«Думаешь, тебе все сойдёт с рук? Вас уже хотели размозжить как мух, не смотря на все твои степени доступа. Целый сегмент станции в опасности. Диаспора джанкеров негодует.»
— Ну раз диаспора просит… — Эпос с трудом выдавил из себя смех. По щеке женщины, красоту которой не смогло победить даже время, побежала слеза. Первая слеза которую Айзек видел на ее лице. Даже тогда, давным — давно, когда он улетал к центру галлактики на борту «Арго», она не позволила эмоциям взять верх.
«Я сделала, что смогла… — она убрала прозрачную каплю со щеки, — если захочешь, посмотри… Если захочешь, вернись…»
Где — то в подсознании Эпоса раздался голос корабля:
"Получен пакет данных. Вывести на экран содержащееся в нем изображение?"
— Нет.
Айзек почувствовал, что начинает терять сознание.
— Я вернусь, Либ. Когда — нибудь…
***
Вызов оборвался. Либерти поежилась, запахнув халат, который в этой кутерьме так и не успела поменять на что — то более подобающее. Она прошла из кабинета в спальню. В сознании всплыл новый образ — ее вызывали. Либерти вернулась к галопанели. Женщине не хотелось лишний раз входить в кибер.
— Привет, что случилось?
— Он опять убежал, — говорившая с голограммы девушка лет тридцати не находила себе места, — а что, если он был в том секторе? Что там стряслось? Террористы?
— Надежда, прекращай истерить! Никуда он не денется, придет засранец. Порода такая.
Девушка всхлипнула, заставив Либерти прикрикнуть.
— Ты чья дочь!? Сопли здесь распускаешь.
Девушка с изумрудными глазами и копной пепельно — белых волос взяла себя в руки.
— Хорошо, мам.
Она отключилась, оставив Либерти наедине с пустынной спальней и давно уже холодной постелью.
Глава 5. Часть 1. Страх
Бирюзово — черный Страх обволок Кохитсуджи почти по колено. Бережно и деликатно он обволакивал ее кожу, просачиваясь в каждую пору. Ступая все ниже по Лестнице Забвенья, девушка все сильнее ощущала голодную хватку Страха. Но он не настаивал. Страх всегда молчал. Страх никогда не требовал и не просил. Он забирал лишь то, что ему давали. Забирал то, чем люди не могли поделиться ни с кем, подчас даже с самими собой. Темные, зловонные мысли, скребшиеся где — то в глубинах подсознания, были его любимым лакомством. Именно за это гастрономическое предпочтение Кохитсуджи его так и прозвала.
У Страха было много имён. Братья и сестры Кохитсуджи звали его по — разному, но в основном предпочитали говорить просто «он». Он был повсюду, он был всем. Он был началом и концом умения ее соплеменников. Он был главным секретом флегийцев и их Отца. Отец называл Страх даром и другом, который людям посчастливилось найти в бескрайней веренице врагов рода людского. Он был подношением Грядущих. Подношением, за которое нужно было расплачиваться. Учитель считал Страх простым инструментом, орудием скульптора, позволявшим наставникам преобразовывать слабые и нерешительные души новоявленных учеников в нечто большее. Нечто, превосходящее своими возможностями все технологии, использовавшиеся в тех же целях. Чем могли помочь своему обладателю боевые импланты седьмого поколения, если эмоции и нервы не дают его мыслям собраться в единый кулак? Как лучшее "умное" вооружение могло защитить человека, если он был поглощён собственными переживаниями, а не строго следовал плану? Сильно ли поможет модификация, если человек слаб и боится врага? Страх мог исправить все эти недочёты. Страх был домом и главным другом для всех них.
Кохитсуджи все опускалась, отдавая свое хрупкое тело во власть бирюзово — черного товарища. Он не торопил. Ее формы ещё не обрели зрелость женщины, а мастерство не достигло подобающего уровня, но она знала: скоро придет и ее час. Грядущие зовут. Чистота мира требует ее вмешательства. Сам Великий Отец выбрал ее для этой миссии из десятков других претендентов. Призвал подобающего учителя, чтобы тот подготовил Кохитсуджи к главному делу ее жизни.
Менархе превратило ее в женщину полгода назад. Время все больше поджимало. Каждая секунда промедления уменьшала их шансы на успех. Это будет ее последняя чистка, последнее освобождение от всего лишнего. Дальше начнется работа.
Она преодолела рубеж, отделявший ее от единства со Страхом — аккуратное каре вороненых, как бездна космоса, волос погрузилось в бирюзово — черную жижу. Внешний мир пропал. Сердцебиение замедлилось и почти не мешало сосредоточиться. И даже стервец кислород, главный наркотик всея человечества, на какие — то мгновенья перестал напоминать о своей необходимости.
"Откройся, и он сам все сделает," — слова Учителя выбитой в камне аксиомой звенели в голове Кохитсуджи. Она позвала его. Точнее сказать, позволила Страху взять над собой верх. Взять над собой власть. Это должен был быть самый долгий из непрекращающихся в последнее время сеансов. Кохитсуджи ждала. Она привыкла к веренице образов и картин, которые Страх вырывал из ее души. Он не ведал пощады и не знал границ. Ему были незнакомы смятение и осуждение. Он просто забирал все лишнее, оставляя лишь нужное для достижения цели. Учитель иногда называл это заумным словом психопрограммирование, но Кохитсуджи предпочитала думать, что Страх просто исправлял все дефекты, на которые были так падки люди.
Она плакала и кричала, когда он забирал у нее друзей. Образ пустоты и растерянности мелькнул в ее голове и испарился, отправившись куда — то в глубины нейроплазмы Страха.
"Кит и Рун, простите, но вы больше никогда не будете мне по — настоящему дороги".
Страх излечил ее от дружбы. Она больше никогда (конечно, если грязь внешнего мира не прорвется сквозь оболочку, выстроенную в ее сознании Страхом) не будет тосковать по товарищам и ждать с ними встречи.
Она умоляла оставить в ее голове последний фрагмент ее предыдущей жизни: глаза матери в ту секунду, когда Кохитсуджи забирали на первом эвакуационному транспорте с Дарнеллы. Безумный блеск двух черных маяков былого в бездне ее памяти; пунцовое небо дома, которое разрывали болиды десантных ботов; трепет и тепло материнского сердца, вырывающееся на свободу со слезами — уходило все. Даже не уходило, а выцветало. Яркие, полные красок образы прошлой жизни — грязной, нищей, но все же такой знакомой и привычной — уходили. Оставляли лишь монохромную ретроспективу давно ушедших событий. Надежда найти мать, тайная мечта восстановить семью, разрушенную непомерным эго вождей Дарнеллы, испарялась. Осталось лишь прагматичное понимание своего происхождения.
Мгновения шли, но Страх медлил. Кохитсуджи парила в его бескрайнем теле, не ощущая эмоций, потеряв все чувства. Гул в голове, подобный грому нередко бушевавших на ее родной планете ураганов, возвестил ее разум о приближении видения. Страх показал ей обратную сторону своей дружбы. Учитель Кохитсуджи говорил, что это является частью процесса формирования психологии флегийцев. Призраки от этих слов добрее не становились. Видения не переставали поражать своей жестокость. Страх забирал все слабости, содержащееся в разуме человека, и наполнял внутренности флегийцев ненавистью. Нейросеть, обволакивающая планету, ставшую домом Флегию и его детям, помнила все. Все зло и скверные помыслы, которые люди отдали этому молчаливому разуму. Помнила и демонстрировала истинное лицо людей. После таких видений, не всегда ограничивающихся разумом окунувшихся в бирюзу, все сомнения в верности Пути Отца отпадали. Он был прав. Человечество нуждалось в чистке. Грядущие не должны видеть расу в таком плачевном состоянии.
Образ из рокочущего гула внутри черепной коробки наконец — то перерос в нечто большее. Призрак человеческих мыслей подкрался к девушке и разинул свою зловонную пасть. Самым жутким в насылаемых Страхом видениях было то, что до конца оставалось неясным, реальные ли воспоминания он транслировал или же демонстрировал выдернутые им из подсознания людей безумства их альтер эго.
Кохитсуджи увидела солдата. Управляющий экзоскелетом времён Выживания десантник направлялся к одноэтажном у дому. Деревянная постройка не внушала доверия. Она была не способна защитить от сколько — нибудь сильных погодных катаклизмов, не говоря уже о сопротивлении смертоносной силе оружия. Разбитые стекла и пара огарин от плазмы не смогли обмануть мужчину — дом был населен. Тоненькая струйка дыма тянулась в небо из узкой каменной трубы. Глаза десантника скрывало забрало шлема. Все его эмоции отражались на нижней части лица. Покрытый густой щетиной подбородок венчала кривая ухмылка. Он облизнул губы. Пройдя пару ступенек крыльца, десантник легко махнул правой рукой экзоскелета, превратив весь дверной проем к груду щепок. "Добыча" солдата обнаружилась в глубине пошарпанной гостиной. Девушка в лёгком летнем платье, с забранными в пучок пепельными волосами, пряталась за спиной немолодого мужчины.
— У нас есть официально заверенное заявление о лояльности силам самообороны. Мы не имеем отношения к экстремистам! — мужчина, почти старик, загораживая девушку рукой, выставил в направлении десантника свидетельство.
— Я заберу то, что захочу. А ты, дед, иди погуляй.
Старик опустил руку, признав бессилие документов перед угрозой, и начал пятиться.
— Вы не имеете права, я доложу о ваших действиях начальству.
— А вот угрожать не надо. Кем эта сучка тебе приходится? Внучка? Дочь? — Десантник сально улыбнулся. — Жена? Неужели? Браво — браво. Мое почтение… Там на всех хватит, не переживай. Мне надо — то только кусочек этой шалавы… Улучшу вам генофонд.
Старик шагнул вперёд, выставив вперёд руку.
— Нападение на участника подавления восстания? Тебе же хуже, — маломощный лучевик прожёг клетчатую рубашку, а вместе с ней и грудь старика, не встретив сопротивления. Труп рухнул к ногам зажавшей лицо руками девушки. Комната наполнилась сладким запахом жженой плоти. Десантник медленно выбрался из экзоскелета и снял шлем. Его голубые, показавшиеся бы в любой другой ситуации безумно добрыми глаза горели похотью.
— Сама все сделаешь или сопротивляться будем? Мне так — то похеру, будешь ты дышать или нет.
Он начал медленно стягивать комбинезон.
Кохитсуджи спокойно наблюдала, как он подходит к притихшей девушке. Если бы Страх не забрал из ее души все сострадание, всю слабость, Кохитсуджи, наверное, стало бы ее жалко. Но сейчас… сейчас ее душу пропитывала лишь ненависть. Ненависть не только к этому десантнику, который, возможно, в действительности и не сделал ничего из того, что она увидела. Видение могло быть лишь помыслом реального человека. Она ненавидела людей за их мысли, очень часто переходящие из черных грез в реальность. Кохитсуджи знала, что если она провалится на грядущем задании, участь девушки, которую показал ей Призрак, ждёт и ее саму.
Видение не собиралось уходить, лишь изменив обличие. Десантник, нависший над дрожащей всем телом девушкой, исчез. Кохитсуджи увидела жилой отсек космического корабля. Вереница двухуровневых кроватей выдавала в окружающей обстановке казарменное помещение. Девушке стало почти скучно. Уже не раз и не два Страх присылал ей подобные картины. Мысли и тайные желания людей, некогда побывавших на этой странной планете.
Кродха — непознанная и непонятая планета. Одна из многих в человеческом сегменте космоса. Люди нашли это неогранённый алмаз и приняли за осколок стекла. Лишь Отец смог использовать силу, населявшую эту планету, в своих целях.
Скучающая Кохитсуджи увидела привычную картину. Мальчик (во времена Выживания люди рано взрослели, и детей, обучив простейшим азам обращения с оружием, бросали на подавление последних очагов сопротивления чужих) с кожей темной, как уголь, и бритой на лысо головой направлялся по привычному Кохитсуджи маршруту. Сжав руки в кулаки и скорчив суровую рожицу, мальчик шел к каюте старшины. Ноздри мальчишки вздымались, выдавая решительный настрой. Титановая перегородка, отделяющая каюту старшины от коридора, с треском разлетелась от лёгкого тычка мальчишки. Настала очередь и самого жильца. Нарочито маленький, почти карикатурных размеров мужчина старался спрятаться на необъятных просторах двухметрового санузла. Хилые усики старшины дрожали при каждом вздохе. Мальчишка, браво расставив тощие ноги, обозначил своим указывающим перстом направление, в котором нужно было двигаться этой «твари дрожащей».
— Старшина Рейнольдс, не будете ли вы столь любезны, осмотрите мою обувь на предмет чистоты.
Несчастное существо, именуемое старшиной Рейнольдсом, засеменив крохотными ножками, бросилось к угнетателю.
— Ваша форма, рядовой Смарт, в полном соответствии уставу, — карикатурный командир любовно погладил нос ботинка мальчишки, — вас в пример можно ставить.
— По — моему подошва немного испачкана, старшина.
— В соответствии с уставом, допускается небольшой процент загрязнения.
— Я здесь устав!! — Гаркнул мальчишка могучим басом. Его фигура на глазах стала увеличиваться. Тощие ноги и руки обрастали мускулами, под напором которыми уже начал трещать безразмерный комбинезон космодесантников. Титаническая фигура, словно грозовая туча, нависла над старшиной.
Как и все флегийцы скупая на эмоции Кохитсуджи лишь покачала головой:
"Мальчишки…"
Свою "расправу над угнетателем духа" — тайное желание убить надоедливого Учителя, Кохитсуджи отдала Страху уже давно. Все люди терпеть не могут поучения и муштру, подсознательно ненавидя своих наставников. Собственные грёзы девушки не были такими вычурными, но обладали выраженной жестокостью. Ее альтер эго просто — напросто располосовало Учителя клинком и оставило в покое.
Рядовой Смарт продолжал увеличиваться в размерах, пока почти полностью не заполнил собой все внутреннее пространство комнаты.
— Будете мне перечить, старшина?
Дрожащее человекоподобное существо, усы которого от ужаса уже стояли столбом, потеряло дар речи. Пот не просто заливал несчастный образ Рейнольдса, он прямо — таки лил с него рекой. Старшина активно замотал головой, продемонстрировав скалоподобному Смарту свое полное повиновение.
— Исправить неуставной вид формы, старшина, да аккуратнее!
Рейнольдс тут же принялся лобызать ботинки рядового, проявляя немалое усердие, чем заставил Кохитсуджи поморщиться. Призрак все же решил оставить ее в покое, унеся нелицеприятное видение куда — то в глубины нейроплазмы Страха.
Необъятный и непостижимо далёкий от понимания человеком организм (или колония организмов), покрывавший почти всю поверхность Кродхи своим бирюзово — черным телом, все — таки нашел в глубинах сознания девушки слабину, которой смог полакомиться. Кохитсуджи увидела себя. Она стояла на коленях в тренировочном зале. В зале, где она сутками доводила до совершенства свои умения и навыки. В месте, где она научилась чувствовать возможности своего тела и распоряжаться ими с рациональностью машины. Ее образ покорно склонил голову перед Учителем.
— Столько сил, столько времени… — Учитель покачал обритой головой, — ты опозорила меня, девочка. Ты — орудие, изготовленное мной. Изготовленное с дефектом.
Учитель расхаживал перед склонившейся Кохитсуджи, скрестив руки за спиной.
— Ты не смогла, испугалась… сбежала… Ведь он тебя выбрал, ты была так близко. Почему ты не умерла? Почему ты осталась жить после того, как твоя жизнь потеряла смысл? Почему ты не сдохла и продолжаешь позорить меня, вернувшись сюда! — учитель перешёл на крик, взяв девушку за подбородок.
Кохитсуджи почувствовала привычный холодок. Страх делал свое дело. Видение начало выцветать. Краски распадались, оставляя черно — белую морось. Боязнь провала, страх подвести Учителя улетучивался из сердца девушки, оставляя лишь чувство ответственности. Страх отпустил ее, лишив ещё одной слабости. Ее душа почти полностью выцвела, потеряв лишние эмоции. От той, совсем ещё маленькой девочки, которой Кохитсуджи была два года назад, когда попала на Кродху, почти ничего не осталось. Ее эмоции притупились, откорректированные Страхом.
Ступеньки Лестницы Забвения сами толкали девушку к выходу. Она была полна решимости и веры в свое предназначение.
— Как распалилась, — завораживающий бархат голоса Отца остановил ее поступь. Старая Кохитсуджи, возможно, вздрогнула бы от неожиданного визита Великого, но она умерла вместе с поглощенными Страхом пороками. Девушка лишь покорно склонила голову и встала на одно колено в знак почтения. Флегий, таившийся в одном из темных закоулков природного грота, в котором была оборудована Лестница Забвения, протянул Кохитсуджи одежду. Она и не вспомнила бы о своей наготе, не укажи на это Отец. Стыд Кохитсуджи, как и другие лишние эмоции, теперь таился где в необъятном теле Кродхи. Ничто не замутняло ее разум.
Молча она взяла протянутый Отцом свёрток. Чёрное кимоно с красной каймой на рукавах скрыло худенькое тело девушки. Она вновь опустилась на колено.