивает, услышав среди других голосов звонкий голос своей сестры. Ужасом окатывает, как ледяной водой из того ведра.
Нет, нет, нет, боже, нет, только не семью, только не сестёр, пожалуйста, только не…
— Им нужна вода!.. — бормочет он уже вслух.
Оглядываться слишком страшно. За спиной кричат снова, срываясь на панический визг — у Яра ноги подгибаются от охватившего тело страха. Шум в ушах становится невыносимым. В глазах темнеет.
— Смотри, — выдыхает Саша хрипло.
Яр голову поднимает неуверенно, испуганно, за сашину шею слабо цепляясь, чтобы не упасть, — и понимает, что в глазах потемнело не у него.
Просто туча, неизвестно откуда появившаяся на чистом небе, закрыла солнце. Яр щурится, приглядываясь, — и видит, что от реки к ней поднимается водяной столб.
Будто небеса с землёй соединены. Огонь в этих резко наступивших сумерках выглядит адским пламенем. Яр дрожит.
— Это… ты делаешь? — успевает спросить он, прежде чем туча проливается дождём.
Страшный ливень не то чтобы начинается — почти падает единым потоком, оглушая и ослепляя. Яр снова цепляется за Сашу, вмиг промокнув насквозь. В деревне кричат опять — кого-то, кажется, смыло; Яр прижимается испуганно к сашиной груди, пытаясь устоять на ногах.
— Что происходит? — кричит он, пытаясь перекрыть шум воды.
Саша вжимает его в себя — надёжно и крепко; Яр чувствует, как его руки уплотняются, деревенеют — буквально. Прячет лицо в изгибе его шеи, спасая глаза и дыхание.
Слишком много, слишком сильно, будто со всех сторон водой хлещет — Яр просто упал бы, если бы не надёжная хватка. Саша остаётся единственной точкой опоры; от Саши запах хвои такой привычный и родной, что только это, кажется, и помогает в сознании удержаться. Мысли плывут — и усталость такая вдруг наваливается, что хочется просто лечь и не вставать. Будто мешки с камнями привязали к рукам и шее.
Некстати вспоминается, что именно так десяток лет назад топили местную ведьму.
Огонь, наверное, погас — только голову сейчас не повернуть. Да нет, точно погас. Не мог не погаснуть. Если это на самом деле не адское пламя, которому вода не помеха…
Потоки воды уменьшаются, переходя в сильный ливень, потом — просто в дождь. Яр шевелится, почти заставляя себя отстраниться.
Надо оглянуться. Надо посмотреть, насколько огонь и вода разрушили его бывший дом.
Не выходит. Просто не получается — Яр, скосив глаза, понимает, что руки у него на плечах действительно стали причудливо изогнутыми ветвями.
Это неожиданно заставляет его рассмеяться — чудовищное нервное напряжение выходит почти истерикой, до слёз на глазах. Он снова утыкается Саше в плечо. Тот издаёт невнятный вопросительный звук и прижимается к виску тёплыми губами.
— Саш, — выговаривает Яр; снова на смех сбивается. Это уже точно истерика. Мокрые волосы к лицу липнут. — Я… ты… руки, — голос пресекается.
Саша застывает, будто пытаясь понять.
— Оу, — говорит, наконец. Яр чувствует, как хватка становится слабее — обычной человеческой. — Прости. Боялся… не удержать.
Яр благодарно вздыхает, поводя затёкшими плечами. Чуть отстраняется — и замирает на десяток секунд, забыв, что хотел сделать: Саша стоит, запрокинув голову и подставив дождю лицо; глаза закрыл, и выражение такое блаженно-спокойное, что Яр взгляд отвести не может. Вечно растрёпанные волосы прибиты сейчас водой к мокрому лбу, капли стекают по лицу на шею, по обнажённому горлу и к ключицам, в ямках над ними собираясь.
Яр испытывает резкую потребность прижаться губами к бледной коже.
За спиной кричат, и он вздрагивает, растеряв все лишние мысли — остаётся лишь страх. За родных и знакомых… и — почти сразу — за себя, когда в крике он разбирает с ненавистью выплюнутое «колдун!».
Кажется, его увидели — и узнали. Кажется…
Кажется, он разбирает среди прочих голосов голос отца.
— Колдун!
— Пожар вызвал!
— Потоп — из-за него!..
«Это не я, — хочется возразить. Ноги опять подкашиваются. — Не я».
Саша голову опускает и рычит по-звериному, реагируя на ненависть в чужих голосах; от воды и спокойствия отряхивается резким движением. У него ноги, вросшие было на время потопа в землю корнями, переплавляются во что-то… во что-то даже близко не человеческое, Яр даже понять не может, что это за зверь — Яру просто не до того. Он медленно поворачивается.
Огня больше нет — но вода, кажется, тоже вызвала разрушений слишком много. Родной дом… он ищет его взглядом испуганно — почти выстоял. В соседнем вот провалилась крыша, и окружавший деревню частокол местами упал, смытый ливнем, и…
Он не успевает оценить, что ещё случилось, — все мысли из головы вытесняет осознание, что в его сторону движутся уже не подростки заигравшиеся, а разозлённая толпа.
— Это не я, — хрипит он, чувствуя, что снова подкашиваются ноги.
Дождь усиливается. Яр опускается на колени, чувствуя, как осторожно придерживают его родные руки — чтобы потом пропасть с плеч. Он вздрагивает — кажется, что его оставили одного.
— Ты, — как-то очень спокойно отвечает Саша, отстраняясь и выступая вперёд. — Они правы… отчасти.
Яр мотает головой испуганно. Саша оглядывается на него, говорит мягче:
— Ты очень хотел помочь, да?.. — И наверх смотрит: — Это вода… тебя послушалась.
И, развернувшись, с низким угрожающим рычанием припадает — уже не на руки, на передние лапы мощного волка. Собой закрывает, недвусмысленно давая понять, что не позволит приблизиться. Яр его как сквозь сон слышит.
Послушалась. Вода. Они правы. Они правы. Они…
Они останавливаются на какой-то миг, а потом идут дальше. В руках блестит что-то — они на охоту на волка и колдуна настроены слишком решительно. Саша на шаг отступает — по ветвям шорохом «иди в лес, там не тронут».
Страх — уже за Сашу — оглушает снова — двинуться ни шанса. Сашин силуэт расплывается перед глазами; угрожающие крики сливаются в единый шум. Яр встречается взглядом с собственным отцом и в ненависти тонет.
Остаток воды с неба падает комом, прицельно на приближающихся людей, сбивая их с ног и преградой вставая между ними и опушкой леса. Сползающий в обморок Яр чувствует, как его подхватывают знакомые руки.
Дальше только темнота — и запах хвои, и тепло такое родное и уютное, что из него высовываться не хочется. Так и остался бы — навеки, в безопасности и…
…Яр с трудом открывает глаза. Лежащий рядом волк вскидывается, лижет его в нос, потом в щёку — и, с некоторой заминкой, становится человеком.
Очень встревоженным человеком, который сначала может только невнятные скулящие звуки издавать и только потом соображает, что волчья морда разговору не способствует.
— Как ты? — выдыхает он наконец. Оставшийся хвост взволнованно метёт по траве.
— Хорошо?.. — предполагает Яр, глядя снизу вверх. Вставать пока не хочется — и нет уверенности, что удастся.
Саша перетаскивает его голову себе на колени, больно царапнув когтями плечо. Яру вдруг очень смешно становится; он руку тянет, дёрнув его за звериное ухо:
— Успокойся, а то весь разваливаешься.
Саша неуверенно улыбается в ответ. Хвост и ухо пропадают; когтистая лапа, помедлив, меняется на человеческую кисть.
— У людей есть уши, — подсказывает Яр, смеясь. — Два.
Саша закатывает глаза. Недостающее ухо отрастает.
— Лучше, — кивает Яр. Фыркает: — И ещё обычно шерсти не так много на руках, но это уже мелочи.
— Вредничаешь — значит, жив, — вздыхает Саша, но шерсть пропадает. — Два дня лежал. Ты как вообще, колдун?
Яр возмутился бы, но от Саши это звучит уважительно, восхищённо даже. Он плечами смущённо пожимает:
— Да какой я колдун…
— Ты вылил на них полреки! — теперь у Саши в голосе настоящее восхищение. Лёгкой грустью, впрочем, сменяется почти сразу: — Ты их любишь… и за них испугался. Но! — зелёные глаза снова загораются; Яр замирает, любуясь. — Другие полреки ты на них вылил, испугавшись за одного меня. Значит, меня ты любишь больше.
Яр смеётся от неожиданности и всё-таки садится — обнять становится неодолимой потребностью. Получается не с первого раза: Саше приходится поддержать. Яр уже так привычно утыкается ему в шею.
— Люблю, — подтверждает.
Сказать это оказывается неожиданно легко. И правильно до боли. Саша почти смущённо ворчит, зарываясь носом в его волосы. Яр прислушивается к себе.
— Какой я колдун? — повторяет почти разочарованно. — Никаких огромных сил я не чувствую…
— Устал, наверное, — пожимает плечами Саша. — Или испугаться должен… разберёмся! — и к себе прижимает теснее, собственнически почти.
Яр трётся щекой о его плечо и соглашается мысленно.
Разберёмся. Позже.
Сейчас есть более важные вещи — кружащий голову запах хвои, например. И тёплые руки — только ради него человеческие, надёжные такие, что в них ничего не страшно.
И, наконец, по-человечески мягкие губы.
========== Кисточки ==========
Яр боится просыпаться один.
Особенно после того, как снится бывший дом; после таких снов очень хочется уткнуться и прижаться, от мыслей прячась — после таких снов грустно, или страшно, или, как минимум, хочется почувствовать, что кто-то есть рядом.
Кто-то, кому не всё равно, кто не оставит, кто…