Грей раздражённо плюхнулся в жалобно скрипнувшее под ним кресло. К нему тут же скользнула Джу. Он притянул девушку к себе на колени, обнял, зарывшись лицом в голубые, пахнущие морем и лилиями волосы, спросил покаянно:
— Испугалась?
— Немного, — честно призналась та. — Что теперь будет?
— Не знаю, — потянулся за телефоном Фуллбастер. — Но я это так не оставлю. Прости, друг, ты сам напросился, — обратился он к ушедшему Драгнилу и быстро забегал пальцем по кнопкам. Когда ему ответили, Грей, не здороваясь, сразу начал объяснять невидимому собеседнику причину своего столь позднего звонка: — Боюсь, у нас проблемы, сам знаешь у кого. Ты нужен здесь, срочно. Жду, — отложив аппарат, он обратился уже к Джувии: — Пойдём спать, чувствую, завтра нас ждёт ещё один трудный день.
*
Открывать глаза абсолютно не хотелось. Нацу прекрасно знал, что уже наступило утро — белёсый свет проникал под веки, отдаваясь внутри черепной коробки простреливающей болью при малейшем движении глазных яблок. Но вставать было нужно: его ждали непосредственные обязанности, к которым при всём желании нельзя относиться попустительски — от него зависело слишком много людей, и если на себя ему было откровенно плевать, то по отношению к другим он так поступить не мог. Хотя то, что произошло вчера, не лезло ни в какие ворота. И стыд был малой ценой на совершённые накануне (да и не только тогда) сумасбродства.
Он начал пить сразу после тех посиделок на крыше. Спустившись вниз, зашёл в первый попавшийся бар и планомерно надирался до закрытия, предварительно бросив официанту купюру. А потом стал делать так каждый вечер. Почему не уходил домой, прихватив с собой оплаченную бутылку? Потому что ему нужна была компания. Нет, не собутыльник и не собеседник, ибо разговаривать ни с кем не хотелось, как и делиться выпивкой. Нужны были мельтешащие вокруг люди, создаваемый ими белый шум, просто присутствие около себя кого-то живого. Днём, в окружении подчинённых, поставщиков, покупателей, коллег по предпринимательскому цеху, поедающие изнутри одиночество и тоска отступали куда-то на второй план, прятались по углам, не смея высунуть носа. Ведь даже в те моменты, когда Нацу оставался один в кабинете, он знал, что стоит ему выйти в приёмную, и рядом обязательно будут люди. А вечером вокруг него словно образовывался некий вакуум, отсекающий звуки, запахи, ощущения. Даже картинки, что мелькали перед глазами, становились нечёткими, серыми и расплывчатыми. Пару раз Грей почти насильно утаскивал его после работы к себе, но Драгнил не хотел злоупотреблять гостеприимством друга, а с учётом раскрывшегося секрета их вечерне-ночные посиделки если и не теряли право на существование, то однозначно переходили в разряд редких развлечений — пусть хоть эти двое будут вместе как можно чаще, коли для него самого подобное удовольствие стало невозможным.
Поэтому вот уже в течение почти трёх недель его планы на вечер оказывались до тошноты однообразны: прогулка, бар, выпивка, такси. Менялись лишь вывески заведений и лица стоящих за стойкой барменов. Всё остальное было неизменным. Даже зудящий в голове до боли родной голос, умоляющий прекратить издеваться над собой. А может, именно из-за него он и не мог остановиться? Может, именно поэтому и вливал в себя безостановочно всё новые и новые порции обжигающего виски, чтобы, наконец, перестать слышать то отчаяние и любовь, что пропитывали каждое слово? Временами Нацу казалось, что он сходит с ума: подсознание явно играло с ним в плохие игры, раз за разом прокручивая в мозгу ликбез о вреде алкоголя в исполнении любимого человека. Можно было бы свалить всё на воспоминания, но они с Люси ни разу не поднимали подобную тему в разговорах — как-то повода не было. Тогда почему? Разорванная ли в клочья душа хотела хотя бы так вернуть потерянное? Или это была совесть, таким образом намекающая ему о его эгоизме — разве своими действиями он не порочит память о любимой? Люси однозначно не понравилось бы то, что он делал с собой.
Но сил остановиться не было. Нацу чувствовал, что с каждым днём опускается всё ниже. Он буквально тонул в том мерзком болоте, в которое загонял себя едва ли не насильно, однако даже не пытался барахтаться, безразлично наблюдая за тем, как рушится его жизнь. А вчера едва не лишился её в прямом смысле.
За каким демоном ему приспичило сесть за руль, Драгнил не смог бы ответить и самому себе. Наверное, это была очередная попытка сбежать — от себя, от голоса, от всего мира. Быстрая езда и правда помогла: мозг словно отключился, сосредоточившись на управлении автомобилем. Всё остальное отошло на второй план, главным были лишь летящее под колёса дорожное покрытие и прыгающая на опасной отметке стрелка спидометра. Но вскоре и этого оказалось недостаточно. Тогда руки сами собой крутанули руль в сторону Восточной стройки.
Сделав несколько кругов по утрамбованной площадке, Нацу, наконец, решился: отъехал максимально назад и вдавил в пол педаль газа. Нет, у него и в мыслях не было покончить с собой, зато хотелось весьма остро пощекотать себе нервы — адреналин в крови и затуманенное алкоголем сознание требовали продолжения «банкета». Он собирался нажать на тормоз в самый последний момент. И тут случилось непредвиденное: в свете фар появилась хрупкая женская фигурка, вытянувшая перед собой руки, словно пыталась не много не мало остановить джип. Как было не узнать милое, с тонкими чертами лицо и светлые, рассыпавшиеся по плечам волосы? Тело двигалось на автомате. Визг покрышек, разворот, тишина. Драгнил бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Люси, стоя у подсвеченной красными габаритными огнями стены, улыбалась ему, тепло и открыто, как могла только она. Нацу резко обернулся, но никого в окне не увидел. Как и в зеркале, в которое снова посмотрел секунду спустя. Ужас холодной волной прокатился вдоль позвоночника, заставив мгновенно протрезветь. О том, чтобы и дальше самостоятельно вести машину, и речи не было — руки дрожали так, что он едва попадал в кнопки, когда вызывал такси, чтобы доехать до Грея.
То, что было дальше, вспоминать и вовсе не хотелось. Честно говоря, если бы Фуллбастер всё же ударил его, Нацу нисколько не обиделся бы на друга — заслужил. Поэтому без возражений отдал ключи от машины. А сегодня должен извиниться, и не только перед ним.
Едва слышно щёлкнул замочек на закрывшейся двери, зацокали каблучки, стукнул стакан о поверхность стола. Ну, что ж, пора начинать новый день. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, Драгнил сел и, не открывая глаз, потянулся за посудой. И даже не промахнулся. Почти — в последнее мгновение его руку перехватили и направили в нужном направлении.
— Спасибо, — хрипло выдохнул он, опустошив стакан. Теперь нужно было подождать несколько минут, прежде чем подействует лекарство.
— Если хотите, я отменю все сегодняшние встречи, — предложила Локсар.
— Не нужно. Просто сделай мне, пожалуйста, кофе.
— Вы могли и не просить меня об этом, — вроде как обиделась секретарша.
— Не мог, — возразил Нацу, с трудом разлепляя глаза. — В твои обязанности входит работать с документацией, следить за моим расписанием и общаться с посетителями. Пункт «Откачивать полуживого босса после очередной пьянки» в этом списке не значится. Особенно это касается того, кто вёл себя накануне по-свински. Извини за всё, что я вчера натворил.
— Ну, что вы! — мгновенно зарделась Джувия. — Я совсем не сержусь.
— Даже не знаю, радоваться этому или нет — слишком быстро ты меня простила, — вздохнул Драгнил. — Ладно, — махнул он рукой на собравшуюся возразить Локсар. — Давай закроем эту тему к вящему удовольствию нас обоих, потому что каждый всё равно останется при своём мнении, а время не ждёт.
Девушка с готовностью кивнула и убежала варить божественный напиток, способный подарить силы, а Нацу — приводить себя в более-менее человеческий вид.
Грей появился в его кабинете около одиннадцати — то ли желая подольше помучить друга, то ли был просто занят. Молча бросил на стол ключи и так же, не говоря ни слова, направился к выходу. Однако успел пройти лишь половину пути, когда хозяин кабинета его окликнул. Фуллбастер остановился, но поворачиваться не стал, тем самым показывая, что кое-кому придётся сильно постараться, чтобы восстановить потерянное доверие.
— Ты имеешь полное право злиться на меня, — начал Драгнил. — Не только потому что я завалился к тебе пьяным и едва не устроил драку. А, прежде всего, из-за того, что именно в таком состоянии я сел за руль. Глупое и весьма опасное занятие. Обещаю, подобное больше не повторится.
Грей, помедлив, повернулся, впившись тяжёлым, пристальным взглядом в ещё бледное после бурной ночи лицо друга, словно пытаясь для себя решить, насколько можно верить его словам. Очевидно, доводов «за» оказалось больше, потому что Фуллбастер небрежно кивнул на дверь и предложил:
— Поехали, заберём твою машину.
Восточная стройка вполне ожидаемо встретила их тишиной и полным запустением. Грей только неопределённо хмыкнул, осмотрев распахнутые хлипкие ворота, щёлкнул по болтающемуся на остатках цепи замку:
— Надо кого-нибудь прислать, пусть закроют, чтобы посторонние не лазили здесь.
Круговые следы шин на площадке и чёрные полосы восторга у него явно не вызвали, однако от комментариев он воздержался. Осмотрел джип, проверил, заводится ли, и снова вернул ключи владельцу автомобиля. Нацу всё это время стоял у заднего бампера, рассматривая землю, пытаясь найти на ней хоть какие-то материальные доказательства присутствия здесь другого человека, но лежащую на камнях серую пыль не тревожили уже очень давно.
— Ты сказал, что видел на стройке Люси, — встав рядом с ним, поинтересовался Фуллбастер. Честно говоря, вчера он не воспринял эти слова своего гостя всерьёз — мало ли что могло померещиться с пьяных глаз? Но сегодня, видя, с каким интересом и тщанием тот осматривается, решил всё же поговорить об этом. Возможно, ему просто померещилось. Или на стройку пробрались подростки, вот одного из них Драгнил и принял в темноте за погибшую возлюбленную. — Где она стояла?
— Прямо здесь, — ткнул под ноги Нацу. Грей сделал несколько шагов вперёд и вернулся обратно, оставив на земле чёткие отпечатки своих ботинок. Выходит, версию с подростками можно смело отметать — кроме его собственных, никаких других следов больше не было.
— Скорее всего, тебе просто показалось, — резюмировал он. Драгнил не ответил, поднял голову, обводя взглядом окружающее пространство, и застыл. — Что?
— Мне не показалось. Люси была здесь. Смотри!
Примерно на уровне их глаз на стене была нарисовано большое солнце, в центре которого располагалась надпись «Л+Н».
— Это мог нацарапать кто угодно, — попытался остудить пыл своего спутника Фуллбастер.
— Так рисовала только она, — возразил Нацу, подходя вплотную к стене и осторожно обводя рисунок кончиками пальцев. — Обычно рисуют сердечко или пишут знак равно и букву Л, а Люси хотела, чтобы этот рисунок был особенным, только нашим. Она была здесь, Грей. Не знаю, как, но вчера я видел именно её. И Люси… она спасла мне жизнь. Спасибо, милая, — уже гораздо тише сказал он, обращаясь к неровным, тщательно прорисованным линиям. — Спасибо за всё.
Фуллбастер ничего не ответил. Если друг хочет так думать, пусть. Всё, что угодно, лишь бы Драгнил снова стал прежним.
========== Глава 2 ==========
Нацу неторопливо шёл по тенистой кленовой аллее. Ветер ласково перебирал его розовые пряди, шаловливо забирался за воротник рубашки, ревниво обдувал лицо, спасая от полуденной жары. Заасфальтированная дорожка, раздваиваясь и огибая с двух сторон огромную клумбу с цветами всевозможных оттенков, наполнявшими плотный тёплый воздух сладковатым нежным ароматом, неуклонно вела его к двухэтажному белому зданию в старинном стиле, растекаясь перед ним небольшой площадкой — автомобильная парковка располагалась за пределами пансионата, и передвигаться по его территории посетителям разрешалось только пешком. Не пройдя до корпуса и половину пути, Драгнил свернул вправо, на боковую аллею, предварительно пропустив вперёд катящую инвалидную коляску с пациентом девушку в бежевой форме здешнего персонала. Через несколько метров он вышел на уставленную плетённой мебелью и зонтиками от солнца поляну, где, наконец, и увидел того, кого намеревался сегодня навестить.
Сидевшая за одним из столиков очень худая, строгая на вид женщина лет пятидесяти пяти увлечённо просматривала печатное издание, в котором Нацу безошибочно узнал «Деловой вестник Магнолии». Видимо, этот процесс оказался настолько захватывающим, что она ничего не замечала вокруг. Подождав ещё немного, Драгнил всё же решил привлечь к себе её внимание.
— Знаешь, я всегда считал, что дамы столь почтенного возраста предпочитают любовные романы, а не биржевые сводки, — усмехнувшись, сказал он.
— Любовные романы пусть читает оОба Бабасама, а я пока не хочу превращать свои мозги в розовый кисель, — ворчливо отозвалась «дама почтенного возраста», поднимая на него глаза. — Лет до девяноста точно.
— Что-то мне подсказывает, что и тогда ты вряд ли изменишь своим вкусам.
— Обычно представительниц моего пола обвиняют в непостоянстве. Так что ваше последнее заявление, молодой человек, я буду считать за своеобразный комплимент.
— Не стоит, иначе я решу, что совершенно разучился их делать.
— В таком случае, мне надо срочно взяться за ваше обучение — негоже терять хватку. А пока поцелуй меня и сядь уже, наконец, — в женском голосе отчётливо прорезались скрипучие раздражённые нотки, поэтому Нацу поспешил, послушно коснувшись губами прохладной, гладкой щеки, занять стул напротив, предварительно положив перед своей визави разноцветную коробочку, перевязанную красной атласной ленточкой:
— Их доставили сегодня утром. Надеюсь, твой врач будет не против подобных гостинцев.
— Даже если и будет, меня это не остановит — когда я отказывалась от своих любимых мармеладных мишек? — сухие тонкие пальцы, украшенные безупречным маникюром, проворно развязали бантик, откинули крышку и любовно погладили лакомство. — Спасибо, мой мальчик, знаешь ведь, как порадовать старушку.
— Брось, Ур, ты совсем не старуха, не наговаривай на себя, — возразил Драгнил, с лёгкой полуулыбкой наблюдая за своей собеседницей. Та в ответ на его слова только фыркнула, пряча своё сладкое богатство от чужих любопытных глаз под газетой — уж чем-чем, а мармеладками она точно ни с кем делиться не намерена.
Ур была матерью Уртир Милкович — девушки-подростка, которой оказались обязаны жизнью и сам Нацу, и его сестра Эльза. На момент, когда объятый пожаром дом навсегда изменил жизнь двух семей, ей не исполнилось и сорока. Мистер Милкович исчез в неизвестном направлении почти сразу после рождения дочери, однако ни его побег, ни тяжёлая судьба матери-одиночки, ни даже смерть единственного ребёнка не сломили эту сильную духом женщину, которая проходила все испытания с высоко поднятой головой и ехидной ухмылкой на тонких, никогда не знавших помады губах. Драгнил и через столько лет помнил, как она стояла у могилы Уртир — спокойная, гордая, с прямой спиной и без единой слезинки в глазах. Ур никому не показывала своё горе, стараясь избежать самого страшного — жалости, что щедро готовы были обрушить на неё окружающие люди и которая в итоге сломала его собственных родителей, заставив покинуть родной город.
Это могло показаться странным, но Нацу не одобрял их поступка — боль от перемены места жительства не стала меньше, а словно увеличилась в разы, потому что к ней прибавились угрызения совести перед теми, кто казался брошенным, забытым, вычеркнутым из жизни: Зерефом, Уртир и… Ур — женщиной, после смерти дочери оставшейся в полном одиночестве. Поэтому, как только появилась возможность, он вернулся, чтобы хоть как-то компенсировать миссис Милкович её утрату.
Ур поначалу была категорически против любых широких жестов с его стороны. «Ты ничего не должен мне, — говорила она. — Никто не виноват в том, что произошло, кроме тех, кто это сделал. Так что не вини себя и живи спокойно». Но Драгнил оказался очень настойчив, и ей ничего не оставалось, как сдаться, поставив одно условие: чтобы никого не стеснять, она будет жить в пансионате, потому что ей по состоянию здоровья требовался медицинский уход. Деньги от продажи дома миссис Милкович торжественно вручила молодому бизнесмену с наказом вложить их в дело, что тот и сделал, да так удачно, что смог не только раскрутиться сам, но и обеспечить своему неожиданному спонсору безбедную старость — дивидендов вполне хватало на оплату одного из лучших пансионатов даже без финансовой помощи со стороны. Нацу было милостиво разрешено иногда навещать Ур и баловать её любимым лакомством.