Индиго чуть заметно кивнул, а Фойзе хмуро посмотрел на Дэна.
— Поздно, Строганов, слишком поздно. И потом — как вы собираетесь нести наказание после увольнения? Впрочем, вы Лазареву всё равно уже не поможете.
Фойзе встал и прошёлся по кабинету, чувствуя на себе взгляды трёх пар взволнованных глаз.
— Как вы не понимаете, что играете на руку всем тем, кому не терпится посшибать головы на «Киплинге»? Вы ослабляете взвод и всю роту своим уходом, вы подводите и ребят, и меня, и Феникса…
— Господин подполковник, мы понимаем. Но мы приняли решение. Сроки наших контрактов истекают на днях, у Строганова — через месяц. Вы не остановите нас, — Аякс смотрел Фойзе прямо в глаза.
— Просто замечательно, — с досадой сказал тот. — Лазарев отстранён, сержанты бунтуют, четыре рапорта подано… — он махнул рукой и сел обратно за стол.
— Четыре? — Аякс нахмурился.
— Да Чернов ваш.
У Индиго округлились глаза.
— Чернов?!
Фойзе скользнул по нему взглядом, не ответив.
— Ребята, вы делаете ошибку.
— Господин подполковник, давайте начистоту. Феникса восстановят? — Индиго сжал кулак.
— Я сделаю всё возможное, но… не думаю.
— Ясно, — парень словно махнул на всё рукой и замолчал.
Фойзе внимательно посмотрел на него. Он быстро соображал, как правильнее сделать следующий ход.
— Лазарева увезут послезавтра. Литный оставит его на «Плутоне-1» до конца расследования. Когда этот конец будет, никто не знает, но генерал не обещает начало самого судебного процесса раньше, чем через пару месяцев.
— «Киплинг» через три недели идёт на базу, — медленно сказал Аякс, понимая, к чему клонит подполковник, и тоже посмотрел на Индиго.
— Вы ничем не сможете помочь ему с гражданки, — кивнул Фойзе. — Но, оставшись…
Сержанты переглянулись.
— Я остаюсь, — решительно сказал Индиго, не дожидаясь окончания объяснений. — Ребята, вы же понимаете.
— Мы понимаем… я тоже остаюсь. — Аякс смотрел на Фойзе чуть виновато.
— Есть шанс, что я смогу выступить в защиту Феникса? — тихо спросил Дэн.
— Я же сказал — поздно. Литный не пустит тебя дальше моего кабинета. Я буду стараться, сделаю всё, что в моих силах, но и этого может не хватить.
— Тогда мой рапорт действителен. — Дэн замолчал, сжал губы, и стало ясно, что он больше не скажет ни слова.
— Что ж, — поднялся Фойзе, — я не могу удержать тебя силой. Решение твоё уважаю, хотя по-прежнему считаю его ошибочным. Я подпишу твой рапорт, приказ об увольнении выйдет завтра к вечеру. Вы свободны.
Индиго вылетел первым, и когда Дэн с Аяксом вернулись в приёмную, его уже не было. Оба кивнули секретарю на прощание, и Аякс решительно вышел в коридор. Дэн выскочил следом несколько более поспешно, чем передвигался обычно.
— Лёха! — окликнул он парня уже у входа в соседний коридор, ведущего к лифтам. — Подожди!
Тот остановился и медленно повернулся. На лице атлета проступило непонятное и очень неприятное Дэну выражение. Прежде чем он сумел определить, что это было, Аякс сумрачно сказал, не двигаясь с места:
— Дэн, мы больше не служим вместе. До сих пор я всегда считал, что мне повезло, раз я встретил здесь таких, как Бут, Балу, Ти-Рекс… и ты. Но сегодня я думаю, что нам с тобой лучше больше никогда не встречаться.
Дэн молча слушал, застыв в трёх шагах от него. Он ожидал чего-то подобного, эти слова не были неожиданностью. Они были справедливы, но он до последнего на что-то надеялся. Когда Аякс скрылся в лифте, Дэн отстранённо подумал, что, наверное, ему нет смысла пытаться завести разговор с кем-то ещё.
Он решил покинуть «Киплинг» сразу после подписания приказа об увольнении. Против ожиданий, ребята продолжали с ним общаться почти как раньше, хотя он понимал, что вряд ли они одобряют его увольнение. Да, сейчас это выглядит как бегство. Очередной приступ трусости. Ну и пусть. Самого его уже мало волновало, что думают другие. Разве что Кельт. Но тот всё больше молчал — хотя он молчал со всеми. Дэн видел, как Кельт медленно, но верно превращается в тень Бута, каким тот был первое время после гибели катеров Одинцова. И он знал, что это надолго. Может быть, навсегда. Подойти к Кельту и попытаться хотя бы сказать, как он сожалеет о гибели его друзей, Дэн не мог физически. Не потому, что Кельт не подпускал — Дэн сам начал выстраивать вокруг себя прочную стену, но не для защиты от окружающих, а в качестве тюремной.
Последним, кто проник сквозь эту стену, был Феникс. Когда подполковник подписывал приказ об увольнении, он вызвал к себе Дэна и, неотрывно глядя серьёзными голубыми глазами, попросил его зайти к бывшему взводному до отлёта. Это было почти так же трудно сделать, как и сказать всю правду раньше. Однако, всё же, легче.
Створки двери раздвинулись, пропуская Дэна внутрь каюты.
Феникс сидел на полу у стола, напротив входа, обхватив одно колено руками и задумчиво положив на него подбородок.
— Салют, командир, — внезапно севшим голосом сказал Дэн, и словно от звука его голоса дверь за спиной с тихим шипением закрылась.
— Салют, — отозвался непривычно тихо Феникс. — Проходи, садись.
Слева, как всегда аккуратно заправленная кровать, у стола — лёгкий стул и небольшой диван-скамейка вдоль правой стены. Дэн равнодушно окинул каюту взглядом, но направился не к предложенным сиденьям, а ближе к Фениксу. Остановился у кровати и неторопливо уселся на пол, рядом с ним.
— Ты хотел меня видеть? — глухо спросил он, понимая, что молчать нельзя.
— Хотел.
И снова тянущая душу пауза.
— Если ты хочешь сказать мне, что я свинья, то будешь прав, — вырвалось у Дэна.
Феникс выпрямился и повернул голову в его сторону.
— Я хочу сказать, что тебе не надо было увольняться, — ответил он.
Дэн ожидал чего угодно, только не этого. Он изумлённо поднял взгляд, впервые со дня похорон встретившись с Фениксом глазами.
— Жаль, я об этом поздно узнал, — в голосе командира прорезалась досада. — Я бы тебе мозги прочистил. Ты этим всё равно ничего не исправишь, а жизнь себе поломаешь.
Дэн не знал, что можно сказать на это, кроме того, что жизнь он себе поломал чуть раньше. Но это не имело значения, поэтому он продолжал молчать.
— Ты же не сможешь без армии.
— Смогу, — нашёл в себе силы ответить Дэн. — Это несложно. А вот служить здесь дальше — уже нет.
Феникс покачал головой.
— Ты ошибся всего один раз. Это необходимый опыт, который…
— Паша, мы с тобой оба знаем, что дело не в той ошибке на задании, — перебил его Дэн, по-прежнему глядя ему в глаза. — Я ухожу, потому что ухожу. И не надо об этом.
Феникс молча смотрел на него несколько секунд, потом кивнул и словно потух снова.
— Наверное, ты прав, — уронил он, отвернулся и добавил, глядя в сторону. — Я бы тоже ушёл на твоем месте.
Ты не оказался бы на моём месте, Паша, — тоскливо подумал Дэн. — Никогда.
— Фойзе сказал, что я уже не в состоянии тебе помочь, — сказал он вслух. — Честное слово, если бы я мог…
— Не вздумай! — оборвал его Феникс, резко повернувшись обратно. — Не лезь в это дело. Мне всё равно пришлось бы отвечать, и хватит одного меня!
Дэн мог бы сказать сейчас много слов, которые крутились у него в голове, красивых и высокопарных, или наоборот, простых и приземлённых, даже не всегда цензурных. Но он знал, что слова эти будут пустыми, лишними. Поэтому он молча поднялся. Феникс проследил за ним взглядом.
— Я улетаю утром, — сказал Дэн.
— Что делать будешь?
Он пожал плечами.
— Работу искать.
Феникс тоже встал на ноги.
— Я знаю, на Луне есть офис биржи труда, они работают по всему Содружеству. Попробуй туда, как на Луну прилетишь.
— Спасибо.
Дэн подумал, что пора прощаться. Говорить уже не о чем. Исправить ничего нельзя, и Феникс это тоже понимает.
— Я пойду, — сказал он, уже не глядя на бывшего взводного. Сил не было на него смотреть. Ведь даже сейчас, когда он повёл себя, как последняя сволочь, даже сейчас Феникс попытался ему помочь, направить, поддержать. Да не стою я этого, Пашка!
Он сделал шаг назад.
— Дэн! — требовательно окликнул его Феникс, заставляя, всё-таки, поднять взгляд.
Дэн не смог не пожать протянутой ему руки, думая только о том, что до конца жизни будет чувствовать это рукопожатие и это чувство стыда, которое сейчас буквально сжигало его изнутри.
— Удачи тебе, — сказал Феникс.
Лунный космопорт номер два встретил Дэна переливанием бело-зелёных огней, прозрачными коридорами и толпой людей. Здесь легко было заблудиться, если бы не указатели, ровным красным светом горевшие на развязках коридоров и тоннелей. Он успел отвыкнуть от такого столпотворения, и сейчас только рефлексы, наблюдательность и хорошая координация в пространстве помогали ему не растеряться в этой толпе.
Офис биржи труда он нашёл довольно быстро. Заполнил анкету, вставил в прорезь кредитную карточку, нажал кнопку «отправить» и занял место в зале ожидания, где сидели и ждали решения своих проблем с работой ещё пара десятков человек. За полчаса, что обрабатывалась анкета и подбирались возможные варианты, Дэн успел узнать много нового. Он не вступал в разговоры, изображая дремлющего, но зато слушал всё, о чём говорили в зале.
…На Земле найти работу без высшего образования практически невозможно. Зато в колониях рабочих мест пруд пруди. На днях Совет Астрономов снова поднимал вопрос о повторном возвращении Плутона в разряд астероидов, как им только не надоест, нашли камень преткновения, как будто в Солнечной системе больше задуматься не над чем. Президент Содружества объявил о том, что не будет баллотироваться на третий срок. А зря. Говорят, Институт Исследования Космоса приступил к подготовке очередной Межзвёздной, в которой впервые будут участвовать граждане с Дальних колоний. На Каджеро убили жену владельца «Артемиды». И как только пробрались на эту планету-крепость, да ещё в самый дом Ревнёва… А ещё говорят, во всём спецназ обвинили. Чуть ли не они и убили. Да, всем известно, что ничего хорошего от людей с оружием не бывает. А вчера в новостях сказали, что теперь на промежуточных станциях билеты на транзитные рейсы вдвое подешевеют. Брехня…
— Строганов Даниил Михайлович! Пройдите в восьмую кабину, — раздался мягкий женский голос из центрального динамика.
Дэн неторопливо поднялся и прошёл в дверь с ярко-зелёной цифрой «8».
— Даниил Михайлович, ознакомьтесь со списком вакансий, которые мы можем предложить вам на сегодняшний момент. Для открытия списка, пожалуйста, нажмите кнопку «читать».
Оператор погрузочной линии в Главном космопорте Альфреды. Охранник посольства Марса на Земле. Сопровождающий в челноках Луна-Земля. Егерь в первом заповеднике Каджеро. Оператор поточной линии на заводе… Стоп.
Глаза вернулись на строчку выше.
Говорят, преступников всегда тянет на место преступления. Пальцы сами нажали сенсор возле строки «Егерь на Каджеро». Только нажав, спохватился — ни условия, ни зарплату не узнал. А, к чёрту. На ручной браслет уже закачивалась оплаченная ранее информация, а его анкета одновременно уходила работодателю. Номер рейса, время отлёта — на выбор в ближайшие сутки. Чего мелочиться? Билет на ближайший рейс заказан, до него ещё сорок минут, можно перекусить. Ах да, адрес, куда обратиться на Каджеро. Карина Сайдарова. Менеджер по работе с клиентами. Ага, клиент он тот ещё…
До старта оставалось полчаса.
Глава 6
— С возвращением, Ника Андреевна. Примите наши соболезнования.
Впервые в этом космопорте её встречали без дежурной приветственной улыбки.
Ника кивнула, сухо поблагодарила и прошла к выходу.
Весь полёт в лайнере с Земли и в челноке, несущем её к поверхности Каджеро, она не могла собраться с мыслями. Да какие мысли… Она не плакала — все слёзы кончились ещё в тот вечер у голографона. Их не было даже тогда, когда она перед отлётом случайно поймала новости, где подробно рассказали о захвате, об освобождении заложников и о гибели мамы и Лизы. Этому уделили специальный блок — как же, супруга самого Ревнёва.
Нике сообщил Орест. Ещё ничего не было известно, она всю ночь просидела у головизора, ловя новости о захвате заложников, но журналисты сами ничего не знали. Орест позвонил в полночь. Он сказал, что всё кончено, всех бандитов уничтожили, отец жив, но находится у Володи в медцентре, его ранили во время переговоров. Ника поняла — ранить его во время переговоров с бандитами о деньгах могли, добиваясь выполнения требований. Ей стало жутко. А ещё ей стало жутко от выражения лица Ореста и его голоса. Неужели с отцом всё не так просто? И тут он сказал.
Ника отключила связь сразу, как только смогла пошевелиться. У неё не было сил смотреть в эти глаза, полные сочувствия. Она не могла поверить в то, что услышала, но уже знала, что верит. Потому что это была правда.
Она благодарила всех богов за то, что в своё время настояла на конспирации, и никто из университетских знакомых не совался к ней сейчас с утешениями и соболезнованиями. Она смогла пережить этот удар так, как это было нужно ей — сама с собой, сидя в комнате и глядя в одну точку на стене. Наутро она была уже в состоянии действовать: заказать билет на Каджеро, собрать вещи, договориться с хозяином дома, чтобы сохранил за ней квартиру, пока она будет отсутствовать — да, это ещё хорошо, что каникулы, не нужно отпрашиваться и объясняться с преподавателями и однокурсниками. Ника собиралась до конца июля помотаться по Земле, побывать на море и только потом вернуться к родителям. Она, конечно, хотела приехать домой — но не так. Ей хотелось умереть, только бы не так.
Сейчас же, как и во время пути, мыслей не было. Никаких. Она не знала, зачем прилетела, и что будет делать, вернувшись в Солнечный. То, от чего она была избавлена на Земле — жалость и сочувствие — сейчас навалится на неё со страшной силой. Здесь все обо всём знают.
Она вышла из здания космопорта и почти сразу увидела белый аэрокар Аристова. Ах да, она позвонила ему и сказала, когда прилетит. Она не помнила, что он ей ответил, но, слава Богу, он не стал говорить ничего о маме. Он и сейчас ничего не сказал. Поздоровался, помог закинуть в багажное отделение сумку, сел на место водителя, и машина плавно тронулась с места.
Ника мимолётно удивилась, что он решил вести вручную — маршрут от Алмазного до Солнечного заложен в автопилот любого местного транспорта изначально, — но ничего не сказала.
— Как отец? — спросила она.
— Он в порядке. Я его уже отпустил домой, — ответил Володя, и только тут Ника заметила, как изменился он сам — голос, взгляд, лицо…
— Володя, — начала она, но он перебил.
— Ника, Инга тоже погибла.
Они молчали до самого дома. Ника не хотела разговаривать, а Володя, кажется, был рад этому.
Дом встретил пустотой и тишиной. Орест уехал на побережье, потому что, как сказал Володя — несмотря ни на что, работа продолжается. В залах первого этажа было чисто, слишком чисто. Как будто в музее. Ника пыталась представить себе, что происходило здесь несколько дней назад, но не могла. В голове не укладывалось, что здесь, по этим комнатам, где она бегала ещё совсем маленькой, прошли чужие, прошли те, кто убил маму. Здесь шёл бой, настоящий, с выстрелами и кровью. Здесь умирали люди.
Она почти бегом добралась до лестницы и поднялась на второй этаж. Жилое крыло пустовало, она знала, что отец в кабинете. Знала наверняка.
Дверь пришлось толкать с усилием, как всегда. Открыто. Он точно здесь. Ника приоткрыла створку, вдохнула поглубже, как перед нырком и медленно вошла.
Андрей Ревнёв сидел за своим столом. Как всегда. Только на этот раз перед ним не был развёрнут монитор с важными отчётами и договорами. На этот раз перед ним стояла обычная пластиковая голография. Ника, не глядя, знала, что это за голография.
Она тихо подошла к отцу, который не шелохнулся, не поднял головы — ни на звук открывшейся двери, ни на лёгкие шаги дочери. Казалось, он спит с открытыми глазами. Ника зашла сбоку, остановилась рядом, совсем вплотную к нему.