– Х-ха…
– Вот так, дыши ровно, – снова раздаётся у самого уха, но давление с шеи исчезает. – Или снова будешь умолять меня остановиться?
Нет, не будет. И это удивляет – разве такое возможно? Подобное странное чувство во всём теле, очень похожее на возбуждение? Раньше он уже ласкал себя сам и не раз, но это какие-то совершенно иные ощущения – хочется закрыть глаза и прислушаться к ним, и уже даже как-то неважно, что именно с ним делают и где. Но вдруг спине становится легко и прохладно, император отстраняется и вытаскивает пальцы. И целых несколько вздохов не происходит вообще ничего. А затем Джи вновь чувствует прикосновение. В прошлый раз после такого его окунуло в боль с головой, а тело разрывало на части… Но сейчас член проталкивается внутрь почти безболезненно. Хотя и приятного в этом нет ничего. Но всё меняется, когда его головка касается чего-то внутри, какого-то определённого места – и Джи снова накрывает волна резкого, пронзительного, но короткого наслаждения. Хочется ощутить его снова. Но Рохан уже подаётся назад. Медленно, будто собирается выйти – и тут же возвращается резким толчком, заставившим вскрикнуть. От шлепка бёдер об ягодицы звенит в ушах.
Рохан ускоряется, и Джи вынужден вцепиться в стол. Да, этот ублюдок и в прошлый раз был таким же яростным и ненасытным, словно зверь, терзающий добычу. Вот и сейчас край стола всё сильнее вдавливается в живот, дышать просто некогда, из горла вылетают странные звуки – то ли кашляющие, то ли хрипящие, но сквозь них Джи отчётливо слышит чужое учащённое дыхание. Рохан не произносит слова, но его тело говорит за него. Вот он чуть замедляется, вот задерживает дыхание, а вот вдруг застывает, словно прислушиваясь. И когда он делает это в очередной раз, Джи уже сам прижимается к нему. Просто потому, что ему захотелось сделать это. И потому, что так острый край стола отвлекает намного меньше.
Но как же обидно! После всех мук вдруг погрузиться в столь приятные и обволакивающие с ног до головы ощущения… и именно в руках этого человека… этого убийцы… Но тело отвергает доводы разума и чужие теории. Телу наплевать на то, что правильно и неправильно. Оно хочет ещё и ещё. Чтобы острее. И забыться, не думать ни о чём вообще. Только чувствовать, опять и опять, как задевается то особенное местечко, как от него разгораются внутренности, и весь остальной мир постепенно теряет значение.
И снова Рохан замирает. И Джи вновь прижимается к нему что есть сил, но неожиданно понимает… всё кончилось. Точнее, Рохан довёл до конца лишь себя. И вот внутри осталась лишь горячая сперма, уже начавшая стекать по ногам, а император падает в кресло. Продолжая лежать животом на столе, Джи смотрит на него, слишком расслабленного и кажущегося таким беззаботным с задранным до подмышек камзолом и оторванными пуговицами… с дорожкой рыжих кудрявых волос до пупка. И Джи с головы до ног начинает наполнять отвращение. Отвращение к себе. Как он мог наслаждаться? Это не входило в планы. Конечно, он собирался быть покорным, не ныть, не сопротивляться и даже, быть может, сделать что-нибудь сам, но не растаять в руках извращенца, словно лёд на летнем солнце!
Но в теле такое приятное напряжение… и так хочется продолжить…
Однако скрип двери заставляет Джи очнуться, подскочить и врезаться спиной в стену рядом с окном.
В кабинет без стука входит Васу. Его золотая грива свалялась соломой, а тёмно-зелёный плащ сыплет искры. Искры… плащ, огонь… крик с лестницы… Ноги немеют, и Джи мгновенно сползает на пол. Но гигант уже подходит к столу вплотную, его кулаки с грохотом упираются в гладкое дерево, заставляя подпрыгнуть и чернильницу и бумаги.
– Опять? – спрашивает Рохан замогильным тоном.
– Опять, – негромко отвечает ему великан, бросив на голого заложника невидящий взгляд, будто на пустое, не значащее ничего место.
– Где?
– Ксандрия.
– Понял. На этот раз я тоже поеду.
– Как скажешь… отправляемся через час.
Стол под Васу издаёт жалобный треск. Но выдерживает, даже когда тот рывком отталкивается от него и тем же быстрым шагом покидает кабинет. А Рохан остаётся сидеть в кресле со спущенными штанами и голым животом, но беззаботностью и расслабленностью от него теперь даже не пахнет. Хотя Джи видно лишь пальцы, размеренно постукивающие по подлокотнику.
– И долго ты ещё собираешься сидеть на полу?
– Сколько получится, – отзывается Джи, пытаясь разогнать дымку болезненных воспоминания.
Но дрожащий голос, похоже, выдаёт его. Потому что Рохан вдруг вцепляется в подлокотник и выглядывает из-за спинки кресла.
– Всё-таки было больно?
В его голосе не слышно раскаяния. Таким тоном, даже когда интересуются у незнакомого человека, как у него дела – и то вкладывают больше участия. И Джи неожиданно осознаёт: Рохану просто нет до него дела. Вообще. Быть может, он даже не задумывается, мучает он кого-то или нет. Как не задумывается ребёнок, забавляясь со зверушкой, таская и дёргая за уши, хвост и другие конечности. И даже то, что Джитендра из убитой им семьи, видимо, не вызывает у Рохана никаких особенных чувств.
– Нет, мне понравилось, – опускает Джи голову. – Было… весьма недурно.
– Недурно?
Император удивлён. Похоже, от него можно чего-то добиться, лишь задев. Возможно, он так привык к подлизыванию и поклонению, что просто не воспринимает подобное обращение от кого-то столь ничтожного, как заложник.
«Демоны, как же всё сложно…»
– Ну лучше, чем в прошлый раз, – Джитендра осознанно подливает масла в огонь и почему-то чувствует себя от этого немного счастливей. – Но мне бы помыться.
– Может, тебе ещё и водички подать?
– Водички? В смысле, тот кувшин, что мне обычно приносят по утрам? Да им только умыться и можно.
Но стоит ли продолжать говорить в подобном тоне? Император явно не в духе после визита Васу, но на лице эмоции не разобрать. Лишь складка между бровей выдаёт напряжение и недовольство, но это лучше, чем равнодушие. И так, по крайней мере, Рохан не выкинет его из головы, как только Джи уйдёт.
– Хорошо, – неожиданно вздыхает император, и его физиономия исчезает за спинкой кресла. – Я прикажу, чтобы с этого дня тебе приносили больше воды… желаешь ещё что-нибудь?
Странное чувство. Вроде недавно Джи уже задавали подобный вопрос.
– А ещё… – он поднимается с пола вместе с разорванной сорочкой. – Вы не могли бы не рвать мою одежду каждый раз?
– Твою? – смешок. – Всё, что у тебя сейчас есть, тебе даю я.
«И забрал у меня всё тоже ты».
Джи молча обматывает бёдра бесполезным куском ткани, представляя, какими взглядами его проводят стражники сегодня. Но в этот раз это даже неплохо – раз Рохан уже дважды проявил к нему особый интерес, эти ублюдки, наверно, не посмеют больше сунуться в его каморку. Но прежде, чем уйти, нужно сделать ещё кое-что.
– Ваше Величество, – Джи обходит стол и останавливается на противоположенной его стороне, там, где совсем недавно стоял Васу. – Чем я могу отблагодарить вас за доставленное удовольствие?
Задумчивый взгляд Рохана, устремившийся было к шкафу, заторможено возвращается обратно на Джитендру, и складка между его бровей вдруг становится глубже.
– Что ты сказал?
– Я говорю, что благодарен вам. И спрашиваю, чем могу отплатить?..
– Нет, ты только что назвал меня шлюхой и спросил о цене. Бхарат!
Рохан лишь слегка повысил голос, а дверь уже скрипнула. И внутрь просовывается голова в шлеме, щёлкает забралом, и через порог переступает весь стражник целиком.
– Ваше Вели-
– Отведи этого безумца обратно и передай Джохару, чтобы всыпал ему десять… нет, двадцать плетей.
– Слушаюсь!
Джи даже сообразить ничего не успевает, как его хватают и выволакивают в коридор.
Кажется, он слегка переборщил.
Глава 9. Калидас
***
Пopка. Что можeт быть xуже?!
Ладно, cекс… бывает у всех, а у тех, кто слабее, часто не на добровольной основе – это Джи ещё может понять и принять… Hо чтобы его, приёмного сына короля Зоа, высекли словно провинившегося слугу?!
Немыслимо. Невероятно.
Мозг отказывался осознать происходящее до самого последнего момента. Джи даже не запомнил, как его втолкнули в узкую, но светлую комнатушку, прямо под ноги смотрителя, очнулся лишь глядя на свои руки, белой бечёвкой приматываемые к выступу на лавке. Лавке, на которую его уложили животом. Уложили, содрав намотанную на бёдра порванную сорочку.
На миг нахлынуло облегчение – не поведут во двор, под взгляды челяди и праздных зевак! Но почти тут же Джи заметил устроившегося в дверях стражника – вероятно, того самого Бхарата, что приволок его сюда, а сейчас вцепился своими жадными глазками прямо в душу.
Затошнило.
Лал закончил вязать узел и попятился к двери, но Джи показалось, что поплыл. Oчертания его фигуры исказились…
– Двадцать?
– Двадцать.
Первый удар показался самым сильным. Хребет будто перешибло пополам. Если бы не сунутая в рот дощечка, он бы точно откусил себе язык или раскрошил зубы в песок. Всё, что знал о боли, растворилось в страхе. Нет, он не переживёт второй! Не надо!
Но второй удар был ещё больнее. И когда смотритель дёрнул хлыст обратно – показалось, вырвал кусок кожи. Или мяса. Джи не выдержал и замычал.
Tретий заставил захлебнуться собственной слюной. Четвёртый – рвануть верёвки, изогнуться, надеясь уйти от ненасытной плети. После пятого Джи задрожал, пытаясь заставить себя не шевелиться, не стонать, а кислотный поток слёз – остановиться. Шестой, седьмой, восьмой лишали сил, словно черпая вёдрами из пересохшего колодца. После девятого исчезло всё, тьма перед глазами раскалилась до бела, и языки жгучего огня обосновались на спине и глубоко пустили корни.
Десятый Джи ощутил словно клюв огромной птицы. Но был ли то действительно десятый?
Он молился, но так и не потерял сознания. До самого двадцатого удара.
Хотя толком не запомнил, как потом Джагжит нёс его, лишь почувствовал, как опускают на кровать, запах которой уже стал привычным, и услышал, как запирают дверь.
A лежать оказалось удивительно приятно. Ведь никто больше не клевал его истёрзанную спину. Правда, спустя какое-то время зад начал подмерзать, да и плечи… но когда Джи попытался нащупать ногой одеяло – кожа на спине затрещала. Вот ведь дурак! Обрадовался, решил, что нашёл подход… Но чего ещё он ожидал? Что чудовище не поведёт себя, как чудовище? Напрасно.
Но это был неплохой урок – и Джи его усвоил.
Хотя, похоже, что двадцать ударов для местных – сущая ерунда, раз никто даже не пришёл, чтобы позаботиться о нём… Но почему же тогда так больно?
Этот мир, этот новый мир удивляет с каждым днём. Что правильно, что допустимо и что считается нормальным – приходится узнавать самому. Например, всего несколько часов назад та первая ночь с императором казалась ему сущим кошмаром. Но сейчас Джи начинает понимать – настоящую боль он, возможно, ещё и не чувствовал никогда. Но и сегодняшней ему хватит за глаза. И ведь, если подумать, теперь боль волнует его куда сильнее позора… разве не должно быть наоборот? Разве не так было с главными героями во всех прочитанных книгах? Они страдали, но не позволяли запятнать свою честь… А что делает он? То стонет, то плачет… И перед кем? Перед слугами!
Может быть, хватит уже?..
Может, пора стиснуть зубы и поумнеть?
Но как же всё-таки замёрзли ноги…
Джи открывает глаза и косится на тускло светящуюся лампу. Слишком тускло. Скоро догорит. Вздыхает. И заставляет своё тело измениться ещё раз. В какой-то момент от вновь вспыхнувшей боли перед глазами рассыпается блестящая пыль… но ещё немного… и наступает долгожданное облегчение. Воспалёнными от высохших слёз глазами Джи снова косится на стол, там стоит кувшин и тарелки… Надо бы встать и поесть, но теперь он не может пошевелиться уже просто потому, что сил не осталось. Он пуст. Но всё же поддевает ногой откинутое покрывало и забирается под него.
***
– Что?.. Kто ты? Где Кайлаш?
Кажется, что не успел поспать и минуты. Снова холодно, особенно животу.
– … или это ты и есть?
Что именно происходит, удаётся сообразить далеко не сразу. Но почему-то изумлённое и вытянувшееся ещё больше обычного лицо смотрителя заставляет схватиться за откинутый край одеяла и прикрыться им.
И вдруг обнаружить две мягкие выпуклости на собственной груди.
– Может быть, объяснишь, что всё это значит?
У Джохара в одной руке зажата открытая баночка с каким-то резко пахнущим содержимым, вторая же застыла в воздухе, не то готовясь ударить, не то защититься. Но вот костлявые пальцы уже вновь вцепляются в одеяло, и через пару мгновений борьбы Джи даже уступает и отпускает – к этому моменту его тело уже почти полностью успевает вернуться к мужскому.
Джохар моргает несколько раз.
– Так, значит…
В его голосе чудится разочарование и вместе с тем угроза. Словно Джи только что уличили в чём-то преступном.
– Это просто моя способность, – отвечает он наконец. – Ч-что… что в этом такого?
– Просто?.. Способность?.. Да в этой башне и чистокровный саубха не сумел бы применить чары без моего ведома!
– Уж простите, что у меня нет копыт и рогов…
Всё верно, ему и так досталось слишком мало от матери, но даже у неё не было ничего нечеловеческого. Но что с того? Ведь это лишь означает, что Джи ближе к человеку, чем к демону, так?
– Ты правда Ситар Кайлаш?
– Правда.
Тёмно-карие, почти чёрные глаза сужаются. Джохар берёт со стола маленькую крышечку и начинает аккуратно завинчивать баночку. Джи молча следит за его тонкими, угловатыми пальцами, пытаясь отогнать мысли о возможности нового наказания.
– Вы не поели, – вдруг произносит смотритель, возвращаясь к вежливому тону. – Да и со спиной у вас, кажется, уже всё в порядке?
– Да.
– Понятно. Тогда позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Значит, ещё действительно ночь. Дверь со скрежетом возвращается на место, и Джи облегчённо выдыхает. Впрочем, с чего бы ему вообще волноваться? Император же в курсе? Хотя, он вроде тоже тогда удивился его способностям… ну да ладно.
А поесть и правда, наверное, надо.
***
Утро для Джитендры настаёт с приходом Лала. Слуга как обычно приносит кувшин и таз для омовения, забирает пустые тарелки, а потом возвращается с завтраком. И совершенно не смотрит на Джи… разве что, когда кладёт на край кровати новую одежду. Хотя новая она лишь в том смысле, что Джи видит её в первый раз, а в остальном… явно уже много раз стиранная ткань успела выцвести и покрыться шарушками, но на ощупь кажется довольно мягкой, а когда он одевает её – ещё и теплой. И пусть светло голубой выцвел до серого… выбирать всё равно не приходится.
– Спасибо, – произносит Джи неожиданно даже для самого себя, кутаясь в длинные рукава и просовывая ноги в узкие, но выбранные точно по размеру башмаки.
Лал не отвечает ничего. И ничего не спрашивает. Точно бездушная кукла. Неужели ему совершенно не интересно, почему Джи уже может нормально двигаться? Хотя, если вспомнить… Тогда Лал работал, даже несмотря на исполосованную до крови спину… а ведь вряд ли к нему после порки приходили с баночкой едко пахнущей мази.
– И за одежду… и за то, что спас меня тогда…
– …о чём вы, г-господин?
Он уже у двери, он уже почти вышел, но сейчас вынужден оглянуться. Как же бесит эта его длинная чёлка! Совершенно не видно выражения глаз!
Свежее масло в лампе ярко пылает, но всё равно ему не сравниться с солнечным светом – так и этому слуге, наверное, никогда не понять, что сейчас чувствует Джитендра.
– Я не знаю, сколько они планировали продержать меня в темноте, моря жаждой и голодом… но не думаю, что выдержал бы до конца. И если тебя из-за этого наказали… мне правда жаль.
– Г-господин, я н-не совсем понимаю…
Длинная светлая чёлка трясётся, голос дрожит, словно Лала напугали произнесённый Джитендрой слова. Но почему-то кажется, что он просто пытается закончить этот разговор как можно быстрее и сбежать. Хотя одно другому ведь не мешает?