И Тики не должен был забывать об этом — он сбежал именно потому, что не хотел быть таким же. Хотел свободы.
Поэтому парень всегда помнил, что журнал есть, пусть этот факт и терялся среди суматохи дня.
В лаборатории стоял жаркий запах горелой плоти, и вообще на месте здания теперь были лишь обгоревшие столбы и расплавленная масса из металла и стекла. Ничего не осталось. Всё было выжжено.
Уолкер нетерпеливо осматривался по сторонам, в панике метаясь с места на место, перепрыгивая через обломки, заглядывая под камни и оплавленную арматуру.
— Вот твари!.. — наконец в ярости рыкнул он. — Какие же твари! Не пожалели никого!..
Тики смерил его задумчивым взглядом, не отставая ни на шаг, и закусил изнутри щеку.
Кого здесь жалеть, если это лаборатория Семьи, полная бесноватых и экспериментальных образцов идеальных людей, подчиняющихся приказам Адама? Ученых или самих бесноватых?
Или…
Микк не думал о том, по какой именно причине Уолкер крушит лаборатории, но ведь должно же быть что-то кроме желания привлечь к себе внимание Семьи. В этой причине парень совершенно не сомневался — слишком много удовольствия капитан получал от таких стычек. Лулу Белл часто сетовала на то, что слушать братцев Кэмпбелл было совершенно невозможно — потому что Аллен Уолкер занимает все их мысли почти постоянно.
В таком случае, что могло привлечь капитана, кроме людей? Значило ли это, что он искал среди экспериментальных образцов всех адекватных и отпускал их? Или… привозил в Орден?
И тогда… кем же были все члены экипажа? А не такими ли же экспериментальными образцами?
Тики поджал губы, стараясь отвлечься от этих мыслей, и вдруг заметил какой-то блеск среди чёрного пепла и раскалённой железной массы.
— Ну здравствуй, Аллен, — прозвучал до боли знакомый голос, и Микк поражённо замер, не веря своим ушам.
Быть того не может.
Это просто тупая шутка. Очень идиотская шутка.
Уолкер, в этот момент стоявший к нему лицом, вздрогнул и остановился на месте, словно покрывшись коркой льда.
И — медленно, очень медленно и будто бы неверяще обернулся.
Перед ними стоял Адам, собственной персоной. Если быть точнее, то это была, разумеется, его голографическая проекция, однако это был несомненно он.
В очень приподнятом расположении духа. Настолько приподнятом, что Тики сразу же стало ясно, кто именно сжег лабораторию. Либо сам Адам, либо — Майтра. Эти двое были одержимы поимкой Уолкера больше всего на свете, а, следовательно, больше такое совершить было просто некому.
— Какого хрена, чокнутый маразматик?! — голос капитана с первых же слов сорвался на рык. — Они же не были виноваты!
— Полегче, — беспечно махнул рукой мужчина. — Должен же был я как-то привлечь твое внимание, Аллен, — он повел плечами и засмеялся. — Я просто сделал то, что обычно делаешь ты!
— Черта с два! — снова зарычал Уолкер. — Там же были люди! Живые дышащие люди! Которые все понимали! А ты, мать твою, убил их! Ты их убил!
— Да ладно тебе, это же были обыкновенные образцы, ценности в которых — дырка от бублика, — хохотнул Адам, хитро прищурившись. — И это ты виноват, что в наших салочках всё больше и больше игроков.
Тики сглотнул.
Салочки.
Игроки.
Глава Семьи всегда был азартным человеком — это Микк помнил хорошо. Однажды он отпустил подопытного, который обыграл его в покер, правда, тот сдох сразу же, как вышел на воздух — в его крови была смертельная сыворотка, которая активировалась с первыми попавшими на кожу лучами солнца.
Адам любил играть. Он любил фальшивить, изображать из себя любящего папочку большого семейства, смеяться и казаться благодушным мужчиной лет сорока.
Тики перевёл взгляд на напряжённого капитана, стоявшего к ним спиной — ладони сжаты в кулаки до гневной дрожи, тяжёлое шумное дыхание, — и почувствовал, как внутри что-то перевернулось.
Уолкер знал Адама.
И Адам, в свою очередь, хорошо знал Уолкера.
Они сейчас переговаривались так, словно делали это не в первый раз.
Словно были знакомы уже давно.
— Всё-таки, — продолжал тем временем мужчина, легкомысленно пожав плечами, — если бы ты согласился стать моим, Музыкант, ничего этого бы и не было.
— Да… — тихо обронил в ответ Уолкер, тут же став каким-то неожиданно усталым. — Это верно, — он потер лицо ладонями, словно успокаивая себя и своих внутренних демонов. — Этого бы не было, согласись я… Все было бы еще хуже.
— Как ты можешь судить об этом? — рассмеялся в ответ Адам. — Что ты знаешь о мире? Ты ведь мальчишка, Аллен… Тебе еще даже двадцати нет! Но вместе мы бы создали идеальный мир!
— Да, вместе… — между тем, словно растеряв весь свой пыл, пробормотал себе под нос Уолкер. — Ты и Ковчег, да? — уже громче поинтересовался он, сжимая и разжимая кулаки — как будто успокаивался таким образом, старался себя сдержать. — Неужели ты думаешь, что будь я просто мальчишкой, смог бы водить тебя за нос последние пять лет, а? Не видать тебе Ковчега как своих ушей, понял?! — здесь мальчишка снова сорвался на рык и со всей силы пнул в сторону голограммы большой кусок бетона.
— Тогда игра продолжается, мой ценный э… — Адам не успел договорить, голограмма отключилась, и чёрный пепел взлетел вверх, поднятый упавшим на проектор камнем.
— Уходим, — сразу же прозвенел в свалившейся на пожарище тишине ледяной голос капитана.
— Кэп, ты… в порядке? — рискнул поинтересоваться из-за спины Тики Лави. Уолкер резко обернулся в их сторону и прищурился, глядя как-то нечитаемо. Микку показалось, его этим взглядом прошили буквально насквозь.
Глаза у капитана потемнели от гнева, и это выглядело жутко. И — почему-то завораживало. Потому что сейчас он был как будто взрослее, сильнее, опаснее.
— В порядке?.. — угрожающе тихим тоном осведомился мальчишка. — Какое нахрен в порядке, Лави?! Ты, тупая крольчатина, о каком порядке можешь сейчас вести речь?! Это мерзкий ублюдок сжег их всех просто из-за того, что решил со мной поговорить! — он в ярости снова пнул обломок стены, и от него откололся, отлетев в сторону, большой кусок бетона с торчащей в нем толстой железной спицей.
— Из-звини, — сконфуженно пробормотал Лави в ответ, виновато потупив взгляд, и Уолкер глубоко вздохнул, прикрыв глаза.
— Ладно, давайте на корабль, — бесцветно проговорил он, всё равно оставшись на месте. Канда грубо подхватил Лави под локоть и потащил к Ковчегу, кивнув Тики, чтобы тот тоже поторопился.
На звездолёте стояла мертвенная тишина. Казалось, словно вся эта махина скорбела вместе со стоящим под повалившем снегом капитаном, за которым Микк наблюдал издалека, оставшись на трапе.
Мальчишка молчал долго. Сунул руки в карманы и ссутулился, сразу став при этом выглядеть как-то очень замкнуто и болезненно. Он стоял к Тики спиной и не двигался, явно неотрывно глядя на покрывающиеся снегом обгорелые останки лаборатории, но ничего не видя.
Зато Тики — увидел. В паре сотен метров от Ковчега вдруг едва заметно зашевелились обломки.
Сначала ему показалось, что это нечто вроде морока или видения, возникшего из-за того, что он слишком долго смотрел практически в одну точку, толком ни на чем не фокусируя больше взгляда, кроме Уолкера. Однако уже в следующий момент это оказалось не так.
Не раздумывая ни секунды, Тики сорвался с места и бросился на это едва заметное шевеление.
Погребённый под сугробами, мертвенно бледный и уже даже синий, придавленный обломками стен и балок, там лежал ребёнок. Совсем ещё маленький, совершенно немощный и хилый, с проткнутой железкой рукой и чёрными от гари волосами.
Тики ошеломлённо приземлился перед ним и принялся осторожно, но торопливо разгребать завал. Ребёнок стонал и похныкивал, испуганно дёргался, стоило Микку нечаянно задеть его, и протяжно и низко выл, словно сдерживая в себе истеричный плач.
У Тики уже пальцы обледенели, а завал всё никак не уменьшался, как вдруг рядом упал на колени встревоженный Уолкер. Он, поражённо взглянув на парня, без лишних слов принялся помогать, и уже через несколько минут совместными усилиями они смогли вытащить ребёнка.
Тики никогда не видел маленьких детей так близко — в семейном бункере их просто не было. И тем более он не знал, как нужно помочь сейчас этому израненному, испачканному в крови и гари существу. Микк в панике заозирался, беспомощно взглянув в сторону Ковчега, и вдруг заметил, как капитан осторожно, даже как-то боязливо, но одновременно и нежно взял испуганно дёрнувшегося ребёнка на руки. Он ласково провёл пальцами по его волосам, успокаивая, и поспешно встал на ноги.
— Молодец, — Тики ошеломленно моргнул, не сразу осознав, что эта тихая, какая-то почти растерянная похвала предназначалась ему, но уже спустя секунду вскочил и поторопился следом за быстро зашагавшим к кораблю Уолкером.
В другой момент слышать поощрение из его уст было бы хоть и странно, но жутко приятно, однако сейчас Тики занимал только ребенок. Это испуганное существо жалось к Уолкеру, явно греясь об него, но Микку было заметно, что взгляда с него не сводят.
Они с капитаном поднялись на корабль, и тут же трап поднялся, отрезая их от всего остального мира.
К мальчишке тут же бросилась Лоу Фа. Уолкер сию же минуту горячо заспорил с ней о чем-то, пару раз указав на Тики, а потом нервно мотнул головой в сторону коридора, где располагалась лаборатория, которой девушка заведовала, и первым направился туда.
Тики, не мешкая, направился вслед за ним. И имел удовольствие услышать, как в мгновение ока переменившийся, его капитан ласково успокаивает всхлипывающего и только отходящего, кажется, от шока ребенка, всячески прося потерпеть и стараясь лишний раз не доставлять лишнего дискомфорта.
Это было дико. Это было неожиданно, слишком внезапно и странно.
Но Тики вдруг почувствовал, что это правильно.
Что, чёрт подери, наглый и высокомерный Уолкер, сейчас успокаивающий ребёнка покачиваниями на руках, — это правильно.
Откуда у него взялась эта не менее идиотская, чем чувство юмора у капитана, мысль, Микк так и не понял, потому что голова у него была забита лишь этим незабываемым зрелищем.
Ребёнок стонал от боли, жался к груди мальчишки, всхлипывал и дрожал всем тельцем, а Уолкер нежно тёрся носом о его макушку, пачкаясь в гари, и, успокаивающе шепча разные обещания, улыбался. Прямо так же, как и Хев в первый день, когда Тики только появился здесь, — самыми уголками губ, искренне и ласково.
Поразительные перемены.
Этот Аллен Уолкер, он… Он был действительно восхитителен, и сейчас, идя с ним почти вровень, Микк чувствовал, что не может оторвать от него взгляда. И еще — он чувствовал, как это восхищение капитаном прочно укореняется внутри него, уничтожая прежние страхи.
И рождая новые.
Адам ведь видел его. Не мог не видеть. И не узнать — тоже не мог. Семья дорожила каждым своим членом — потому что каждый из них был по-настоящему уникален из-за множества вколотых ему сывороток, прежде много раз проверенных на других.
В глазах Адама Семья всегда была эталоном человека, «венцом творения» природы, и он неустанно вбивал это в Тики при каждом удобном случае, как будто ему действительно было важно, чтобы тот так думал.
Но Тики не мог принять этого до конца. Он сомневался в верности этого вывода. И теперь он боялся — что же может произойти после того, как Адам заметил его.
— Ох, тихо-тихо-тихо, — шепотом затараторил вдруг Уолкер, заметив, как ребёнок дёрнулся, хотя до этого уже задремал. — Ну чего ты? Ну, солнце моё, ну не двигайся, скоро всё закончится, и будешь ты бегать, только сейчас будь умницей и потерпи немного, хорошо? — ласково улыбнулся он, осторожно поцеловав его в щёки. Ребёнок обессиленно кивнул и вновь обнял капитана за шею.
Тики смотрел на них и не мог отделаться от мысли, что был способен наблюдать за этим вечно. Потому что… Уолкер сейчас был другим. Ну совершенно другим. Неожиданно мягким, нежным, добрым и чутким. Он словно чувствовал, как нужно перехватить ребёнка, чтобы не потревожить израненную руку, что необходимо сказать, когда тот вдруг решит заплакать, куда нужно чмокнуть, чтобы вызвать хотя бы слабую улыбку.
Это восхищало.
Потому что сам Тики ничего такого не умел. Он вообще с людьми плохо сходился, а с детьми… да их даже в его жизни и не было!
Они наконец добрались до лаборатории Лоу Фа (так ее про себя называл Тики, потому что только Лоу Фа он там обычно и видел), и капитан сгрузил ребенка на кушетку.
И тут только парень понял, что это, кажется, была девочка. Он не был в этом уверен, но даже перемазанное гарью и исцарапанное, это личико не казалось мальчишеским. Тем паче что одну исцарапанную мальчишескую мордашку Микк все-таки видел в Ордене. Просто… никогда близко не подходил.
Девочка кусала губы и едва двигалась. Уолкер придержал сам не зная зачем шагнувшего к ней Тики и пропустил вперед тут же засуетившуюся Лоу Фа.
— Все хорошо, — ласково бормотала та, споро обрабатывая раны ребенка и пока не трогая поврежденную сильнее всего руку. Протерла лицо от гари (и Тики окончательно понял, что перед ним все-таки девочка), заправила грязные волосы за уши — и все время улыбалась не переставая, как будто ее улыбка чем-то могла помочь.
Но девочка испуганно сутулилась, пыталась оттолкнуть руки девушки, морщилась и похныкивала, словно боялась расплакаться в голос.
Уолкер встревоженно нахмурился, шагнул обратно к кушетке, отодвигая в сторону виновато потупившую взгляд Лоу Фа, и присел на колени перед девочкой.
— Тшшш, милая, здесь нет ничего страшного, — успокаивающе проговорил он, и ребёнок вскинул голову. — Сейчас мы тебе поможем, но для этого нам нужна и твоя помощь, — Уолкер поцеловал её в лоб, вызвав слабую улыбку. — Вот так, молодец, слышишь? Только не открывай глазки, хорошо? — взволновано добавил он и метнул взгляд на замершую рядом Лоу Фа. — Принеси воды, антисептиков, одежду и еды.
— Мама… — вдруг раздался сиплый шёпот, и маленькие ручки потянулись к вздрогнувшему капитану.
Тот осторожно погладил ее по голове — с каким-то совершенно новым трепетом — и улыбнулся, покачав головой.
— Я не мама, милая. Меня зовут Аллен, — девочка на секунду замерла, но тут же снова потянулась к Уолкеру — Аллену. И снова захныкала, потому что одна рука была очень сильно повреждена и не предполагала таких движений.
— А я… — ребенок закусил губу, все также жмуря глаза и хмуря бровки. — Образец №157.
Тики дернулся, чувствуя еще большее отвращение к Семье, чем прежде.
Адам говорил о человеке как о самом идеальном существе на земле, он по сути пропагандировал это. Но что он делал с людьми? Раздавливал и увечил, с самого детства стремясь создать из них что-то ужасное.
— Это не имя, — мягко возразил Аллен, поглаживая ее по головке и принимая от Лоу Фа некоторые медикаменты. — Если у тебя нет имени, мы можем его придумать, — заверил девочку он. И вдруг обернулся к Тики. С этой же самой своей улыбкой, которая делала светлее его лицо. — Правда, Тики? Не поможешь мне?
Странное дело, но когда Уолкер улыбался, шрам не уродовал его лицо, как это было при ухмылках и усмешках.
Микк даже заметил, что ему это нравится.
И сразу же остолбенел, словно бы примерзнув к полу. У него попросили помощи? Позвали к ребёнку? Его? Который даже не знает, как этого ребёнка держать на руках надо?
— Тики? — непонимающе повторила девочка, смешно наморщив носик, пока Уолкер, нежно придерживая её, влажным полотенцем обтирал тонкое тело. — Это… другого цвета, да?
Капитан хохотнул. Мягко, словно, и правда, развеселившийся от этой фразы.
— Да-а-а, — радостно протянул он, задорно взглянув на так и не отмершего Тики. — Он черненький, да?
— Да, — кивнула девочка. — А мама — красный, — пробормотала она.
— Ну, солнце, я же не мама, я — Аллен, — мягко повторил капитан, поцеловав её в нос. — Тики, отмирай уже, иди сюда.
Парень на ватных ногах подошел к кушетке, опускаясь рядом, и медленно покачал головой. Он не знал, как в этом признаться, но он действительно ни разу не имел дела с детьми. И сейчас… ему казалось, что это почти стыдно.