– Вон трава примята, а у той ёлки лапки обломаны – явно тут прошёл.
Нет, брату надо дать шанс. Николас покорно следовал за ним по мокрой от росы траве. От спешного шага сучья громко хрустели под ногами, из-под сапог выкатывались шишки, ветки нахлёстывали в лицо так, что мальчик устал увёртываться и весь промок.
Они бродили по лесу до обеда, пока не влезли в болото. Эдварду втемяшилось переправиться по кочкам на другой край. Проверяя почву палками, они с трудом преодолели трясину. Впереди поджидал бурелом: лапы поваленных елей устремлялись вверх непролазной стеной, торчали в стороны острые сучья сосен и осин. Кое-где дыбились заросли колючего малинника и можжевельника.
– Вряд ли бы олень, пусть даже трижды диковинный, сюда полез, – покачал головой Николас, по пояс забравшись в молодой ельник.
– Тоже мне умник нашёлся, – хмыкнул Эдвард и потащил брата обратно через болото.
Умаявшись, они присели на сырое бревно на другом краю трясины и достали овсяные лепёшки с вяленым мясом. Запив их водой из фляги, Эдвард задумчиво посмотрел на крадущееся за макушками сосен солнце.
– У меня есть ещё одно средство. Всё получится. Ты мне веришь? – он обернулся к брату.
Николас прищурился по-лисьи и кивнул. По правде говоря, они так шумели, что даже белок с зайцами распугали, не то, что оленей.
– Почему отец запретил брать с собой собак? – посетовал Эдвард и снял с шеи охотничий рог.
Поправив висевший за спиной лук, Николас поднял ногу. Под каблуком сапога застрял камушек и стучал при ходьбе. Нужно его выковырять, пока есть время.
Пришибив впившуюся в шею мошку, Эдвард набрал в грудь побольше воздуха, поднатужился и… Рог издал низкий звук.
Ветер лениво шевелил макушки деревьев, в отдалении добил кору дятел, тоскливо плакала кукушка. Олень не отзывался. Эдвард снова и снова трубил в рог, вспугнул стаю желтобрюхих синиц, но ничего не добился.
– Идём. Олень там! – напустив на себя уверенный вид, он упрямо двинулся дальше.
Братья долго кружили по звериным тропам, порядочно изорвав одежду. Временами Эдвард останавливался и дул в рог, а потом снова нёсся туда, где якобы прятался олень. Тени начали удлиняться, а кроме гадючьей норы под корнями старого дуба, ничего так и не нашлось.
Они остановились на небольшой поляне, где росли сосны с низкими ветвями. Эдвард принялся ползать по мху в поисках следов, но только испачкал колени.
– Ты заблудился? – не выдержал Николас.
Эдвард подскочил и глянул на него зло:
– Ничего подобного! Отыскивать след оленя – целое искусство. Уж точно занятие не на один день в компании такого сопляка, как ты. Стой здесь. И не так, как с Белым Палачом!
– Хорошо, – пожал плечами Николас.
Стоять на месте, значит, стоять на месте. Но шевелиться-то можно.
Эдвард полез на самую большую сосну, чтобы высмотреть дорогу.
Время вышло. Чтобы отыскать оленя, нужно действовать немедля, иначе Николас потеряет наставника и разочарует отца.
Младший брат вытянулся во весь рост и раскинул руки в стороны. Веки плотно смежились, окунув в серую пустоту, из которой можно было вылепить всё, что угодно. Он пожелал получить крылья и стать птицей, исполняющей магический танец. Тук-тук-тук – сердце мерно отзывалось на медленные вдохи. Из макушки в небо ударил луч.
Происходящее стало различимо с высоты полёта. Даже мелочи различались на много миль вдаль – так не позволило бы видеть даже самое острое зрение. Деревья пели шорохом листвы и звоном иголок, поскрипывали стволами и стучали соками в такт. Ветер скользил между соснами и кружил сверкающие на солнце былинки. Пахло терпкой смолой и горькими травами. Ноги врастали в шелковистый мох, нитями грибницы проникали в землю и растягивались повсюду сетью.
Вон кабаниха ведёт детёнышей лакомиться желудями и откапывать коренья у старого дуба. Сойки кормят птенцов в большом дупле. Кружит за лесом ястреб, высматривая в поле суслика. Конский щавель буйно колосится у самой кромки леса и роняет в землю семена. А вот и молодой олень. Рыжим горят бока, усыпанные светлыми пятнышками. Склоняется к ручью острая морда, золотятся на солнце мягкие шерстинки, покрывающие раскидистые рога.
«Где ты? Где?» – мысленно звал Николас.
Дорога выплеталась из голубых воздушных нитей. Их концы обвились вокруг копыта оленя, чтобы тот не пропал.
Сосредоточенье прервал тяжёлый удар о землю. Послышался недовольный голос Эдварда:
– Что за дурацкие игры? Растянешься и лоб разобьёшь, а мне снова влетит! Сам-то даже пальцем не пошевелил, чтобы демонова оленя найти!
– Уже нашёл! – ухмыльнулся Николас и помчался за угасающим следом.
Лишь бы успеть, пока не пропадёт. У них всего один шанс! Деревья и кусты расступались, поднимались корни, мелькали тропы и большие дороги. Заветный ручей показался у стоявших раскрытой книгой замшелых валунов. Николас присел за кустами лещины. Олень вынюхивал вкусные пучки травы, не замечая охотника.
Плавно вынув лук, Николас наложил на него стрелу. Со стрельбой, в отличие от фехтования, у него проблем не было, с меткостью – уж точно. А силу и дальность можно увеличить с помощью «фокуса».
Он натянул тетиву и прицелился в горло. Постой-ка смирно, олень!
Тетива уже почти соскользнула с пальцев, но вдруг с них что-то потекло. Как во сне руки до локтей оказались перемазаны в крови. «Убийца! Убийца! Подкидыш! Ты – зло!» – шумел в ушах низкий голос Белого Палача. Задрожали ладони, внутри туго взвилась струна. Она не позволяла выстрелить, заставляла стоять истуканом и смотреть.
Рядом раздался треск. В плечо толкнули так, что Николас упал.
Чудесный зверь медленно поднял морду, на кусты лещины уставились лиловые глаза. Несчастные глаза невинной жертвы.
«Не губи! Не губи!» – послышалась призрачная мольба.
Эдвард рядом согнул лук, свистнуло оперение.
Николас сощурил глаза. Сгусток воздуха ударил в стрелу. Наконечник проскользнул в нескольких пальцах от горла оленя. Зверь встрепенулся и помчался в лесную чащу, сверкая копытами.
Эдвард бросил лук и схватил брата за шиворот:
– Какого демона ты вытворил?!
– Ничего я не делал! Ты сам промазал! – вырывался Николас.
– Я никогда не промахиваюсь. Теперь придётся возвращаться ни с чем. Какой же ты бесполезный неудачник!
Брат отпустил. Николас взглянул на свои руки: пыльные и поцарапанные немного. Какое-то сумасшествие!
Не будет у него теперь никакого учителя, видно, действительно недостоин и должен умереть. А как отец расстроится!
Эдвард снова потянул Николаса за собой.
***
Хорошо, что дорога отыскалась быстро, и они успели вернуться к ночи. На крыльце призывно горели фонари, отец бродил по веранде из угла в угол, как загнанный в клетку зверь.
Заслышав шаги, он замер и спросил потухшим голосом:
– Не нашли?
Захотелось сквозь землю провалиться.
– Ещё как нашли! Только он, – Эдвард указал на брата, – отклонил мою стрелу!
– Перестань говорить глупости! – отец смерил их тяжёлым взглядом.
– Это ты перестань! Все прекрасно видят, как он творит непонятные вещи, а ты сговариваешься с подозрительными людьми. Мы попадём на костёр из-за ваших тёмных делишек!
– Иди в дом, – тихо велел отец.
– Ну, конечно! Больше ты ничего сказать не можешь! – Эдвард поднялся на порог и громко хлопнул дверью.
Отец опустился на ступени, поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях.
Николас устроился рядом и спросил:
– Я подкидыш, да? Дитя демонов. Поэтому у меня ничего не получается и все страдают.
– Нет! – отец развернулся и прижал его к себе. – Ты мой сын! Мой! Никогда не думай иначе. Смотри!
На ступеньке лежал гладкий камушек из тех, что дети собирали на галечном пляже за лесом. Камушек задрожал и пополз рывками.
– Отец! – воскликнул Николас.
Никогда не думал, что кто-то ещё так может. Что этим кем-то может быть его хорошо знакомый отец.
Он подхватил сына на руки, совсем как в детстве, когда любил катать его на своих плечах, и понёс в дом.
Возле комнаты в углу второго этажа отец поставил его на ноги. Это помещение никогда не открывали. Дети много раз пытались пробраться туда, надеясь разгадать отцовские тайны, но замок не поддавался ни одной шпильке, на окнах стояли решётки, а изнутри их закрывали плотные гардины.
Отец снял со шнура на шее увесистый ключ и со скрипом отпер проржавевший замок. Дохнуло затхлостью и скопившейся за много лет пылью. Николас чихнул. Отец подтолкнул его вперёд и, затворив дверь, принялся зажигать свечи в серебряном канделябре.
На стене справа висел портрет важного господина. Его волосы были заплетены в пучок на затылке, как у Белого Палача. Взгляд синих глаз пристально следил за гостями. На поясе висел меч в богатых ножнах.
Такой же меч покоился на соседней стене. Какой изящный прямой клинок! Опущенные вниз дужки крестовины украшал четырёхлистный клевер, сверкал коричневый камушек в навершии. Николас потянул к оружию ладонь, но тут увидел уродливую тень. Рядом висела косматая голова бурого чудища с кабаньими бивнями. Мальчик испуганно отпрянул.
Отец уселся в кресло за столом и устроил сына у себя на коленях.
– Знаешь, кто это? – спросил он, указывая на портрет.
Николас пригляделся внимательней. Теперь взгляд мужчины казался таким же печальным, какой был у отца, когда тот услышал о провале охоты.
– Знаменитый полководец?
– Да, твой дед. Гэвин Комри, его ещё называли Утренним Всадником. Это его кабинет. Он часто засиживался здесь до рассвета с бумагами и книгам.
Николас облизал пересохшие губы. Никогда бы не подумал, что дед был кем-то настолько важным. Казалось, его предки всегда жили затворниками в глуши Озёрного края и лишь изредка выбирались в ближайший городок на ярмарку.
– Раньше наш род состоял в ордене Сумеречников. Они все обладали необычными способностями и защищали людей от демонов, которых ты рисуешь в своих альбомах.
– Так они… Сумеречники были хорошими? – с трудом осознавал Николас.
– Они были героями. Но орден пал, когда пришли единоверцы со своими цепными псами – Лучезарными. Твой дед был последним Архимагистром. Именно он объявил капитуляцию и роспуск.
– Зачем? – ужаснулся Николас.
Теперь взгляд человека на портрете казался ему жестоким.
– Хотел, чтобы как можно больше Сумеречников спаслось от преследования. Он пожертвовал ради этого жизнью.
– Его сожгли на костре?
– Да. Он покаялся в том, чего не совершал, и взошёл на эшафот с развязанными руками. Многие до сих пор не простили его за это.
Отец шумно выдохнул. Видно, слова давались ему с трудом. Он мерно раскачивался на стуле, гладя сына по волосам.
– В детстве у меня тоже был дар, но я его потерял. Надорвался.
– Как?
– Из-за моего старшего брата. Кевин… он провалил своё посвящение, как ты сегодня. Не нашёл оленя.
– Так дядя Кевин был плохой?
– Нет, что ты! Не слушай вредного старика. Твой дядя был очень добрым, по-настоящему светлым, весёлым человеком. Его все любили: я, отец, друзья. Моя мать, твоя бабушка, умерла очень рано, и брат заменил мне обоих родителей. Отец ведь был очень занят по службе и хорошо, если приезжал домой раз в год. Он нашёл для брата другого наставника. В шестнадцать лет Кевина отправили проходить испытание, чтобы тот стал Сумеречником. В пустыне Балез Рухез на границе с Гундигардом он должен был убить саблезубого мелькариса.
Это так далеко к югу от Авалора! Должно быть, дядя Кевин объехал весь мир.
– Но в схватке с демоном он потерял обе ноги, – продолжил рассказывать отец. – Целители ордена вернули его к жизни и доставили домой. Он очень переживал, что превратился в калеку и Сумеречником уже быть не сможет. Отцу пришлось уехать из-за кризиса в ордене. Я старался подбодрить брата из последних сил. Когда никого из взрослых не оказалось рядом, он попросил меня принести кинжал с волнистым лезвием – подарок отца на его совершеннолетие. Я не знал, что он задумал и исполнил просьбу…
Отец снова прервался, дыша очень часто.
– Брат заколол себя у меня на глазах. Я всё смотрел на его истекающее кровью, холодеющее тело и не мог пошевелиться. Чувство вины сковывало меня по рукам и ногам, страх и скорбь глодали душу. Я свалился в беспамятстве и очнулся, только когда вернулся отец. Он отнёс меня в спальню и обещал больше никогда не бросать одного.
Живот скручивало по мере того, как Николас представлял себя на месте отца. Эдвард, конечно, противный, но такой участи он брату никогда не желал. Как бы отвратительно он себя чувствовал, если бы не смог его спасти! Как будто измазал руки братской кровью!
– Что-то сломалось внутри меня – мой дар, – продолжал рассказывать отец. – Поэтому я тоже не стал Сумеречником. Когда Эдвард родился обычным, я подумал, что силы оставили нашу семью, но с твоим появлением на свет ко мне будто вернулся мой отец. У тебя его глаза. Все, кто его знал, замечают это.
Николас снова посмотрел на картину. Теперь ему казалось, что он видит своё отражение. Неужели он станет таким же мрачным, полным горечи и разочарований в старости? Хотя вряд ли до неё доживёт.
– Я тоже останусь без ног? – спросил Николас после затянувшейся паузы.
– Что? Нет, конечно. Орден распустили, на испытания никого не отправляют, – смутился отец. – Не переживай, я что-нибудь придумаю. Может, напишу норикийцам. У них есть убежище для Сумеречников – Компания «Норн». Там тебя всему обучат, даже фехтованию. Хочешь жить не в этом захолустье, а в золотых дворцах Дюарля? Будешь компаньоном и защитником их мальчика-мессии. Говорят, он с Эдвардом одногодка.
Отец добродушно подмигнул, пытаясь успокоить сына после горьких откровений.
Да, Николас мечтал повидать мир, но семью бросать не хотел, даже Эдварда. А уж отца… нет, Николас не променял бы его ни на кого другого, лишь бы тот верил и гордился им.
Тишину нарушил громкий стук. Отец с сыном встали и поспешили в прихожую. Все домочадцы уже спали, полуночничали только они вдвоём.
Дверь отворилась. На пороге в лунном сиянии вырисовался силуэт Гвидиона. Николас удивлённо выглянул из-за спины отца.
– Не думал, что увижу вас снова, – вскинул брови Даррен.
– Отчего же? Твой сын прошёл посвящение, и теперь видеться мы будем часто. Собирай вещи, Николас, завтра на рассвете я отведу тебя в нашу общину.
Отец просиял. Николас поражённо оттопырил губу и никак не мог решить, хорошо это или не очень.
***
Родители поднялись рано, помогая ему собраться в дорогу. В заплечный мешок, что был едва ли не больше самого Николаса, мама уложила сменное бельё, тёплую одежду, обувь. Лишнее брать с собой запретили, но мальчик умыкнул новый альбом и угольные стержни.
На рассвете Николас вместе с отцом вышли за ограду. Мама с Лизи остались наблюдать с крыльца и махали руками, с трудом скрывая слёзы. Эдвард, как всегда, надулся и выходить из дома не пожелал.
На краю буковой рощи ждал Гвидион.
– Слушайся наставника, не шали и не забывай о нас, – напутствовал отец, склонившись к макушке сына.
– Я не подведу. Ты веришь? – Николас оттопырил мизинец левой руки.
Отец подцепил его палец своим и улыбнулся.
– Мы будем скучать! – кричал он на прощание.
Николас вместе с Гвидионом ступили на лесную тропу. Из болотистых низин выползал туман, укутывая землю полупрозрачной дымкой. Утро выдалось зябким несмотря на то, что лето ещё не закончилось. Николас плотнее запахивался в плащ, торопливо вышагивая к северу, навстречу диким Каледонским горам. Вскоре он отыскал подходящую по росту палку и стал опираться на неё, как наставник – на посох. Лямка от тяжёлого мешка жгла плечо.
Николас поправил её и спросил:
– Когда начнутся занятия?
– Уже начались, – охотно ответил Гвидион. – Как только я пришёл в ваш дом. Скажи-ка, что ты уже понял?
– Что надо уважать и доверять своему учителю? – вспоминая, как мыл его ноги, ответил Николас. – Это не сложно.
– Великие откровения скрываются за простыми вещами. Запомни это. Если ты не доверяешь своему наставнику, то он не сможет тебя обучить, как бы вы вместе ни старались.