– Ши? Фейри? Волшебный народец? Неистовый гон? – называл Николас имена, ища узнавание на лицах собравшихся.
– Туаты, – подсказал Эглаборг. – Подхолмовые шавки. Мать рассказывала, что в пору её юности Сумеречники заключили с ними мир и позволили жить по соседству с Урсалией. Количество холмов всё время растёт, они словно наступают на город. По чуть-чуть, если не приглядываться, то незаметно. Но старожилы знают, что прежде холмов было два-три, а теперь целое поле, – целитель прервался, внимательно разглядывая Николаса с подкидышем. – Похоже, теперь он пьёт и ваши силы.
Николас вытянул малыша перед собой. Подкидыш нагло прищурил фиалковые глаза и растянул тонкие губы в ухмылке. Какой крохотный и умилительно хорошенький младенец! Отпускать и не хочется.
– Зато теперь я знаю, как помочь госпоже Уне. Жаль, что все мои припасы с домом забрали. Мне нужен мёд, вода и свечи, – бодро сообщил Эглаборг.
В комнату заглянули двое старших детей Гарольда: Свейн и девчонка лет двенадцати. Толстые светлые косы за спиной, сама яркая, румяная, кровь с молоком, красавица не хуже матери. Видно, та самая Анка, на которую серчал бургомистр. И она, и Свейн выглядели не на шутку испуганными.
– А ну-ка, несите всё живее, бездельники! – прикрикнул на них Гарольд.
– Вы бы сами поели, а то сил никаких, чтобы с больной поделиться, – обратился Николас к целителю.
– Как вы с этим демоном делитесь? – Эглаборг кивнул на подкидыша.
– Анка, Свейн, накормите нашего гостя, да посытнее! – снова позвал детей Гарольд.
– У вас там на лавке раненый ниссе лежит. Забыли? – заглянул к ним Свейн.
Эглаборг поспешил за ним в гостиную.
– Дай я выброшу это отродье в отравленный колодец! – бургомистр потянулся за ребёнком.
Испуганный их криками, подкидыш разорался так, что уши закладывало.
– Нет!
Николас прижал его к груди и закрыл собой. Некстати накатили детские воспоминания, как брат дразнил его подкидышем и как трудно было жить с мыслью, что ты зло, просто потому что родился не таким, как все.
– Возможно, ваш ребёнок ещё жив. Их можно поменять обратно.
– Да где там! Я людей позову, мы спалим этих демонов вместе с их холмами!
– Раньше их разве что Сумеречная армия утихомирить могла. Вы не справитесь, только развяжете войну, в которой сами же погибнете, – пытался достучаться до него Николас.
– Мы позовём на помощь норикийцев! Пообещаем им союз и льготы, мы…
– Они не приедут, как не приехали в Заречье. Их сил едва хватает, чтобы удерживать собственные границы. Вы же не глупый, сами понимаете.
– Нет! Мы – люди, мы – сила. Мы покажем этим тварям, что с нами шутки плохи!
– Лейв, – едва слышно простонала Уна.
Оба спорщика вздрогнули. Эглаборг заглянул к ним через дверь.
– Что случилось?
– Я отнесу ребёнка. В любом случае хуже не станет. Если мне не удастся договориться, вы сможете сжечь меня вместе с холмами, как проклятого колдуна, – воспользовался последним доводом Николас.
Гарольд зло сощурился и сложил руки на груди, краем глаза наблюдая, как Эглаборг снова обследует его жену.
***
Николас помчался к холмам. Ребёнок затих, присосавшись к его резерву. Солнце клонилось за сверкающие льдом верхушки гор на западе, окрашивая их в лиловый цвет. Клубился в низинах сиреневый туман, лишь клочки высоких холмов торчали в нём мелкими островками.
Бабочка манила и переливалась: нефритовым, аметистовым, лазуритовым, яшмовым цветами. Длинные чёрные волосы шелковистыми волнами разлетались по ветру, трепетали края воздушного платья, тонкие, увитые красными и чёрными татуировками руки выплетали фигуры танца, манили. На ступнях красовались рисунки солнца и луны, пальцы выделялись ярко-алым. Ноги отбивали ритм. Эхо растягивало по округе чарующую песню – древнее сказание о неторном пути, семи вратах Червоточин и смельчаке, посмевшем заглянуть за край мира.
Ноги заплетались и утопали в туманном мареве, глаза слипались, голова кружилась, но Николас всё бежал к манящей фигуре. То ли подкидыш выпустил ядовитое жало, выпивая резерв досуха, то ли эта таинственная бабочка заворожила настолько. В голове лениво возникали воспоминания о Неистовом гоне.
Интересно, были ли у лапийских фэйри общие с ним корни? Старые соглашения потеряли силу после падения ордена. Не заключили ли туаты новый союз с сородичами за проливом? Не заколдует ли его бабочка, не передаст ли Аруину, испугавшись его гнева? Может, стоило просто выжечь осиное гнездо?
Малыш на руках кашлянул и зафырчал, давя на жалость. Ветер вился вокруг, свистел в ушах, вливался под кожу, поддерживая стремительно гаснущие силы. Холодный воздух пах особенно сладко. Говорили, суровые северные горы – родина ветроплава, здесь он сильнее всего. Если где и можно выстоять в схватке с превосходящим противником, то на краю Полночьгорья.
Добежав до самого высокого холма, Николас замер и перевёл дыхание. В закатных лучах бабочка обратилась в женщину: невысокую, тонкую, как тростинка, с алебастрово-бледной кожей.
– Ты пришёл! – прошептали подкрашенные рябиновым соком губы, игриво прищурились фиалковые глаза. – Я так переживала, что неправильно рассчитала время. Если бы не заверения Сальермуса, вся бы извелась.
– Маленького белого кашалота? – нахмурился Николас.
Она коснулась его щеки пальцами:
– Ты ещё такой юный! Спасибо, что сдержал слово, – она сложила ладони лодочкой и церемониально поклонилась.
– Я не понимаю, ни кто вы, ни о чём толкуете. Я пришёл за человеческим ребёнком. Зачем вы его похитили? Разве не понимаете, что развязываете войну?
Она вскинула тонкую резную бровь и произнесла печально:
– Да, об этом Сальермус тоже предупреждал. Я Эйтайни, королева-ворожея племени туатов Лапии. У тебя на руках мой сын Эйсмунд. Дело в том, что мы плодимся очень медленно. Наши дети рождаются слабыми и часто погибают в первые полгода жизни. Люди заполоняют наши земли. Многим моим сородичам с юга пришлось переселиться к нам, чтобы выжить. Но теперь и здесь наши владения отщипывают по краюшку: строят дома с садами, – она указала на видневшийся вдали дом Гарольда. – Выпасают своих лошадей на наших пастбищах, вытаптывают наши травы. Мои подданные сердятся и жаждут войны. Мой муж Асгрим устал их сдерживать, отчаялся из-за того, что его называли подкаблучником. Когда я родила, он испугался, что после смерти ребёнка и я отвернусь от него. Поэтому подменил Эйсмунда на человеческое дитя, которое бы выжило, а заодно попытался отравить захватчиков.
– Хорошо, что никто не умер, – хмуро заметил Николас. – Верните мне человеческое дитя, и я постараюсь всё замять, если вы обещаете не вредить людям. Война сейчас везде, все бегут и прячутся. Но можно хотя бы здесь, хотя бы беженцам, желающим спокойствия, сосуществовать мирно. Ваше настоящее дитя будет жить, если только вы в него поверите и примите!
Николас протянул улыбающегося младенца Эйтайни.
– Эйсмунд будет жить, потому что ты его благословил, – она приняла ребёнка.
Подкидыш едва не высосал из него весь резерв! Это она назвала благословением?
– Твои родители всегда верили и принимали тебя, как верят и принимают остальные, – ворожея коснулась пальцем его щеки.
Густые сумерки расчертила молния и ослепила на миг. В ладони снова легла тяжесть. Когда Николас проморгался, то увидел в своих руках крупного розовощёкого малыша, завёрнутого в расшитое вересками одеяло.
– Глядя на нашего наследника, Асгрим смягчится, наши соплеменники угомонятся хотя бы на время. Мы не будем вредить людям, клянусь, – заверила его Эйтайни.
– А как же Аруин?
– Двуликий владыка ши? – щурясь, усмехнулась она. – Мы не союзники. Я отказала ему, когда он претендовал на мою руку. Аруин до сих пор не простил оскорбления и ненавидит нас.
Ворожея протянула Николасу брошь из слоновой кости в виде веточек цветущего вереска:
– Подарок. В тебе столько силы, что она будет привлекать демонов. Отдай брошь тому, кого хочешь помнить, и ты не забудешь истину, какими бы чарами тебя не дурманили.
Брошь упала в подставленную ладонь, булавка вспорола кожу, кость впитала кровь. Украшение вспыхнуло живым цветом вереска и тут же потухло. Туатская ворожба, бр-р-р!
– Бери, пригодится, – сказала Эйтайни. – Если понадобится помощь, обращайся. Туаты Лапии верят в тебя, Вечерний Всадник.
Туман путался в её волосах, сумерки скрывали плотным пологом. Дунул ветер, и она исчезла, оставив после себя лишь аромат верескового мёда.
Уже под покровом ночи Николас вернулся к бургомистру. Горели окна, внутри суетились обитатели. Прежде, чем он успел постучаться, дверь распахнулась, и на пороге показался сам хозяин.
– Ваш, на этот раз точно, – Николас отдал ему безмятежно дремавшего малыша. – Туаты больше не будут вам докучать, даю слово.
Гарольд пропустил его внутрь, внимательно разглядывая сына.
– Ух, какой крепенький карапуз! Как Свейн точь-в-точь.
Старший ужинал за столом вместе с пришедшим в себя ниссе. Оба повернули головы, чтобы посмотреть.
– Он! – радостно воскликнул маленький демон.
– Никогда я таким лысым не был! – скривился Свейн.
– Лейв! – донёсся из спальни слабый голос Уны.
Муж поспешил к ней, Николас следом. Эглаборг сидел на стуле возле её кровати и выплетал из свечного пламени сверкающую рубинами сеть, через которую в больную вливалась жаркая сила. Уна повернула к вошедшим встрёпанную голову.
– Вот он, – Гарольд положил сына рядом с ней.
Она вгляделась в него тусклыми, полными слёз глазами.
– Как же сердце мне не подсказало?
– На подкидыше были отводящие взгляд чары. Видеть сквозь них могут только Сумеречники, – объяснил Николас.
– Отдыхай! Как поправишься, так и будем разбираться, – примирительно погладил её по волосам Гарольд. – И приданное твоё я тоже трогать не стану.
Уна слабо улыбнулась и снова повернулась к сыну. Едва слышно напевала ему колыбельную и засыпала сама.
***
Гарольд предложил погостить у него несколько дней, чтобы убедиться, что с ребёнком и Уной всё в порядке и туаты больше не шалят.
Вместе с Эглаборгом они спали в гостевой спальне. Целителю позволили забрать свои вещи из старой хижины. Он заштопал ниссе жилами мердабада, диковинного мелкого зверька, водившегося на склонах Полночьгорья. Только их не проедала ядовитая кровь. Теперь домовой снова, уже в открытую, подметал пол и хлопотал по хозяйству.
За Уной Эглаборг ухаживал очень старательно, вливал в неё все силы без остатка, отпаивал отварами из целебных трав и вересковым мёдом. Говорил, что это единственное противоядие от чар туатов. Мало-помалу к Уне возвращалось здоровье. Вскоре она начала вставать с кровати и кормить Лейва грудью.
Малыш оказался здоровеньким и почти не плакал, даже когда вместо материнского молока ему приходилось из ложечки пить козье.
С колодцем Эглаборг тоже разобрался: нашёл в записях своей матери, потомственной урсалийской целительницы, рецепт. Николас разыскал ингредиенты, и через несколько дней, когда зелье поспело, вылил его в колодец. Вода вспенилась и мощными струями ударила до самой крыши. Вся округа сбежалась поглазеть на это зрелище. Когда пена опала, запахло свежим разнотравьем. Под направленными на него со всех сторон взглядами Николас зачерпнул первое ведро из колодца и выпил. Оказалась обычная, очень даже вкусная ключевая вода.
Видя, что он не забился в судорогах со смрадной пеной на губах, люди принялись сами набирать воду.
За время отдыха Николас осмотрел город, пополнил запасы и даже заглянул в порт. Красавица-Анка строила ему глазки и заигрывала так явно, что даже её ухажёр – плечистый подмастерье кузнеца Рудольф щурился на него с недовольством и показывал мускулы, закатав рукава рубашки до самых плеч. Забавная парочка!
Холмы замолчали, не показывалась больше бабочка, не тревожил таинственный шёпот. Через пять дней, когда Уна поправилась окончательно, Гарольд заключил, что его заказ исполнен.
Все втроём: Эглаборг, Николас и Уна – растолковали ему, что происходит за северной границей города и как надо вести себя, чтобы не потревожить хрупкий мир с обитателями Полночьгорья. Из пугающего соседства можно извлекать выгоду. При слове «выгода» мысль бургомистра быстро заработала. Он явно просчитывал новые перспективы для города и для своего кошелька заодно. И похоже, остался доволен.
– Точно хочешь ехать? – спросил Гарольд. – А то осел бы у нас, я бы тебя Охотником на демонов при магистрате назначил, жалованье хорошее исправил. Зачем тебе эти странствия, тем более в единоверческих землях?
– Нет, – упрямо покачал головой Николас. – Раз уж я не остался в отцовском доме, чтобы защитить семью, то должен пройти испытание и стать настоящим Сумеречником. С этой силой я вернусь и постараюсь изменить нашу участь.
– Надеюсь, с возрастом ты поумнеешь и передумаешь воевать со всем миром, – бургомистр плутовато сощурился. – Так какую награду хочешь?
– Я выберу себе лошадь. А вторую половину пускай возьмёт целитель. Он сделал не меньше моего, а то и больше, – Николас кивнул наблюдавшему за ними Эглаборгу.
– Хочешь, чтобы я вернул твой сарай? – обратился к нему Гарольд.
Целитель задумчиво посмотрел в сторону Николаса.
Они направились на луг за дом. На свежей весенней траве паслись коренастые северные лошади, больше подходившие для телеги, а не верховой езды. Николас бродил между ними, придирчиво оглядывая каждого.
– Вот этот хороший, – Гарольд указал на высокого вороного жеребца с гибкой лебединой шеей, длинной густой гривой и мохнатыми бабками. – На продажу в Норикию развожу. В экипажах они очень нарядно смотрятся.
– Вороных – терпеть не могу. Лучше вон того, в яблоках, – Николас кивнул на изящного серого коника, пасшегося неподалёку.
Хотя бы внешне он походил на верхового, должен быть выносливей.
– Его трудно чистить, – предупредил бургомистр.
– Справлюсь! – отмахнулся Николас и отправился ловить выбранного коня.
На рассвете следующего дня Охотник собрался в дорогу. Проводить его вышли все домочадцы Гарольда и даже ставший полноправным членом семьи ниссе. Только Эглаборг куда-то запропастился.
– Береги себя, – Гарольд по-отечески похлопал Николаса по плечу. – И возвращайся, как настранствуешься. Мы всегда тебя примем.
Николас вскочил в седло и заторопил коня по дороге, ведшей к Спасительному хребту. Урсалийцы махали ему на прощание до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.
========== Глава 11. Компаньон ==========
1563 г. от заселения Мунгарда, Лапия – Кундия
Николас добрался до Перевала висельников, что вёл через Спасительный хребет, отделявший Полночьгорский полуостров от материка. За спиной послышалось торопливое цоканье копыт. Даже не оборачиваясь, он признал ауру целителя. Ещё в городе Николас заметил, с каким подобострастием относится к нему Эглаборг. Похоже, целитель решил, раз Охотник освободил его из колодок, то нужно служить ему всем, чем только можно. Николас надеялся, что Эглаборг от него отстанет, когда он уедет, но не тут-то было.
Охотник остановил коня и спрыгнул на землю.
– Не гоните! Здесь очень опасная тропа: узкая, крутая и скользкая. Не зря же это место называют Перевалом висельников.
– Я вообще-то родился в этих краях, – усмехнулся Эглаборг тихо, но его голос усиливался эхом. – А ещё говорить нужно шёпотом, иначе можно сорвать оползень. Не знали?
Николас неопределённо мотнул головой. Целитель слез с коренастой лошадки. Соловой масти, по её хребту и гриве проходила тёмная полоса, по которой легко можно было узнать лапийскую породу.
– Боялся, что не успею нагнать или разминусь. Так куда мы едем?
– Я еду по своим делам, а куда направляетесь вы, мне неизвестно, – раздражённо отозвался Николас.
Терпеть не мог навязчивых людей! Он зашагал вперёд в надежде, что целитель поймёт всё сам.
Солнце миновало зенит, тропа стала забирать круто вверх. Горы – пристанище ветра, здесь Николас как нигде ощущал в себе силу и лёгкость. Ослабить его могли лишь неволя четырёх стен и затхлость подземелий. А вот целительному огню высота и тяжёлые подъемы были явно не по нутру: Эглаборг пыхтел и обливался потом. К долгим переходам он, похоже, не привык, ругался себе под нос, но всё равно не отставал.