Удивленный малыш таращился на игрушки и еще больше — на родителей. Он никогда не видел ТАКОГО отца. Тобиас улыбался ему, постепенно снимая упаковку с какого-то большого предмета. Подарка. Ему?! И правда, ему. Заговорщически, искренне, по-доброму… Безо всякого воздействия… Отец мог бы быть таким?!
Северус сглотнул комок, появившийся в горле. Надо улыбаться. Надо быть счастливым. Он ведь этого хотел. Надо… Слезы кипели совсем уже около глаз, но в это время сильные руки подхватили его и посадили на лошадку. На колесиках. Нежные руки матери придерживали его, а отец осторожно катал по комнате.
Могло быть так. В его жизни могло быть так. В его жизни ТЕПЕРЬ ЭТО БЫЛО. Боль и радость смешались в сумасшедшей пляске — только не потерять сознание, только не… Он уткнулся в гриву лошадки и засмеялся сквозь слезы.
А потом, когда его подняли, зажмурившись, обнял обоих: мать и отца. И, открыв глаза, увидел их счастливые улыбки. И счастливые слезы. И легилименция для этого уже не была ему нужна.
Он понимал: они не были такими, они такими стали. ОН их такими СДЕЛАЛ.
Но оставалось самое трудное: сделать самого себя.
====== 7. Годовалый кукловод ======
— Как же изящно у тебя получилось, Джем! Так красиво пробудить его сердце… Хотя он у нас и сам умник. Надо же, придумать такое с боггартом!
— Ты заметил, именно тогда в его душе на миг промелькнуло сожаление?
— И это почти уверило меня, что он справится.
— А меня в том, что мои задумки на его день рождения — правильны.
— Ты у меня молодец, — потрепал сестру по макушке старший демиург…
Уже несколько месяцев Северус чувствовал себя не в своей тарелке. Все было как-то не так.
После дня рождения, увидев утреннюю улыбку отца перед его уходом (Искреннюю! Без воздействия!), он чуть не забыл о необходимом внушении, которым всегда «провожал» его на работу. А «залезая в голову» к матери, — естественно, только из самых благих побуждений, — начинал чувствовать странный дискомфорт. Их отношения развивались, становились все теплей и ближе, в них стало проступать подобие… любви?
Привязанность была, однозначно. Повторись ситуация с боггартом, все будет совершенно иначе — и Северус отлично знал, как. У него снова появилась слабость.
Работа, работа… Маленькое детское тело нужно было тренировать, налаживать координацию, что было непросто. Ребенок много бегал по дому, в любую погоду вытаскивал на улицу мать, но там начинались проблемы: когда шел снег или дождь, его никак не желали отпускать с рук, даже несмотря на воздействие. Отплевываясь и страшно ругаясь про себя, мужчина научился… капризничать. Но и это мало помогало: если мать считала что-то правильным (а правильно для нее было — беречь ребенка!), она могла серьезно сопротивляться. Северус даже в чем-то начал гордиться: как оказалось, не такой уж слабой волшебницей была его мать. Но потому и усилить влияние было нельзя: разум Эйлин явно просыпался, и она могла бы уже сопоставить некоторые факты и свои ощущения. Быть раскрытым в планы Северуса совершенно не входило, и его воздействия становились все тоньше, четче и аккуратнее.
Малыш почти сразу и довольно внятно заговорил словами, к огромному удовольствию родителей. А после года стал строить вполне связные короткие фразы.
“Короткие, скоро говорить разучусь”, — думал Северус, старательно перемешивая слова и обрубая привычные ему сложносочиненные предложения еще на взлете, то есть, как только они приходили в его голову.
Один раз ему удалось вызвать просто гомерический хохот у отца: уходя на работу во время сильного дождя, тот непривычно много ворчал, что не к добру такой ливень, на что Северус, не выдержав, сделал самую серьезную мину и выдал:
— Ходить на работу — к деньгам.
В тот день после работы отец, смеясь, вручил сыну новенькую копилку.
Обнимать мать, сидя на ее коленях, для него было просто, но какой же он испытал шок, когда отец, взяв его на руки, начал читать ему какую-то детскую книжку! Правда, и тут ребенок сориентировался, начав тыкать пальчиком в картинки, буквы и произнося некоторые слоги и слова. Радость и умиление обоих родителей чуть не зашкалили — дитятко «читает»!
Потрясенный Тобиас начал водить рукой по буквам и проговаривать их.
Крошечный сын… старался повторять!
Точнее, старался-то он как раз наоборот — не произносить прочитанные слова, но очередной фурор все же получился. А после похода на плановый осмотр в доме стали звучать такие имена как Монтессори и Глен Доман и появилась куча всякой занимательной дребедени. Родители старались как могли и сами не замечали, как становились все более умными… они сами.
Маленький же Северус «с удовольствием» играл, рассматривал карточки, показывал, приносил, говорил все лучше и больше. От периодически возникающего желания спрятаться подальше и побиться головой об стенку его спасла методика раздвоения сознания, подсмотренная в одном из гримуаров Чертогов Разума: теперь он мог использовать небольшую часть сознания для игр, в это же время читая очередную полезную книгу у себя в кабинете.
Но все труднее было контролировать отца и мать, все сложнее было смотреть на них отстраненно и объективно. Ведь они начали гораздо лучше относиться и к нему, и друг к другу, так что по ночам Северус даже изолировал звук, оставляя лишь заклинание-сторож перед уходом в свои Чертоги.
Эйлин втихую, пока мужа не было (а не было его подолгу) начала колдовать: зачаровала подвал (теперь о нем не знал никто, кроме нее, ну, и Северуса, конечно) и устроила там небольшую лабораторию. Первое же сваренное зелье под названием «бабушкин чай от пьянства» среди ее приятельниц ушло влет и принесло кое-какие деньги, за которые она уже не должна была отчитываться мужу.
Новость про «бабушкин чай» разошлась в огромном секрете, но моментально. Волшебница не волновалась: ингредиенты были самыми простыми, а женщины, когда им надо, замечательно умеют держать язык за зубами. Никому из них не хотелось терять такое нужное средство, к тому же, просила Эйлин недорого. А те, кому было очень нужно, но не по карману, получали “чай” в рассрочку, и поскольку работало зелье отлично, не было никого, кто бы потом не оплатил всю сумму. А главное, зелье было улучшенным! Ею самой!
Женщина и не заметила, как начала хорошеть, к чему подруги (некоторые из них на нее чуть ли не молились), радостно приложили свои умелые ручки. Теперь они все чаще ходили в гости: подруги хвастались, как всегда, своими детьми и... самой Эйлин! Ну да, и своими умениями, не без того.
А Северус устал.
Однако отпустить родителей и дать им полную свободу воли было невозможно: через сутки-другие в состоянии матери появлялись депрессивные нотки, а отец неминуемо заходил в паб и приползал домой злой как собака. К тому же, у матери стали прорываться некоторые воспоминания, которые запросто могли разрушить хрупкое равновесие ее души, да и семье грозили нешуточными неприятностями. Сыну пришлось поставить дополнительный блок и постоянно следить за ним. Правда, Северус уже свободно контролировал весь дом, а если напрячься, то и пару кварталов окрест.
Наконец маг придумал выход…
Он поставил цель. Точнее, цели: довести, развить личности родителей до определенного уровня так, чтобы они стали стабильными. Собственно, как только он сформулировал задачу, то почти тут же почувствовал некоторое облегчение. Да, это был вызов. Это была сложнейшая работа. Зато хоть понятно, куда двигаться, а уж как — он разберется.
Сразу после этого Северус обнаружил, что в библиотеке Чертогов Разума появилось несколько полок с психологической литературой. Сказать, что эта информация была для него нова, — мало. Последующие пару месяцев он вовремя выбирался из Чертогов только благодаря вечно бдящему Ашу. И наконец научился его по-настоящему благодарить. Фестрал отлично понимал разницу между произнесенными словами и тем, что его хозяин чувствовал в действительности.
Теперь на рабочем столе лежали почти полностью разработанные психологические портреты для матери и для отца, а также рабочие схемы для достижения большинства указанных там качеств. Работа шла полным ходом.
Результаты и радовали, и озадачивали. Родители развивались, хотя и скатываясь вниз, когда Северус позволял себе передышку (исключительно в экспериментальных целях). Но это «скатывание» происходило все реже, все больше времени было на него нужно, и, в конце концов, Северус отпустил контроль на целую неделю, прежде чем появились первые тревожные признаки.
“Пожалуй, к началу учебы в Хогвартсе я смогу их оставить”, — думал «мальчик».
Но самое удивительное для него произошло опять-таки на день рождения — уже второй. Отец принес… щенка бигля! Полукровку, но это потрясло Эйлин и Северуса чуть не до потери речи. Особенно когда Тобиас за какой-то час ловко выстроил для малыша Ричи во дворе удобную (и теплую!) конуру, используя помощь сына для придерживания дощечек и подачи гвоздей.
Детские мечты начали сбываться… А ребенок впервые смотрел на отца восхищенными глазами и радовался.
Засыпая под неспешные родительские фантазии о его будущем (“Вот вырастет наш гений, станет врачом или юристом? А может, учителем?”), Северус не заметил промелькнувшей искорки в их глазах…
А через девять месяцев у него появилась сестра — Абигайл, Эбби…
Надо сказать, Северус был рад, что наконец-то смог вздохнуть посвободнее. Предварительно установив на матери сильнейший ментальный блок, конечно. Как показало уже не такое далекое будущее, тех воспоминаний действительно стоило опасаться.
Комментарий к 7. Годовалый кукловод Тот самый бигль: https://doggy-puppy.ru/uploads/posts/2015-09/1443263781_02.jpg
Заранее прошу прощения, следующая прода задержится: на ДР уезжаю в горы ;)
Зато нынче сделала два “кусочка”.
====== 8. И снова трудное детство ======
Комментарий к 8. И снова трудное детство МБ “сыро” и недобечено... Спасибо всем, кто указывает на ошибки и опечатки и помогает их поправить!
Что именно вспомнила Эйлин в подробностях – в “вбоквеле”: https://ficbook.net/home/myfics/5917872
Кстати... посоветуйте, оставить “вбоквел” или, может, ввести его сюда, как одну из частей?
Тобиас перестал что-либо понимать в этой жизни…
У него было ощущение, что из роддома вернулась не его жена. Эта странная, а иногда даже страшная истеричная женщина не могла быть Эйлин! Он хотел было призвать ее к порядку, как когда-то, своим тяжелым кулаком, но стоило ему замахнуться, как она сверкнула таким взглядом, что у мужчины мурашки побежали по спине. От шока не помогли ни пиво, ни виски — после того как он проспался, жена закатила такой скандал, что муж рад был ноги унести.
Только крошечная дочка, Абигайл, Эбби, со светло-серыми «папиными» глазами, с его линией рта, его тонкими, едва заметными бровями, немного примиряла отца с действительностью. Но малышка, видимо, чувствуя перепады настроения матери, была весьма неспокойной. Эйлин редко и нехотя брала ее: только покормить и перепеленать, ребенок все чаще был на руках отца или старшего брата. Тобиас удивлялся и не мог не зауважать сына, ставшего спокойной нянькой для малышки. На Эйлин они положиться не могли. Никак.
“Если бы не Северус, — думал Тобиас, — наша жизнь превратилась бы в полный дурдом”.
Не выдержав, он сам нанял няньку, вдову соседа, и постепенно все больше времени проводил с ней и с дочкой, которая сразу стала спокойней. Но свободного времени оставалось немного, надо было платить и платить — а значит, работать и работать.
Когда мать вернулась домой с небольшим, но крикливым сверточком, Северус сразу понял: что-то пошло не так. Таких депрессивных тонов, перемежающихся с горечью и даже яростью, он у матери еще не наблюдал. Бороться с этим было ужасно тяжело: мать буквально «прилипала» к нему, совершенно забыв про дочь и не обращая на нее внимания, даже когда та плакала. А иногда, отдыхая от постоянного «ведения — воздействия», он ловил на себе ее взгляд и содрогался от того, сколько отвращения в нем было. Отвращения к нему. И отвращения к самой себе.
Северус не успевал. В результате тело ребенка однажды сорвалось-таки в полноценную истерику, которую мужчине оставалось только наблюдать изнутри. Это испугало родителей, и некоторое время мать держала себя в руках, а отец был непривычно ласков.
Наконец Северус решился пройти в заблокированную часть мозга матери, которую не собирался трогать, пока не обретет достаточной самостоятельности и физической силы.
Когда мать расслабилась перед сном, покормив, наконец, Эбби, он погрузился в глубину ее сознания и увидел самое страшное: барьера больше не было.
Эйлин казалась чужой сама себе… Она ВСПОМНИЛА. Теперь она точно знала, кто она такая.
Она помнила свою жизнь, которая казалась ей неизмеримо далекой и странной, почти чужой. Но и та жизнь, что была у нее сейчас, тоже протекала, как песок сквозь пальцы: мимо, все мимо. Только умница сын иногда дарил какие-то приятные ощущения и островки покоя.
Юношеская влюбленность в Хопвуда казалась смешной. До слез. Но рыдала ночами она совсем не от этого — она скучала по семье.
А от одного имени и связанных с ним ужасных воспоминаний в ней поднималась волна ярости и страха: Нобби Лич.
Женщина была в полном раздрае. Теперь она не могла быть уверенной в том, кто отец Северуса. Если это Нобби, она, казалось, была готова возненавидеть и сына. Подолгу глядя, как ребенок играет, она иногда ловила черточки врага и чувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
Она не знала, что ей делать дальше, не могла смириться с реальностью, в которой жила уже (как говорят подруги — «боже праведный!») четвертый год. Ей хотелось увидеться с отцом и матерью, но она страшно боялась этого. Она горела жаждой мести, но ужас перед силой Лича, стоило только его представить, буквально парализовал. Мужа она теперь воспринимала как чужого человека. А дочь… Видимо, все материнские чувства достались сыну. Кроме того, Абигайл, несмотря на младенчество, была уже слишком похожа на Тоби. Нелюбимого. Чужого. Слишком.
Эйлин не могла простить насилия над своей личностью и телом, не думая, что муж в этой истории был, скорее всего, такой же жертвой, как и она. Почти такой же.
Но, в отличие от нее, ему не рожать. Работа у него не опасная. И он магл. А это значит, блок в его сознании не слетит. Никогда.
Докопавшись до истины, Северус не был удивлен. Он понял мать. Осталось понять, что теперь со всем этим делать. А времени для размышлений было мало.
Как же он был благодарен отцу, что тот нашел няню! А потом и няне, которая наконец-то успокоила сестру. Мать же приходилось контролировать практически непрерывно, даже когда та спала.
Постепенно он сумел закрепить в ней мысль о том, что надо бы осторожно, пока не привлекая к себе внимания, узнать, что делает ее отец, лорд Принц. Хоть какой-то намек на план действий немного стабилизировала психику Эйлин, после чего сын постарался закрепить новые мысли о том, что Тобиас может быть вовсе не виноват, а уж крошечная девочка — точно ничем не грешна. Увы, это лишь немного улучшило отношения в семье: Эйлин больше не срывалась на мужа и дочь, начала снова исправно ухаживать за ними, зато часто винила себя в «ужасном поведении», и сын едва успевал удерживать ее от приступов раскаяния, прямиком ведущих в очередную депрессию.
“Боже, как я устал, — думал мужчина. — Когда же это закончится?”
Хотелось просто напиться, но в Чертогах опьянение смертельно опасно. А бросить все? Ну уж нет. Слабость — это уже не про него.
Теперь, вспоминая Воландеморта, мужчина мог иронически улыбаться. Да, злодей. Да, опаснейший. Но как же примитивно было то, что он творил… Убить, пытать, забрать, присвоить. Как просто.
Держать на плаву того, кто рад утонуть, более того — заставлять его самого держаться и плыть... попробуйте. Вести по жизни двоих взрослых людей, заставлять их развиваться, улучшать их качества, да так, чтобы это выглядело естественно и для них, и для окружающих... Рискните, и вы поймете, что действительно значит слово «сложно».