— Очень зря.
Потребовалось немало усилий чтобы задать ему вопрос, который терзал меня долгие недели:
— Ты из-за этого стал так холоден? Опекаешь меня?
Он взглянул на стеллаж, где лежала та самая книга, ставшая свидетельницей моего отчаянного падения и жгучего желания. Непокорные стихии. Кажется, это в прошлой жизни капитан сжимал моё горло, надевая позорный ошейник, который прямо сейчас мучительно жег мою кожу, но совсем не от гнева.
— Тьма становится неподвластнее рядом с тобой. Я не могу найти этому логичного объяснения. Чувства ли ослабляют меня, или делают её сильнее. Я не вижу выхода.
Он мучительно потёр виски, и я верила, что Гидеон, действительно, мучается этим. Моя рука сама собой легла на мамин кулон. Странные тени, неудачный призыв, таинственная шкатулка с тьмой и терзания моего ректора, почему все это не кажется мне простым совпадением? Но я не решалась поделиться своими догадками с ним, слишком мрачными они были. Слишком много чувство вины таилось в моих предположениях.
— Гидеон, а кто подписал бумаги о твоем назначении в Нуридж?
— Уже не помню, действующий Министр Юстиции, генерал Турцитос и кто-то из министерства образования. Почему спрашиваешь?
— Покажешь приказ о назначении?
Он нахмурился, но все же открыл ящик стола и достал гербовую бумагу, небрежно сложенную вчетверо. Я выхватила её из рук ректора и жадно развернула. Знакомая подпись довершала документ. Я не ошиблась, отец был одним из тех, кто поддержал назначение отставного капитана. Сколько ему тогда было? Двадцать четыре? Немногим старше меня сейчас. Каким бы ни был его героический поступок, но доверить целую академию совсем ещё юнцу без опыта и в довесок одержимому тьмой. Папа точно знает больше, и ждать сложа руки я более не намерена.
— Я могу воспользоваться твоим камином?
Щелчок пальцев, и Гидеон без вопросов разжег пламя, уже с нескрываемым интересом наблюдая за моими действиями.
— Кого собралась потревожить в столь поздний час? Надеюсь, не генерала Турцитоса, у него весьма строгий распорядок дня.
— Папу. Может Министр образования в силах заставить тебя пригласить меня на танцы? — подмигнула перепуганному ректору и шагнула в огонь.
К сожалению, танцы — последнее, что интересовало меня этой ночью.
Давно хотела повидаться с отцом. Несмотря на все свои недавно накопившиеся обиды, я любила его. Он во многом заменил мне маму. Пусть для всех он был суровым чиновником, для меня у него всегда находилось время на шалости. Наши шалости. Сейчас отец, конечно, не вспомнит, а если и вспомнит, то ни за что не признается, что мою любимую игру в споры придумал именно он.
— Спорим, ты не сможешь взять и прекратить плакать, Ло-ло?
В тот день я с головой залезла в старый мамин сундук. Вдыхала запах забытых вещей, надеясь воскресить в памяти образ той, кого не запомнила. Мне было шесть, и ничего у меня не получилось. Образ ускользал, а разум подменял его моей же фантазией. С досады я захлёбывалась слезами, но папа вытащил из-под рубашки кулон, сжал его до боли крепко, а потом поводил перед моим зарёванным лицом, словно бантиком перед котёнком.
— Если прямо сейчас вытрешь свой распухший носик, подарю тебе это, Алоиза. Поверь, это куда лучше пыльных платьев. Они уже не хранят тепло твоей матери, но это…
Он пригладил амулет пальцем.
— Хочешь?
Я выиграла свой первый спор тогда. Это была сладкая победа, и привычка биться об заклад стала моим жизненным кредо. Мне понравилось чувство триумфа.
Вот только сегодня я хотела ошибиться и проиграть. Мне все больше казалось, что тем подарком отец откупился от меня, лишь бы перестала копаться в вещах матери, женщины, о которой он почти не говорил, чью комнату опечатал после того дня.
Сейчас мне уже не шесть, и я словно прозрела. Всю мою сознательную жизнь папа вот также поигрывал у меня перед глазами вкусняшкой. Зачет по призыву пошёл не по тому сценарию? Не страшно, я получила место в лучшей академии среди лучших студентов. Отвлеклась, переключилась, погналась за солнечным зайчиком, в то время как что-то важное осталось под замками в старых сундуках.
Захотела свободы и независимости — держи красавца жениха и завидную должность. Ну же, глупый котенок. Нить натягивалась, бантик подрагивал, но ты просчитался, папа. Твой котенок подрос и научился различать хитрые уловки. Сегодня я получу ответы.
Я шагала по углям, выискивая нужный проход. Не все камины соединены сетью, нужно получить лицензию, чтобы твой дом подключили к обмену письмами и эфирами. Моё настоящее тело осталось в кабинете Гидеона, а душа отправилась в путешествия по дымным закоулкам.
Нельзя просто так вылезти из чужого камина, необходимо заручиться ордером, приглашением или быть хозяином дома. Мы с Вивекой были вписаны в отцовкское завещание, так что были вольны наведываться в родное поместье в любой момент. Миновав несколько десятков поворотов, я очутилась в своей комнате. Странно. Я точно помню, что лезла в кабинет отца. Ошиблась?
Стряхнула с себя искры и с тоской посмотрела на распухшие от воды грамоты в рамочках. Словно в другой жизни я записывала эфир для капитана Дайхарда и пила с сестрой мерзкую бормотуху. Я провела своей призрачной ладонью над письменным столом. Ни пылинки. Даже после моего отъезда в комнате исправно прибирают. От аккуратной перестеленной кровати веет свежестью, а на подоконнике стоят живые цветы. Папа словно ждёт моего возвращения со дня на день.
Об этом я тоже у него спрошу. Обо всём спрошу начиная с кулона, заканчивая моими странными призывами и капитаном Дайхардом.
Прошла сквозь двустворчатые двери и направилась в кабинет отца. Если бы слуги увидели меня сейчас, то пришли бы в ужас. В зеркалах отражалась ходячий элементаль огня с моим лицом. Вот только поместье было погружено во мрак и натянутую тишину, как бывает, когда кто-то нарочно наводит морок, боясь чужих глаз и ушей. Узоры плетений мне были знакомы: магия отца. Нити её тянулись прямо к его кабинету.
Поспешила, ловко переступая ментальные ловушки. Даже если мой эфир заденет хотя бы одну, папа узнаёт, и тогда я не застану его врасплох, а ведь прямо сейчас он ведёт с кем-то тайную беседу.
—... знаешь, говорят, если отчаянно убегать от судьбы, она настигнет тебя гораздо быстрее, — глухо раздавался папин усталый голос.
С кем это он говорит в этот час?
— Ты была против моей идеи с самого начала, узнай ты, что я сделал, ты бы разозлилась, но после… после ты бы точно поняла меня, — папа на мгновение замолчал, но его собеседник оставался безмолвен.
— Я хотел для неё простых радостей жизни. Друзья, учеба, семья. Виноват я только перед ним. Но кто мог знать?
Из бутыли что-то медленно наливали в стакан. Горлышко издавало смешные звуки, словно кто-то карикатурно захлебывался.
— Буль. Буль. Буль, — пузырьки врывались в пустеющее нутро бутылки.
—Я дал ему карьеру. Хорошую карьеру. У мальчика доброе сердце. Не искушённое. Он выстоял. Стал мужчиной. Поборол это. Оно не должно было найти путь назад. Но Алоиза… Какими извращёнными должны были быть нити судьбы, чтобы мою заботу обернуть против меня. Я сам вымостил им эту дорогу. Сам…
Я ждала. Ждала пока папа ослабнет и хоть немного развеет защиту. Мне нужно было увидеть его собеседника. Кто-то был с ним в комнате прямо сейчас. Вот только мой эфир начинал стремительно таять. Гидеон приводил меня в чувство, видимо, что-то пошло не так с моим каминным визитом. Сопротивлялась, тянулась к двери, а защита отца тянули из меня силы.
— Я не могу отступить. Не так, не после всего, чем ты пожертвовала ради нашей дочери.
Сердце подскочило в груди.
Их дочери?
Мама…
Бросилась вперёд, и лишь мельком увидел ту, с кем говорил отец. Молчаливым эфиром она стояла у камина. Её руки были скованы кандалами, цепь тянулась к ногам, а после скрывалась в пламени. В пустых глазах не было осмысленности. Мама смотрела перед собой, явно не видя супруга.
— Свидание окончено, господин Нобераль. Ваше время вышло, — раздался металлический голос, и эфир мгновенно растворился. Почти одновременно с этим, в кабинете Гидеона Дайхарда, кто-то до боли впился в мои губы и наполнил лёгкие воздухом.
Если бы вы только знали, господин ректор, что уже не первый раз спасается девчонку, из-за которой лишились прежней жизни, невесты и любимой карьеры. Как теперь я смогу смотреть в его глаза, видя там тьму, что родилась вместе со мной и предназначалась мне?
Это уже не было похоже не попытку спасения моей жизни, Гидеон целовал меня. Жадно, одержимо, до потери самоконтроля, а у меня не было ни сил, ни желания остановить его. Боль, терзающая коменданта Нуриджа теперь сконцентрировалась на моих губах. Я не отталкивала, но и отвечать на эту мучительную ласку не решалась, понимала, что сейчас ректор Дайхард не в себе, и любое мое движение нарушит это шаткое безумие.
Его дрожь, моя дрожь. Его страх, моё предвкушение. Я все же не удержалась, коснулась его груди, пока между нами ещё оставалась крохотная прослойка воздуха. Эфемерная тонкая грань, но Гидеон одним рывком убрал и её, прижал меня к себе так крепко, что я уже не различала, чье сердце стучит громче. Хотя моё сейчас скорее напоминало несмазанный моторчик дрезины: громыхало, сбивалось и клинило, а саму меня словно подбрасывала на стыках рельсов от каждого стука.
Я не сразу поняла, что Гидеон остановился, смотрел на меня озадаченно и уже без намека на тьму во взгляде, а всего через пару мгновений он резко отсел закрыл лицо рукой и начал смеяться.
Поднялась с пола на локтях и больше всего на свете хотела направить уже на ректора Дайхарда обиженную грозовую тучу. И нет, не за непрошенный поцелуй, а за то, что перестал и теперь ржал, как студент-младшекурсник, утирая слёзы.
— Дрезина? Боги, Алоиза, почему именно дрезина?
Мой гнев немного рассеялся, и теперь ему на смену пришло смущение. За этим внезапным порывом коменданта я совсем не подумала о ментальной защите. Да и не к чему она была в такой миг рядом с ним.
Я подобрала колени и обняла их руками.
— Я познакомилась с одним смотрителем на железной дороге во время моих злоключений. Он прокатил меня на такой штуке. Было забавно…
— Забавно? — Гидеон попробовал это слово на вкус и усмехнулся. — Тебе сейчас было забавно?
— Нет. Было странно и хорошо.
— И неправильно, — невесело улыбнулся ректор.
— Я не углядела в этом ничего неправильного.
— Это был лишь слабый пример того, что делает со мной тьма, Алоиза, а если в следующий раз я не остановлюсь?
Он действительно такой глупый и не понимает, что я не хотела, чтобы он останавливался?
— У нас будет стоп-слово для этого, — я невнятно пробурчала в свои колени.
— Какое? Дрезина?
Он снова рассмеялся и прежде, чем я обиделась, поймал моё плечо и притянул к себе. Мы молчали. Сидели на полу среди разбросанных отчетов, а единственным источником света в кабинете был лишь тлеющий камин. Именно он и напоминал мне в этот миг, что я совершенно не заслуживаю объятий и нежности коменданта.
— А теперь ты закрылась? — он прошептал мне прямо в макушку, касаясь губами моих волос. — Я делаю что-то не так?
— Все так, Гидеон. Просто ты хороший учитель.
Лгунья Алоиза. Тебе больно. Это твой отец каким-то образом повинен в проказе, ставшей частью капитана Дайхарда. Но разве хватит у меня сил открыться ему сейчас? Он возненавидит меня в тот же миг. Пока не разберусь во всем до конца, не скажу более ни слова, а в следующий раз камин использую уже для другого, попытаюсь связаться с мамой. Она жива и где-то очень далеко, но я найду её.
— Я никому не говорил этого, Алоиза, но тебе я, кажется, могу признаться, я люблю…
Короткая пауза показалась мне вечностью.
—... свою тьму. До нашей с тобой встречи я не до конца осознавал это. Она так долго было рядом, стала частью души, поселилась в сердце, смешно реагировала на всё и менялась вместе со мной. Когда она впервые покинула моё тело, мне стало по-настоящему одиноко, и я даже начал ревновать её к тебе.
— Все ещё ревнуешь? — спросила, крепче прижимаясь к его груди.
— Нет. Мне нравится, что она нашла тебя.
— Но ты слабеешь, сдерживая её. Почему не пускаешь ко мне?
Он напрягся, подбирал слова, пока не откупился простым:
— Переживаю за тебя. Её интерес мне не до конца понятен, как и мои чувства. Будет лучше, если тьма какое-то время будет меньше с тобой контактировать.
— Боишься, что заберу её у тебя?
Гидеон лишь фыркнул.
— Эта непокорная стихия принадлежит только мне, Алоиза. Это мой крест, и я не посмею переложить его на чужие плечи.
Как же ты заблуждаешься, капитан! Чёрные щупальцы тянулись ко мне, едва я издала свой первый крик, а ты оказался не в том месте и не в то время.
— Ректор Дайхард, я могу попросить вас о помощи?
Он недовольно кашлянул.
— Помоги мне, Гидеон, — быстро исправилась я.
— Другое дело, чем помочь?
— Можно ли по типу кандалов определить исправительное учреждение? В Нуридже мы носим следящие браслеты, но в других тюрьмах другие правила.
Ректор нахмурился, но задавать лишних вопросов не стал.
— Попробую. Я проходил практику в тюрьмах разного режима перед назначением в Нуридж, имею небольшое представление, но, как правило, в более строгих заведениях используют типовые наручники или колодки. Опиши.
— Лучше. Я покажу.
Создала на ладони эфир со своей мамой, только смазала лицо, чтобы Гидеон не догадался и не заметил сходства.Сердце мгновенно пронзило болью, едва я сама вновь увидела её тонкие руки с тяжёлыми браслетами.
—Интересно, — только и ответил Дайхард, продолжая изучать картинку.
— Как и сказал, это типовые кандалы, но вот манера сковывать преступника таким образом мне знакома. Цепи пущены крест-накрест, на ногах крепление расположили сзади, чтобы максимально затруднить перемещение человека. Каждый шаг будет вызывать болезненное трение на коже. Вот здесь, — он указал на икры фигурки. — Будут незаживающие раны.
Этого я уже не могла видеть в отцовском кабинете, мама стояла к отцу лицом в камине.
— И кто же так делает?
— Старший инквизитор Анкриджа. Ему поручают особо тяжкие преступления, когда кто-то нарушает один из непреложных законов: измена королевству, массовые убийства или преднамеренные действия, повлекшие гибель людей. Эта женщина — опасный преступник, если я прав, а скорее всего, я прав. Её уже подвергли казни, лишили рассудка, памяти и воли в назидание другим, осталась лишь терзаемая болью оболочка.
В ужасе зажала рот ладонью, чтобы не выдать эмоции, которые и так били через край.
— С этим инквизитором можно как-то связаться, подать на апелляцию? Он же мог ошибиться.
— Инквизитор это не человек в привычном смысле слова. Это магический фантом, созданный Министрами всех наших ведомств. Юстиция, образование, культура, сельское хозяйство, тяжелая промышленность, внутренние дела, внешняя политика. Все они жертвуют крупицы своего духа, и непредвзятая многоликая сущность вершит суд и сама же выносит приговор. Тут не может быть ошибки, Алоиза. Инквизитор всегда справедлив. Был даже случай, когда близкий родственник одного из Министров попал к нему на скамью и не смог избежать наказания…— Он быстро развернул меня к себе и пристально посмотрел. — Погоди, ты же не?..
Гидеон схватил меня за запястье.
— Алоиза, кто это?
Попыталась отдёрнуть руку, но комендант оказался сильнее. Я быстро развеяла образ, пока он сам не догадался. А Гидеон уже был близок к этому, его взгляд блуждал по моему лицу, а магия пыталась забраться в самую душу.
Не пускала, сопротивлялась, мысленно молила его остановиться. Я не готова признаться, что мои родители повинны в его многолетнем кошмаре и одиночестве.
— Пожалуйста, Гидеон… — в голосе прорезались всхлипы, и пытка прекратилась. Дайхард смотрел виновато, корил себя за мои слёзы, но не из-за него я плакала.