— Пушок! — слаженно ахнули домовики.
Некоторые из крошечных человечков заплакали, услышав это имя, некоторые — засмеялись, хлопая в ладоши, а один из них протолкался вперед, поближе к склонившемуся над коробкой Антону и, подпрыгивая, замахал руками:
— Это я! Я Ковер!
Антон улыбнулся человечку, раздувающемуся от гордости за сына, мимоходом отметив, что «папочка» лишь немногим выше Пушка. Ковер оказался самым низкорослым из всех когда-либо виденных Антоном домовых. Если, конечно, не считать Пушка. Но последний, может быть, немного подрастет. Еще лоддер заметил, что отец храбреца для домового достаточно экстравагантен: его рубаха была сшита из нескольких ярких ассиметричных кусков ткани, на голове красовался наперсток, а крошечные лапти сияли стеклярусом, тогда как остальные не выделялись яркими расцветками, предпочитая приглушенные тона.
Ковер одновременно плакал и улыбался, а стоящие рядом одобрительно хлопали его по плечам и спине. Полюбовавшись немного на эту веселую кутерьму, лоддер осторожно приподнял домового и переложил в тот карман, где спал Пушок: то-то радости будет, когда проснется!
____
От автора: описание быта домовых я не придумывала. Есть прекрасная книга о мифических существах, я пользовалась ею как справочником. Вот статья о домовых, часть которой я использовала.
«ДОМОВОЙ
Домовые очень маленькие, от 15 до 30 сантиметров ростом. По виду — разные. Есть уродцы, похожие на зверюшек, обросшие густой шерстью. Действительно, что-то вроде Чебурашки. А есть обликом напоминающие людей — и те, и другие ходят, как люди, на двух ногах. Пол явно мужской, поскольку они носят бороды. Женщин среди них нет. У домовых большие острые ушки, длинные бороды. На руках по пять пальцев, но бывает и по четыре. Есть среди них молодые и старые. И одеты, как люди, — в длинные рубашки, нередко с колпачком или шапкой на голове, как рисуют в мультфильмах или книжках, на ногах сандалии или просто босиком.
Живут они в маленьких домиках с оконцами и дверьми, мебель очень примитивная, самодельная, в основном плетёная из трав и лыка. Домики строят сами, спят в горшочках — это собственно их постельки. В качестве подстилки — сухие травы. Они любят спать и вообще довольно ленивые по характеру. Дома располагают в углах комнат, нередко на стенах и даже на потолке. Но поскольку это — в другом измерении, то домики выглядят как небольшой хуторок в пределах квартиры, они словно крепятся к стенам комнаты. Домовые живут, как правило, коллективами, но иногда и в одиночестве. В некоторых квартирах не живут вовсе. Это плохой признак. Если они не построят себе домик, то погибнут от холода. Они не могут жить без человеческого тепла, поскольку подпитываются от нас энергией.
Домовые, когда не спят, деятельны и чистоплотны. Всё время что-то убирают, чистят… Но спать любят и спят подолгу, нередко месяцами. Их могут разбудить только громкие звуки вроде выстрелов, на другое они не реагируют. Возможно, в их измерение земные звуки плохо доходят.
У них есть и дети, они появляются через 8 лет. Потомство домовых созревает в коконах, как созревают бабочки. Коконы белого цвета, состоят из тонких, почти прозрачных нитей. Коконы плетут сами, когда приходит срок размножаться. Они плетут вокруг себя эти нити, которые выделяются из коготков на руках. В коконе находятся примерно с месяц, а потом они появляются из кокона уже вдвоем. Маленький на треть меньше родителя, но уже с небольшой бородкой. Он сначала, как мёртвый, даже не шевелится, и его кормят кашицей из цветков, которые домовые выращивают сами. Да, у них есть сады, растут овощи и фрукты, которыми этот народец питается. Есть также и животные.
Малыши растут быстро, через месяц они уже ростом, как взрослые. Воду пьют, но не такую, как у нас. Домовые тоже могут болеть и даже умирают от болезней. Умерших кладут на большой лист растения. Главный среди них подходит и бросает на труп какие-то чёрные семена, и тот сразу превращается в облако, растворяется в воздухе.
Домовые имеют имена. Могут называть себя, к примеру: Том, Книга, Черпачок.
Понимают язык людей, хотя могут общаться мысленно, а не словами. Но мало рассказывают о себе. Говорят, что людям нельзя о них знать.
Домовые могут ходить и летать. Но им довольно трудно преодолевать большие расстояния.
Основным продуктом питания у домовых является каша из яблок. В их мире растёт дерево, которое даёт один огромный плод, который много больше самих домовых. Оно похоже на яблоко, но огромных размеров, называется пикти. Когда плод созревает, он падает на землю, и его разрезают на множество долек, сок собирают в сосуды, а дольки перетирают в кашицу. Каша хранится в их погребах долго, до нового урожая, и не портится. Семечки обладают свойством светиться, и примерно месяц служат для домовых как освещение в их домиках.
Если запасов каши не хватает на год, то этот народец режет крупных лягушек, из шкуры которых они делают одежду, а мясо жарят на огне. Огнём они пользуются нашим. На вилах подсовывают куски мяса в огонь, когда мы включаем на кухне газ.
В домах у домовых есть часы, но там вместо цифр другие символы. Из музыкальных инструментов используют дудку. Рисуют с помощью сока ягод. Разрисовывают в основном стены своих домиков. В качестве света в вечернее время они помещают в домах светлячков, для которых плетут специальные корзинки из соломы. Светлячков выращивают, как кур.
Кроме того, у домовых имеются школы, где учатся их дети. Обучение ведётся основам жизни и навыкам в строительстве домов, в использовании энергии людей, а также в оказании посильной помощи жителям Земли.
Домовые безобидны и не хотят вреда людям.»
========== Глава пятнадцатая ==========
— Ну, что? Подведем итоги?
Федор с Матреной сидели на диванчике в одной из комнат пещеры, вокруг сновали брауни, подавая поздний ужин. Очень поздний. Почти завтрак.
— Ты говори, говори, а я просто посижу неподвижно. Если упаду — не буди, — вяло пошутила напарница.
— Короче. Домовых мы спасли и это замечательно. Но мужик, совершающий жертвоприношения, пока не прояснен. Терентий говорит, что он внезапно позвонил и отказался от уже проплаченного заказа. Это странно. Все-таки, кем бы он ни был, а денежки всем нужны, их каждая тварь считает и бережет. У нас есть фоторобот — это класс. Правда, я вообще не понимаю, как по этой кривенькой картинке можно кого-то опознать. Тем не менее мы ее, конечно, везде развесим. Человеку же не обязательно быть информированным, чтобы набрать телефончик, верно? Вот. А еще можно по району пройтись, поспрашивать граждан.
— Чего, вот прямо так фоторобот прохожим под нос совать? — удивилась Матрена.
— Ага. У меня нехорошее предположение.
— Какое?
— Понимаешь, домовики, они ведь мелкие. Отлично подошли бы для сеанса связи. Но они почему-то оказались больше не нужны. И вот я подумал: а что, если наш колдун собирается перейти от слов к делу? Решился на полноценный призыв? Что, если ему надоело трепаться, или они там пришли к какому-то соглашению, или ситуация каким-то образом изменилась и теперь в наш мир готовится прийти нечто весьма и весьма неприятное?
— А, то есть ты полагаешь, что у него поменялись планы? Это значит, что теперь ему нужны жертвы покрупнее домовиков. Дерьмово. Ты уверен, что все именно так?
— Нет, конечно. Это же лишь предположение! Может он… заболел! Или — улетел в другую страну на похороны любимой тетушки. Или наговорился с другим измерением и больше связываться ни с кем не собирается. Или вообще: разочаровался в своей затее и все бросил.
— Хорошо, хорошо я поняла, не бухти. Все, я, короче, спать пошла. Так устала, что даже жрать неохота. Попроси одного из брауни меня проводить, а то еще заплутаю в твоей громадине… башка вообще не варит уже.
Матрена, позевывая, пошаркала досыпать те несколько часов, что остались до начала рабочего дня, а Федор все-таки остался, чтобы поесть: драконам без качественной трапезы никак!
— Фе-е-едь! — перед глазами возник Юрик, дракон тяжело вздохнул.
Сейчас он хотел только одного — спать, но игнорировать неразлучника нельзя. И так попобаве недостает внимания…
— Привет! — дракон заставил себя улыбнуться. — Чего не спишь?
— Мы с Васькой миссию проходили. Вот и подзадержались, а теперь спать неохота. Блин, ты аж зеленый! Устал, да?
Юра погладил дракона по плечу и тот немного расслабился — тон голоса у неразлучника был мирный, возможно, они просто немного посидят рядышком…
— Есть маленько, — признал Федор, на секунду прикрывая глаза.
— Слушай, я все думаю… мы вообще, как — навсегда теперь здесь будем тусить? Ты не подумай, здесь очень прикольно, но хоть иногда-то в город можно, а? И еще мне не очень понятно — с работы я уволился, квартиру даже не навещаю…
— Давай на выходных слетаем? — сразу предложил Федор.
— А сами мы отсюда — никак?
— Знаешь, я точно не знаю, но похоже мы сейчас вообще в другой стране. Если не за завесой. То есть — нет. Не получится.
— Ладно. Тогда отвезешь нас с Васькой как-нибудь? Можно и не в эти выходные, я же не тороплюсь. — Федор кивнул, и Юра просиял. — Спасибо! А я еще хотел спросить: помнишь эту мутную историю, когда на меня заяву накатали? Не выяснилось, зачем это вообще?
— А! Вообще-то выяснилось, черт, совсем замотался и совершенно забыл тебе рассказать! Короче, этот парень, тот, который бумаженцию написал, оказался психический. Он даже не был информированным, но на учете в психо-неврологическом состоял. В общем, ему приглючилось, он приперся в отделение милиции и напоролся на информированного, который про тебя слышал. Тот принял заяву и дал ей ход уже по нашему ведомству. Такое неприятное недоразумение. Сейчас, вот, снова в стационаре лежит. Пьет что-то. Так что зря мы с Матреной перепугались — это просто стечение обстоятельств такое.
— А, ну хорошо. Это ведь где-то отмечено, да? Просто неприятно, когда про тебя думают всякие гадости, ну, ты понимаешь…
— Отмечено, не волнуйся. Кстати, все хочу спросить: ты и Ло уже?
— Э…
Юрик покраснел и забегал глазами.
— Чего? Да лан, чего ты? Мне просто интересно.
Федору внезапно стало любопытно не на шутку. Он затащил героически молчащего Юрика к себе на колени и тормошил его до тех пор, пока смущенный чуть ли не до слез парень не пробормотал:
— Ло такой… он не хочет, ну, как мы обычно. Вот, Дамиру нельзя, но он все равно мне приятно сделал! А Ло сердится. Не знаю, почему я ему совсем не нравлюсь.
Федор наморщился, пытаясь вычленить из бессвязной речи хоть какой-то смысл. Так, обычно попобава прилетала или притопывала в своем мышином облике, хлопала голубым глазом, трясла ушами, и дракон, повинуясь просительному взгляду, переворачивался на живот. Как любовник Юрик был очень консервативен: одна поза, монотонные движения. Описание, вроде, не очень, но Федора все устраивало, и он не пытался расшевелить стеснительного мыша. Дракону было достаточно того обожания, что светилось в глазах Юрика после неотвратимо накатившего на обоих наслаждения и целомудренного поцелуя в плечо, которым стабильно одаривал его мыш. Мысль самому оприходовать попобаву, конечно, возникала. И не раз. Но Юрик всякий раз начинал дергаться и нервничать, стоило Федору отойти от привычного сценария, и дракон неизменно приходил к мысли, что разнообразие — это здорово, но психическое здоровье партнера — важнее. А всякие замысловатые позы можно и с Дамиром перепробовать. Колдун, даром, что полубольной, давал такого жару, что Федор только диву давался — ведь на первый взгляд настоящая ледышка!
Ага, значит, быть снизу Ло отказался. Интересно. А Дамир, выходит, выкрутился, удовлетворив мыша орально. Наверное.
— Да? — удивился Федор, поглаживая мышика по животу. — А мне Ло говорил, что чувствует с тобой душевное родство. Так чего — не было?
— Было, — еле слышно пробормотал Юрик.
— Не понял! Ты же сказал, что он не захотел, и посетовал, что не нравишься?
Юрик отворачивал голову и краснел. Примерно минут через пять безуспешных вопросов до Федора дошло:
— Ты ему дал! Ага! Ну, чего злишься? Не вырывайся. Дал и дал. Я только одного не понял: ты чего теперь — расстроен? Если так, то я с Ло поговорю.
— Я не расстроен. Просто мне теперь почему-то все время плакать хочется. Не знаю, почему. Я был не против. И вообще… Ло — милый. Но… не знаю.
Юрик прерывисто вздохнул, и Федор крепко прижал его к себе. Погладил по спине. Уверил, что все будет нормально. Когда успокоенный Юрик прижался к Ваське на общей кровати, Федор, последним усилием воли отправился к озеру. Ло, конечно же, был там.
— Ло, ты чего мне мыша обижаешь? — с места в карьер начал дракон.
Ло сначала невинно захлопал глазами, потом, выслушав претензии Федора, оскорбился, потом заплакал, но Дамира рядом не было, а на дракона слезы не очень действовали.
— Ло, ты же знаешь, я тебя очень люблю, но Юрку тиранить не позволю!
— Почему ты столь строг ко мне? — захныкал цветочник. — Я всего лишь хотел приобщиться к ласкам, что были прежде мне недоступны!
— Ло, радость моя, приобщайся со мной, ладно? А Юрка не тронь. Попобава же — у него инстинкты! Он парень хороший: ласковый и тихий, но не требуй от несчастного Юрика того, что противно его природе. И почему это — недоступны? Я, конечно, не помню ни бельмеса… неужели я был так брутально-крут, что ни разочка не подставился?
— Я как-то…
Ло начал что-то бормотать сквозь слезы, дракон не расслышал и половины, но суть уловил: так как Фьод был старше, неизмеримо сильнее, а также выполнял функции спасителя и покровителя в одном флаконе, то ни цветочнику, ни дракону и в голову не приходила мысль о перераспределении постельных ролей.
— О, Ло! Извини того, другого меня, за такое свинство. Это все ригидность мышления. Я исправлюсь, честно. Только ты Юрика больше не приплетай к этому своему познанию, хорошо?
— Хорошо, — Ло кивнул и, наклонив голову, переспросил, — а когда ты исправишься? Мне бы поточнее.
— Если я лягу, то мгновенно усну. Чет сегодня день длинный. Да не гляди ты так укоризненно, коли хочешь, могу прямо сейчас начать исправляться, только я же правда вырублюсь…
— Не страшно! — заверил Ло, и Федор незамедлительно плюхнулся на матрац, притащенный недавно для большего комфорта деятельными брауни.
— Все, еби меня грязненького, на мытье уже сил нет, — пробурчал дракон.
Ло влажно задышал в ухо и нетерпеливо дернул низ джемпера:
— Одежда лишняя. Скидывай.