— Я бы сказал — сумма большая, но я стою больше, — спесиво ответил брегендец. — Я готов предложить вашей светлости восемь тысяч риэлей.
— Что скажешь, Кириэль? — спросил меня герцог.
— Большие деньги. А сколько он добавит за своих людей?
— Моих людей? — Виконт Сарилло развел руками. — Я плачу за себя, а не за них. Мне безразлично, что с ними будет. Их судьбу предоставляю решить вам, милорд.
— Да, заманчиво, — сказал Джарли. — На восемь тысяч риэлей можно снарядить целый батальон.
— Милорд герцог, стало быть, согласен с моим предложением? — В черных глазах Сарилло вспыхнули радостные огоньки.
— Я хочу выслушать горожан, — герцог повернулся к толпе ополченцев. — Кто будет говорить от имени города?
Поднялся крик, горожане кричали разом и громко, пытаясь друг друга перекричать, и в этом шуме было невозможно разобрать ни единого слова. А потом все вдруг замолкли, и внезапно наступившая тишина показалась мне зловещей.
— Дайте мне! — раздался в этой тишине надорванный мужской бас. — Я скажу!
Из толпы, расталкивая людей, к нам пробился здоровенный мужчина с окладистой бородой и светлыми опаленными волосами. На руках этот великан держал завернутую в окровавленную кроличью шубу мертвую девочку лет тринадцати. Приблизившись, он положил тело в снег и сам опустился перед герцогом на колени.
— Вот! — сказал он, глядя на Джарли. — Мое имя Коллен, я кузнец, твоя милость герцог. А это моя дочь Альфрида. Единственная дочка, твоя милость. Все прочие дети умерли у меня. И жена умерла, когда мор был. Дочка только осталась. Она козу доила, когда эти вот пришли. Козу доила, твоя милость, — Лицо кузнеца задергалось, в широко распахнутых серых глазах заблестели слезы. — За что, твоя милость? За что?
— Милорд, вы же понимаете, что смерть какой-то мужчики не может считаться доказательством моей вины, — подал голос Сарилло, смотревший на кузнеца с презрительной гримасой на лице. — На войне люди гибнут сплошь и рядом.
— Ваша правда, виконт, — сказал Джарли, подозвал одного из латников и что-то шепнул ему на ухо. Латник поклонился, спешился и, подойдя к пленным, отвел козлобородого в сторону. Я еще успел заметить, как вторично в глазах Сарилло вспыхнула радость. Но он неправильно истолковал волю герцога: латник вытащил кинжал и, схватив виконта за волосы, перерезал ему горло.
Глаза козлобородого вылезли из орбит, булькая и давясь кровью, он повалился лицом вниз в снег. Я смотрел, как он умирает, и на душе почему-то стало легче.
— Остальных повесить, — велел Джарли, и ответом ему был восторженный рев и рукоплескания горожан.
Мы почти выехали с площади, когда герцог вспомнил о том, что я еду за ним.
— Никогда не видел восемь тысяч риэлей сразу, — сказал он, обернувшись. — Это должна быть отличная на вид куча золота. Может, еще увижу? Когда стану герцогом?
— Непременно, ваша светлость, — ответил я, и мы поехали дальше по затянутой слоистым дымом улице.
Глава тринадцатая
Я ожидал, что это будет просто пирушка. Веселая гулянка по поводу нашей победы в Кальте — с песнями, похвальбой и неумеренным питьем. Но Джарли удивил меня. Бочонок с отличным трехлетним аффи еще не был допит до конца, когда герцог внезапно заявил командирам, что ему хочется отдохнуть, а им следует вернуться к солдатам.
— А ты останься, — заявил он, когда я тоже собрался уйти вслед за офицерами. И тем удивил меня вторично.
Я остановился. Герцог, чертыхаясь, вытащил чоп из бочонка, наполняя свой кубок. Он был сильно пьян, я видел это.
— Выпей со мной, — велел Джарли.
— Это приказ? — улыбнулся я. Честно говоря, пить мне больше не хотелось.
— Приказывать самому Ллэйрдганатху? В этом есть нечто божественное, ты не находишь?
— Нет. — Я все же подошел к столу, взял кубок и подставил под струю из бочонка. — Я простой человек, Джарли.
— Скромность похвальна. Но ты обманываешь себя. Ты перестал быть простым крейонским знахарем Кириэлем Сергиусом в тот день, когда в тронном зале Роэн-Блайн поддержал моего отца. Или нет, еще раньше — когда Орден объявил за твою голову фантастическую награду.
— Ты же не хочешь, чтобы я стал важничать?
— Упаси боги! — с усмешкой ответил Джарли. — Твое здоровье, Кириэль.
— Твое здоровье, милорд герцог.
— Отличное вино. Еще по одной?
— Пожалуй, мне хватит, — я поставил кубок на стол между потрескивающими и распространяющими запах горелого сала свечами.
— Нет! — Джарли замахал рукой. — Не пойдет. Мы выпьем этот бочонок до дна.
— Смею заметить, завтра будет трудный день, ваша светлость. Нас ждут эльфы Холавида.
— Без разницы. Завтра будет завтра. — Тут Джарли смерил меня пьяным расфокусированным взглядом. — Для меня важнее эта превосходная свинина, эти каплуны и это вино. Надо спросить трактирщика, где он взял такой отличный аффи.
— Я сыт и пьян, Джарли. Съесть и выпить больше означает убить удовольствие. И еще, у нас был трудный день.
— Еще какой трудный! Отказаться от восьми тысяч риэлей — это очень, скажу тебе, трудно!
— Жалеешь, что не взял с этого ублюдка выкуп?
— Жалею, — признался герцог. — Это огромные деньги, Кириэль. Слишком большой соблазн.
— Но мужичье все испортило, не так ли?
— О-о! — Джарли погрозил мне пальцем. — Невместные речи ведешь, Повелитель Кошек.
— Казнишь меня?
— Нет, заставлю выпить еще.
Я был в сильном подпитии, но заметил промелькнувшую в глазах Джарли злобу. Он понял скрытый в моих словах намек. Язык мой — враг мой. Я попал в яблочко. Брегендский мародер Сарилло умер лишь потому, что предложил выкуп на глазах целой деревни. Поспешил. Сделай он такое предложение Джарли без свидетелей, остался бы жив, и герцог Роэн-Блайн стал бы богаче на восемь тысяч золотых. А крестьяне, у которых бандиты сожгли дома, кузнец с мертвой дочкой — да черт бы с ними со всеми!
— Этот сукин сын вообразил, что может купить меня! — выпалил Джарли, мотнув головой. — Меня, потомка Ленартов! Но восемь тысяч золотых — это… Ты понимаешь меня?
Понимаю, подумал я. Еще как понимаю. Можешь говорить, что угодно, но Сарилло купил тебя. Причем с потрохами. Ты едва не принял его предложение. Я видел алчный блеск в твоих глазах, Джарли. Целых восемь тысяч золотых, ты никогда не видел столько денег сразу, и они могли бы стать твоими. А ты сделал широкий жест, о котором теперь прегорько жалеешь…
— Ты поступил верно, Джарли, — ответил я. — Собаке собачья смерть.
— Ты и впрямь так бескорыстен, мой друг? — внезапно спросил герцог. — Что-то ты очень уж благороден для простого лекаря.
— Я всего лишь хочу поступать по совести. Иногда это нелегко.
— Я пытаюсь понять твои мотивы, — сказал Джарли, уперевшись руками в край стола. — Ты для меня загадка, Кириэль. Я видел, как ты старался помочь раненным в лазарете Роэн-Блайн. Ты необычен и непостижим. Всегда один, лишь эта кошкобаба твоя спутница, ха! Ты, как самый распоследний самоубийца, пошел в Вальфенхейм. Отправился прямо в глотку зверю, под орденские мечи, истинным чудом унес оттуда свою задницу — тебе повезло, демоны меня порви, сказочно повезло. Но твоя доверчивость — это что-то! — Герцог посмотрел на меня чуть ли не с ужасом. — Ты или святой, или кретин. Неужели ты впрямь был уверен, что вальгардцы отдадут тебе пленников и не прикончат тебя самого? Что за гребаная наивность!
— Иногда следует поступать вопреки логике, мой друг. Только так можно победить.
— Не верю. Ни одному слову твоему не верю. Нельзя поступать безрассудно, а ты делаешь это сплошь и рядом. Ты или великий пророк, знающий наперед свою судьбу и судьбы этого мира, или опасный безумец. И я связался с тобой, Кириэль. Это… это… — Джарли замялся в поисках подходящего слова. — Это непонятно.
— Хочешь знать мои мотивы? Хорошо. Задай сам себе вопрос, Джарли — пошел бы ты на неминуемую смерть, чтобы спасти своего отца?
— Спасти моего… отца?
— Именно так, Джарли. Просто спасти.
— Мой отец… был добр ко мне, — ответил Джарли, покачиваясь на каблуках. — Он сделал моей матери брюхо, но, когда я родился, не бросил меня. Да, я бастард, но я знал отцовскую заботу. Пошел бы я на смерть, чтобы спасти его? Может быть, да. А может, и нет. Не знаю, клянусь Дреблом.
— Пошел бы. Будь уверен.
— Нет, ты чего-то мне не договариваешь, — с пьяной усмешкой заявил герцог. — Чего-то… важного. Что даст тебе освобождение этого де Клерка, будь он хоть пятьдесят раз твоим отцом? Власть, могущество, тайные знания, особое покровительство Сестер Ши? Что именно?
— Ничего. Я принял решение, Джарли, Когда все закончится, я… — тут я осекся. Нельзя говорить этому человеку, что я останусь в Элодриане. Джарли не объяснить, что причина моего решения — Уитанни. Он не поймет, что в основе всего лежит всего лишь любовь. И истолкует все по-своему. Не поверит мне. Решит, что я выбрал этот мир потому, что хочу власти в нем, а значит, так или иначе посягну на его власть. — Я покину ваш мир. Отправлюсь в дальний путь, в который не позову тебя.
— О, да ты благой дух! — Герцог пьяно засмеялся, однако в его глазах не было веселья. — Я знал, что с тобой что-то не так. Но это… неважно. Важнее, что завтра ты будешь рядом со мной, ведь так?
— До самой победы, милорд герцог.
— Понимаю, — Джарли вновь наполнил кубки, один протянул мне. — За победу!
Я почти с отвращением влил в себя вино, задержал дыхание, перебарывая подкатившую к горлу кислоту.
— Выйду, подышу воздухом, — сказал я, взяв посох. — Перепить тебя мне все равно не удастся.
— Ага, — Джарли снова подставил кубок под струйку из бочонка.
Я нетвердой походкой прошел к двери (предательский аффи хорошенько так дал разом и по ногам, и по голове, чтоб его!), толкнул ее и вышел из душной чадной корчмы в свежую зимнюю ночь. Окрепший к ночи мороз тут же обжег мне лицо, но я был этому рад: больше всего я хотел побыстрее протрезветь. Пьянка с Джарли не доставила мне никакого удовольствия.
Черное небо над моей головой было густо усыпано яркими звездами. Две луны, большая, ярко-белая и меньшая, красноватая, заливали уснувший Кальт мягким розовым светом. Ночную тишину нарушали лишь далекий лай собак и поскрипывание вывески трактира над моей головой, когда ее касался ветер. В воздухе еще чувствовался слабый запах гари, но лишь временами, когда ветер дул с южного конца городка, особенно пострадавшего во время нападения. Я смотрел в это чужое небо, запрокинув лицо, и вдруг понял, что никогда в жизни больше не увижу знакомых земных созвездий. Большой Медведицы, Ориона, Кассиопеи. А так ли это важно, если рядом со мной будет звездочка по имени Уитанни? Ведь она для меня дороже всех звезд в небе Элодриана. И нашего мира тоже.
Впрочем, торжественной, умиротворяще-законченной, почти рождественской картины не получилось. Иллюзия покоя исчезла, едва я посмотрел вправо, в тот конец площади, где воины Джарли за какой-нибудь час соорудили виселицу и повесили на ней мародеров Сарилло. Два десятка пленных со скрученными за спиной руками болтались на этой перекладине уже несколько часов, и их лица и одежду покрыл иней. Труп их предводителя тоже висел на перекладине, только вниз головой, как зарезанная свинья — так распорядился Джарли. Глядя на них, я подумал, что мне, человеку двадцать первого века, такое зрелище должно внушать только ужас и отвращение, однако я то ли привык к жестокости, то ли просто пьян сверх нормы — и потому не чувствую ни жалости, ни кровожадной радости, ни упреков совести, ничего. Только усталость и тяжелое опьянение, от которого хочется побыстрее избавиться.
Лечь спать? Я не усну, пока сознание прыгает в моей голове как мячик для пинг-понга. Надо протрезветь. Опершись на посох, я стоял и чувствовал, как животворный мороз проникает под мою одежду, заставляя вздрагивать и ежиться. И думал о том, что очень скоро могу получить в лице Джарли врага, причем не менее опасного, чем Лёц и его оборотни.
А так ли это важно? И стоит ли, как говаривал когда-то Вильям Оккам, плодить сущности сверх необходимости? Э, да меня что-то на философию потянуло. Надрался ты, Кирилла свет Сергеич, воистину надрался. Иди-ка ты баиньки, а то простынешь, не ровен час. Мороз крепчает с каждой минутой…
Когда я вернулся в таверну, Джарли сидел на полу, привалившись к стене — и храпел. Его нарядный шитый серебром дублет был залит вином, а на полу красовалась большая лужа блевотины. Забытый бочонок истекал тоненькой струйкой аффи, и от винного запаха, наполнившего зал, меня замутило. Поборов вставший в горле разъедающе-кислый спазм, я поднялся по лестнице на второй этаж, попал в дверь, закрытую рогожей, и почувствовал настоящее счастье, когда разглядел в полутьме кровать.
— Пьяная свинья, — пробормотал я, чувствуя, как вертится вокруг меня комната. Потом стало легче, и уже засыпая, я подумал, что иногда человеку для счастья нужно совсем немного. Например, чтобы отпустила пьяная тошнота, и пришел сон.
Чтобы пришел сон…
Утром пошел снег. Жители Кальта еще спали, когда мы покидали городок, и почти никто не вышел нас проводить. Впрочем, мне это было все равно. Я чувствовал себя больным, чего нельзя было сказать о Джарли — герцог Роэн-Блайн выглядел огурчиком, разве только был слегка бледен. Железная башка у этого бастарда!
— Думаешь, эльфы уже на месте? — спросил он меня.
— Не знаю. Если они опаздывают, придется подождать нам.
— Не люблю ждать, — ответил герцог и поехал вперед.
Я посмотрел ему вслед и поймал себя на мысли, что чем дальше, тем меньше мне хочется общаться с этим человеком. Не то, чтобы я испытывал к Джарли антипатию. Скорее всего, нам просто нечего сказать друг другу по существу. Может, оно и к лучшему.
Дорога на север от Кальта была пустынна, но эта тишина казалась обманчивой. Впрочем, пятнадцать миль до Девяти камней мы преодолели без всяких приключений и всего за три часа — отдохнувшие в Кальте лошади легко шли даже по глубокому снегу. Очень скоро я увидел само озеро — ледяной овал в глубокой лощине слева от дороги. И буквально через пару секунд справа и слева от тракта, из-за деревьев, показались разведчики Холавида, и с ними — фигурка, закутанная в черный эльфийский плащ с капюшоном. У меня дрогнуло сердце от радости, а Уитанни уже бежала мне навстречу прямо по снегу и буквально влетела в мои раскрытые объятия (я едва успел спешиться).
— Кьирриэлль! — воскликнула она, повиснув у меня на шее. — Айрра Кьирриэлль мьярр фара!
— Любовь моя! — Я прижал Уитанни к себе крепко-крепко, сердце у меня бухало от волнения и радости. Знал ведь, что непременно ее увижу, ожидал этой встречи, но все равно, меня просто буря эмоций накрыла. — Киса ты моя золотая!
— Уитанни буанн, — промурлыкала гаттьена, когда мы перестали целоваться, заглянула мне в лицо сияющими глазами. — Ллеу уирр траан?
— Еще как рад! Ты здорова? Все в порядке?
Ничего не говоря, Уитанни лукаво улыбнулась, распахнула плащ и показала мне плечо. От раны остался лишь едва заметный рубец.
— Уитанни нье мррать, эй-рьирр най круанн, — заявила она с самым победоносным видом. А я не стал ничего говорить в ответ, решил, что крепкий страстный поцелуй будет лучше любых слов.
— Sava! — Подошедший к нам разведчик скинул с головы утепленный капюшон, и я узнал Зендру. — Мы еще вчера ждали вас, Ллэйрдганатх.
— Возникли неприятности в Кальте, — сказал я, косясь на герцога, который остался сидеть в седле, в окружении своих латников. — Мародеры грабили городок, мы помогли с ними справиться. А как вам удалось опередить нас?
— Мы шли Тайными путями, Ллэйрдганатх, — пояснил подошедший сумрачный Холавид. Мы пожали друг другу руки. — Вы подоспели вовремя. Разведчики говорят, в нескольких милях отсюда появился вальгардский обоз с большой охраной. Похоже, направляются на запад, к саратханской границе.
— Обоз? — Лицо Джарли оживилось. — Ну, так посмотрим, что у них в фургонах.
— Не терпится вступить в бой? — Старый Даэг сдержал свое обещание и тоже был здесь. — Разумно ли это, герцог Джарли? Может, стоит поберечь силы?