— Карамелька! — слышу я вопль со стороны сада. — Карамелька! Карамелька!
Карамелька. Я ощущаю вмиг подступившую рвоту и оборачиваюсь. Ко мне навстречу бежит мальчишка — он пересекает каменную дорожку и вот-вот ступит на мраморные плиты: ко мне.
Карамелька.
— Кара! — голос матери разрывает тонкую нить между мной и мальчиком.
Он растворяется в воздухе, как будто никогда не навещал наш сад, а я в припадке дергаюсь, смотря на крыльцо нашего дома.
— Надеюсь, ты не собираешься покончить с собой? — кривится мать, выглядывая из дверей. — Тебе еще интервью давать на следующей неделе.
В саду всплывает новый силуэт — выше того мальчишки. Признаться, я теряюсь — оглядываюсь между ними и хмурюсь; глотаю слюни с горьким привкусом алкоголя и собственной ущемленностью в данной ситуации. Принимаю боевую позу — готовая отбить любой из предначертанных мне ударов.
— Почему ты приходишь из школы позже меня? — нагло кидаю я, обращаясь к меньшему силуэту.
Ему двенадцать, он — она и уроков у нас всегда одинаковое количество. Я хочу увечить ее за проступком и сдать матери.
— А почему я посещаю факультативы, а ты их прогуливаешь? — не менее нагло отзывается девчонка.
Между деревьями-коротышками выныривает светловолосая голова, затем появляется все тело и передо мной предстает младшая сестра. Иногда я желала, чтобы она пропала. Ее характер был напрямую списан с материнского, и внешность их была идентична — я удивлялась тому, как они еще друг друга не сгрызли. Ничего… я убеждена, что маленький богомол подрастет и точно устроит борьбу за территорию со старцем — они перекусят друг другу глотки.
— О чем сегодня с Ромео в холле шептались? — сестра хитро улыбается мне, и маленькие каблучки ее туфель соприкасаются с мраморной плитой, издавая соответствующий звук.
— Надо же! — наигранно восторгаюсь я. — Ты смогла дотянуться до кнопки лифта?
Для своего возраста сестра была очень высокой; тогда как ее однокашники с трудом доставали до ячейки в раздевалке и даже до кнопки лифта, из-за чего между этажами на уроки ездили с кем-либо из старших. Она передвигалась по школе сама и частенько комплексовала из-за этого — скрыто.
— Готовились к побегу влюбленных? — она разрывается от хохота.
— Золото, хватит довольствоваться унижениями сестры, — отвечает ей мать и раскрывает свои удушливые объятия для любимой дочери.
Золото… Ничего хуже придумать они уже не могли. В фамилии Голдман итак присутствовала часть от «золото», а в нас самих текла кровь людей — выходцев из Америки на территорию России; но родители решили изощрятся на всю доступную и одну дочь обозвали Карамелью, а другую Золотом.
— Где здесь унижения, если она сама показывает свое бескультурье, упоминая это странное слово «любовь»? — спокойно проговариваю я.
— Знаешь, Кара, я хотела предложить тебе заказать транспорт, но, наверное, ты хочешь прогуляться по мосту, — обрывает меня мать, бросает как копье острый быстрый взгляд и отворачивается.
Они с Золото заходят в дом, и я опять остаюсь одна.
Золото, Золотце всегда была на первом месте для родителей. Должно быть, они вовремя поняли, что я не лучший вариант в качестве ребенка, и, пока возраст для деторождения не истек, решили завести еще одного отпрыска.
В отличие от сестры, я никогда не гуляла по мостам, даже если в кратчайшие сроки необходимо было добраться из одной точки города в другую. Лучше я опоздаю или не приеду вовсе, но ни за что не буду плестись по одной дороге с другими людьми проклятым мостом.
В воздухе машины переходят с одной воздушной полосы на другую, и я наблюдаю за ними — словно змеи они извиваются и плавно переносятся, словно ветви диких невиданных никому ранее растений переплетаются друг с другом и путают в своих искусно-оформленных окрасках.
Я оглядываюсь на сад и, каждый раз смотря на него, мечтаю вырубить все деревья и кусты до единого. Ничего живое не должно присутствовать в этом доме, на этой улице, в этом городе — ничего живого, как и в душах каждого живущего в Новом Мире.
— Вас подвезти? — слышу голос, и серебристый автомобиль без крыши останавливается в воздухе у посадочного места рядом со мной; молодой парень за рулем машет мне рукой и добавляет: — Садитесь! Вам куда?
— Золотое Кольцо, — спокойно отвечаю я. — А вам?
— Тоже в Западный район.
В Западном районе осуществлялась купля-продажа всего существующего в Новом Мире, и проще его можно было характеризовать торговым районом.
Дверь передо мной открывается, отъезжая в сторону, а красные кожаные сидения вульгарно приглашают сесть. Глядя на двухместную машину без крыши, прихожу к выводу, что передо мной остановился сын какой-нибудь влиятельной семьи, сотрудничающей с моей.
Я сажусь, аккуратно подправляя под собой подол пальто, мягкое кресло с жесткой обивкой встречает меня и обнимает, а незнакомец внимательно смотрит на сенсорный экран для управления, жмет острыми пальцами определенную комбинацию, и мы поднимаемся в воздух. Момент взлета всегда заставляет меня встрепенуться: тот самый миг, когда тебя отдирают с земли, по которой ты ходишь, и вот ты уже на десятки метров возвысился над последним мостом и несешься над бескрайней пропастью Нового Мира. Я смотрю на верхушки зданий: иногда между небоскребами виднеются высоковольтные заборы на горизонте, которые огораживают весь наш город, весь Новый Мир, чтобы ни одно существо, ни одно погибающее существо не смогло ворваться к нам извне и разрушить нашу идиллию.
Улица Голдман теряется позади. Я оборачиваюсь на нее — двухэтажный кирпичный дом, вымощенный крупнейшими бордовыми камнями, стоит на большом и ровном участке, крыша наискось скрывает половину построения, панорамные окна в кабинете отца не позволяют мне разглядеть его уставший силуэт, иссохшие виноградные лозы обвивают арку при входе, огороженные за ненадобностью клумбы, в которых все равно ничего не растет, и только старый грунт каждый раз размокает под утро из-за излишней влаги. Красивый дом скрывает в себе красивых людей с уродливыми душами и уродливыми секретами. Наша оболочка утаивала наше нутро, и обязаны мы должны были быть этим этому дому.
Я придерживаю рукой волосы, развевающиеся на ветру. Организм современных людей более адаптирован к низким температурам и резкой смене климата; иммунитет не позволит никому из нас заболеть от простого сквозняка.
— Спасибо вам, — заранее благодарю я водителя за то, что он не оставил меня у посадочного места.
— Да что вы… — не отвлекаясь от управления, тянет он.
— За сколько вы меня подвезете? — интересуюсь я.
— За одну серебряную.
Задумываюсь, но практически сразу отвечаю, что цена неправильная.
— И причина тому? — Вскидывает бровями он, но сам продолжает смотреть впереди себя — на воздушные полосы.
— Из школы, находящейся в этом районе, меня довозят за две серебряные, — объясняю я и быстро разглядываю молодого человека.
— Мне кажется, — он трет слегка видимую щетину, — я могу бесплатно подвезти вас как знакомую. Вы же Голдман?
— Верно, — в момент роняю я. — Наши отцы работают вместе?
Юноша кивает мне. Возможно, мы виделись на каком-нибудь деловом приеме, с десяток которых я посетила вместе с семьей, когда отец решал свозить нас на общественные мероприятия для подливки масла в вечно горящий огонь меж семейных и меж конкурентных отношений.
На секунду незнакомец отвлекается и поворачивается на меня. У него янтарные глаза — по мне ударяет дрожь; я уже видела сегодня почти такие же глаза. Мы обмениваемся улыбками и не более того; а внутри себя я хороню необъяснимое для меня беспокойство.
Мы подлетаем к Центру — огромному кругу, состоящему из платформ и соединяющему дороги, что ведут в районы, обозванные по сторонам света, спокойно прогуливающих горожан. Один мост зигзагом переплетается с другим, два других делятся крестом, следующие хаотично наваливаются и искажаются ближе к основанию, но, если посмотреть вниз, пролетая над этим самым кругом — можно было действительно лицезреть воочию круг; словно центр паутины. Все эти мосты разного размера и длины, все эти дороги путались в одной общей точке, которая на вершине своей держала самое крупное посадочной место во всем Новом Мире.
Мы летим из Северного, справа от нас Западный район — куда нам и надо; слева Восточный — промышленный район, в котором осуществляется производство товаров, еды и транспорта; впереди — Южный район. Бессмысленный. По мне так он просто не должен существовать в Новом Мире. Южный район — беден и построен практически в низовьях, там постоянно устраивают бунты и живут все те, кто не достоин зваться людьми с поверхности, но еще не так ничтожен, чтобы отправиться в Острог. Однажды отец поднимал на собрании вопрос о возможном отсечении Южного района, но все-таки там находились некоторые точки, пригодные для людей трех других, а еще в нем жили все рабочие обслуживающих сфер.
Мы так быстро проносимся, что я с трудом различаю небольшие купола, которые обыкновенно разглядываю при перелете — раньше люди посещали то здание, чтобы исповедаться, но потом поняли, что Бог не спасет их.
Потому что Боги — мы.
А мы не позволим всякому сброду стоять наравне с нами.
— Уже почти, — говорит юноша, но я не смотрю на него. — Уже почти…
Он повторяет это более сухо, но более протяжно, что и заставляет меня обернуться. Незнакомец устремляет свои янтарный глаза с панели управления на меня — он оглядывает мои руки, спокойной лежащие на пальто, затем поднимается и видит, что я начала наблюдать за ним первой. Лицо его преображается в улыбке, которая шла отнюдь не всем, и он опять возвращается к управлению. Я присматриваюсь к юноше; в отличие от Ромео его не заботит укладка: короткие волосы каштанового цвета растрепаны и бьют языками пламени из-за ветра. Я опять обращаю внимание на щетину — как дико!
Мы сворачиваем в Западный район, и вот перед нами сотни магазинчиков и отделов, рассыпанных по одной длинной платформе, идущей кругом — Золотое Кольцо. Оно украшено декоративными цветами и неоновыми вывесками, но старые плиты проглядываются даже невооруженным взглядом. Виноградная лоза спадает со скамей вниз — ползет по толстым плитам и уходит ниже, словно кружевная оборка.
Прямо под нами проезжает поезд. Я слышу, как стучат колеса по рельсам, вижу обтекаемой формы транспортное средство. Я бы могла доехать до Золотого Кольца на поезде, но тогда бы пришлось идти по мосту на остановку, что тоже мне совершенно не симпатизировало.
— Спасибо вам еще раз, — говорю я, когда мы паркуемся у посадочного места, и дверь вновь открывается.
Вижу на конце этажа Ирис.
Магазины располагаются по всей длине улицы, а затем большие лестницы с колоннами уводят покупателей на этаж ниже, где также до конца улицы виднеются сотни прилавков, после чего следующая лестница — конструкция уходит на двадцать этажей. Я смотрю, как женщина, поднявшаяся по ступеням, огибает колонны и идет дальше по кругу из отделов. Золотое Кольцо — это приманка, ловушка; ты теряешься и без конца ходишь мимо одних и тех же отделов, пока не опомнишься и не уйдешь на один пролет вниз, где произойдет то же самое, и ты вновь окунешься в неоновое вранье.
Люди из Южного района закупаются в низовьях Золотого Кольца; мосты из района подводят их к самым нижним этажам, чтобы мы не пересекались друг с другом.
Я покидаю машину незнакомца и поправляю пальто, Ирис замечает меня и бредет навстречу. В этот момент я оборачиваюсь в сторону Северного района и смотрю на здание управляющих, от крыши которого тянется длинный пик — антенна; а пред ней в воздухе парит огромный экран с постоянной рекламой, которая транслируется с раннего утра и до комендантского часа.
Я надеюсь увидеть свое лицо, но рекламируют какую-то новую вакцину для увеличения воспринимаемой информации — думаю, современным ученым было глубоко плевать на то, что придумывать и что пускать в массовое распространение; лишь бы народ получал определенную дозу новизны.
— Карамель, ты опоздала, — журчит подруга и подходит ко мне, ее острый язык заплетается как у змеи.
— Забыла про тебя, — вру я и лукаво улыбаюсь, на что Ирис хмурится.
Мы идем в сторону моих отделов, которые достались мне в наследство от деда несколько лет назад. Он был единственным стоящим и достойным носить фамилию Голдман человеком среди всей сомнительной семейки — я уважала его. Мне не нравилось, что от него постоянно пахло рыбьим жиром и машинным маслом, но, в целом, человеком он был неплохим. Я, как и все члены семьи Голдман, ждала смерти деда, чтобы получить в наследство компании; отцу досталась автомобильная фабрика, моему дяде — папиному брату — рыбная фабрика, на меня дед оформил несколько отделов на Золотом Кольце, а матери перепала кулинарная книга от его первой жены. Вся ирония заключалась в том, что моя мать терпеть не могла готовить, а свою первую жену дед ненавидел так сильно, что упрятал в психиатрическую лечебницу — конечно же, как только она переписала на него обувную фабрику. Тот конфликт долго не могли уладить, но все свели к антирекламе, вышедшей боком.
Мы заходим в первый отдел, и Ирис шагает к зеркалам. Я распорядилась, чтобы манекены стояли при входе, а примерочные словно Золотое Кольцо оплетали все помещение.
— Новая коллекция завтра, — говорю я и смотрю на пустые вешалки при входе.
По левой стороне зеркала высвечиваются различные модели, задача Ирис пальцем попасть в то, что ей понравится. Она примеряет и примеряет: вместо ее школьной одежды в зеркальном отражении появляются те вещи, которые она выбирает — наконец выплывает нечто стоящее. Ирис разглядывает на себе красное платье с коротким рукавом и юбкой средней длины; ей всегда шли кровавые оттенки.
— А это не новая коллекция, Карамель? — подмечает она, на что я пожимаю плечами.
Несколько вечеров неделей ранее были потрачены на создание моделей, которые отправились на фабрику в Восточном районе, где с некоторой корректировкой схем оказались воплощены на струящихся тканях, и дальше путь их был устремлен в отделы Золотого Кольца.
— Двести золотых карт? — спрашивает Ирис, посмотрев на ценник. — Ты щедра, как никогда, Карамель.
— Должно быть, забыла ноль дописать, — посмеиваюсь я. — Потрогай ткань, Ирис. Чистый бархат. Где ты сейчас такое найдешь?
— По старой дружбе ты отдашь его мне за двести, — Ирис нажимает на кнопку «купить», и я ничего не успеваю сделать и сказать; проклинаю компьютер, который не доставил лишний ноль, хотя тот действительно имелся при оформлении.
Отражение Ирис подсвечивается, касса при входе звенит — на ней появляется полное имя моей подруги и номер ее карты; зеркала сами считывают лица и ищут по базе данных людей, решивших приобрести себе вещи в том или ином отделе. За зеркалами находится зал-склад с сотнями вешалок и коробок, в которых хранится товар.
— Здесь закончим, — улыбается Ирис и поворачивается на меня. — Попрошу у тебя, Карамель, доставку на дом, а пока пойдем дальше.
Девушка огибает меня и раскрывает перед собой двери, выходя на улицу — сотни сверкающих неоновых вывесок и ламп Золотого Кольца освещают ее стройный силуэт, змеиный хвост толкает ее бедра из стороны в сторону, раздвоенный язык опять шипит про излюбленные отделы дорогой подруги. Дорогая подруга она — обходилась она мне действительно дорого.
Мы продолжаем нашу прогулку: Ирис с восхищением набирает вещи, обвивает свой змеиный стан тканями и рукоплещет тому, что удостоилась родиться в Новом Мире, она упивается и восхищается этим, она изводится красоте и обвешивает свои руки многочисленными пакетами, но я не принимаю участие в этом вещевой фетише и в выборе одежды вообще. Когда мы заканчиваем досконально изучать весь этаж, Ирис выходит из последнего отдела и говорит:
— Думаю, на сегодня мы закончили.
Змеиный язык ударяется о белые зубы, а я смеюсь над ней, роняя:
— Ты — думаешь?
— С тобой так приятно дружить, Карамель, — кидает Ирис и обгоняет меня — идет впереди и ловит свет от мелькающих около посадочных мест фар автомобилей.
— А с тобой нет, — успеваю процедить сквозь зубы я, но подруга не слышит меня.
Или делает вид, что не слышит.
— Скоро новости, — замечает Ирис, глядя в сторону здания управляющих и огромных часов, парящих над ним.