– Стоп! – свистящим голосом сказал Рудольф.
Йонге прищурил один глаз и уставился в экран. Сначала все расплывалось, эффект объемного присутствия упорно не возникал, но потом глаз с трудом адаптировался.
– Бля, давай быстрее, я нихрена не вижу, – прошипел Рудольф.
– Терпи! – ответно прошипел Йонге. – Синхронизатор хренов!
Судя по сопению Рудольфа, он готов был устроить яростную перепалку, отстаивая права любителей проекционных «очков», но пока сдерживался. Йонге мысленно поблагодарил его – обстановка в зале, холле или доке и без того была слишком гнетущей.
Йонге наконец-то смог наполовину синхронизироваться с экраном без всякой проводки – и разглядеть стены. Строгие вертикальные узоры, расположены на одной линии. Красота.
– Отсидимся здесь, – вынес он вердикт, возвращая экран владельцу. – Отцепи от себя эту хрень, пока не разбил.
– Красного шершня тебе в глотку, – мрачно ответил Рудольф.
Йонге ощутил, как в руки ему тыкают лайнер, хекнул и присел, принимая неожиданный груз. Рудольф почти беззвучно возился с экраном, и только по невнятному шипению из-под респиратора Йонге догадался, что дела идут не очень.
Опираясь на лайнер, он проковылял в центр зала, инстинктивно стремясь занять самое удачное для тотального просмотра место. Рудольфа долго не было слышно, но затем в темноте прозвучали шаги, и Йонге выставил руку, чтобы напарник не налетел на него.
– Да вижу я тебя, – недовольно сказал Рудольф. – Я ж их так и не снял.
Йонге уже не казалось, что здесь кромешная тьма. Вряд ли он адаптировался к ночному зрению, скорее в атмосфере содержались люминесцентные частицы, слишком маленькие, чтобы различать их по отдельности, но достаточные для…
Радар деликатно мигнул, и Йонге машинально скользнул по нему взглядом. После чего люминесценция перестала его интересовать.
– Черт, кажется, тут у нас не только дерьмопровод.
– Что там, дай гляну… Хм-м…
На экране высвечивались тусклые пятна. Идеально размещенные в форме окружности. А значит, это не были местные животные, случайные трупы и прочие естественные образования.
– Живые? – коротко поинтересовался Рудольф, отбирая лайнер.
Йонге пошатнулся, схватился за напарника и недовольно цокнул языком. Затем подкрутил настройки, внимательно изучил состав солей и минералов.
– Нет, – вынес он окончательный вердикт. – Скорее мумии. Кальцинирование слишком сильное. И почти нет свободных конгломератов.
– Ладно, я понял, – прервал его Рудольф. – Главное, что никто на нас не прыгнет.
Йонге постучал по радару и поднял взгляд.
– Вспомнил, – сказал он. – Точно. Думаю, здесь анабиозные камеры. Надо глянуть.
– Да куда ты ломишься…
Рудольф поймал его за воротник куртки и потащил назад. Йонге опять потерял равновесие, напарник усугубил, и Йонге неуклюже приземлился на пол.
Возмутиться он не успел – Рудольф отложил лайнер и наклонился. Йонге скорее догадался, чем увидел, что в руке у Рудольфа нож, и резко подался назад.
– Ты чего?
– Хотел как в кино, – разочарованно протянул Рудольф. – Разрезать штанину и все такое.
– Разбежался. Ботинок сними для начала, хирург!
Рудольф еще погромыхал во тьме, и внезапно вспыхнул свет. Совсем слабо, но для отвыкших глаз – почти болезненно. Йонге закрылся ладонью и заморгал. Через несколько секунд он адаптировался и смог разглядеть источник заряда – Рудольф подкрутил выдвижной прицел на лайнере и выставил его подсветку на максимальную мощность.
В четыре руки они стащили с Йонге ботинок, закатали штанину – и Рудольф неодобрительно покачал головой. Йонге тоже рассматривал лодыжку без удовольствия – опухшая и изменившая цвет, она говорила если не о переломе, то о растяжении точно.
– Наводи свой мясогляд, – скомандовал Рудольф. – Цела кость?
Йонге повозился с настройками и добросовестно начал рассматривать лодыжку через призму высоких технологий. Радар был достаточно хреновым способом диагностики, поэтому ручаться можно было только за очевидные вещи. Крупных трещин Йонге не разглядел.
– Вроде чисто. На всякий случай зафиксируем, – с сомнением сказал он. – Жаль, диагноста в наборе нет.
– Есть.
Йонге пристально посмотрел на Рудольфа. Несмотря на респиратор, у того был вид человека, которого сейчас сожгут за убеждения, но он от своего не отступится. Йонге приподнял бровь, спохватился, что в еле-еле размазанном подсветкой мраке это незаметно, и выразительно кашлянул.
– Ну, он жрет как корабельный генератор, – простонал Рудольф. – Я не могу!
– Я понял, запас энергии для тебя дороже напарника.
Рудольф промолчал, но Йонге знал, что удачно наступил на больную мозоль. Как пилоты были одержимы кораблями, так механики полностью уходили в любовь к машинам. С точки зрения психологии и то, и другое являлось девиацией. Для Рудольфа энергозапас действительно мог оказаться важнее, чем некий недоказанный перелом. Ведь перелом можно залечить, а опустошенный аккумулятор в их условиях не поменяешь.
– Бинтуй, – наконец сказал Йонге, откидываясь на локти. – Устал я.
Рудольф выпотрошил аптечку и приступил к процедурам. Резко запахло ацинком, Рудольф быстро, но уверенно начал обматывать щиколотку мокрым бинтом. На открытом воздухе фиксирующий раствор застывал, мягко сдавливая лодыжку. Йонге слегка пошевелил ногой, и умный бинт тут же скорректировал силу сжатия. Через полминуты Рудольф закрепил магнитную липучку и выразительно отряхнул руки.
– Упарился, – сообщил он. – Снять бы к чертям этот намордник, вся рожа мокрая.
– Еще бы не упарился, что-то я похолодания не чувствую.
Рудольф потянулся к респиратору, и Йонге поймал его за рукав.
– Не больше пары минут. Универсального детокса нам не положили.
– А чего он дорогой, как та собака, – буркнул Рудольф.
И убрал руку.
По правилам аптечку следовало оснащать пресловутым универсальным детоксом, но из-за него стоимость всего набора подскакивала в два с половиной раза, и они оба единогласно решили, что им нахрен не нужен дорогущий препарат на пустынной планете, основная ценность которой – залежи редких сочетаний элементов.
***
Жара стояла такая, что испарина медленно собиралась в капли и щекотно катилась по бокам. Йонге прикинул, сколько еще будет действовать анестезия, мысленно отложил предполагаемую операцию с чипами на пару часов и принялся раздеваться. В случаях, когда ничем полезным заняться было нельзя, первый пилот предпочитал самый экономный и полезный для здоровья вариант – спать.
Стащив куртку и футболку, он тщательно расстелил их на полу и устроился как можно удобнее. Повертелся, крякнул от неожиданно впившегося в локоть острого выступа и сдвинулся в сторону. Рудольф сопел неподалеку, склонившись над лайнером. Йонге смотрел, как аккуратно двигаются в подсветке чужие пальцы, что-то настраивая в механизме большой пушки, и с каждой секундной убеждался, что лучшего напарника ему было не сыскать.
Здоровенный добродушный дружище Рудольф, хоть и со своими задвигами, но все же замечательный друг и верный товарищ, в такого влюбишься и не заметишь…
Моргнув, Йонге понял, что вновь залип.
Раздраженно перевернувшись на другой бок, постарался выгнать из головы все мысли о человеке за спиной. Повезло еще, что даже внизу царило пекло, а будь холодно – сломавшийся глейтер разбушевался бы, требуя, чтобы Йонге немедленно призвал Рудольфа на обогрев.
В перспективном светлом будущем Йонге поклялся написать многостраничную жалобу в официальный центр разработок с требованием предоставить экипажам возможность ручного управления.
Йонге начал проваливаться в сон, когда от присутствия совсем рядом шевельнулись волоски на руках и загривке. Широко распахнув глаза, Йонге перевернулся на спину и едва не вздрогнул. Рудольф склонился над ним, неприятно-знакомо закатив глаза. Йонге протянул руку и несильно ткнул напарника кулаком в лоб. Рудольф встряхнулся и ошалело на него посмотрел.
– Знаешь что, давай-ка мы займемся вторичными проблемами, – решительно сказал Йонге. – Так я на тебя церебролина не напасусь.
– А чего с меня-то сразу? – Рудольф сел прямо и сложил руки на груди. – Это, между прочим, твоя беда, я только вторая линия. Основные проблемы с твоей стороны.
– Вот именно поэтому я буду пить результаты научных достижений в области нейрофармацевтики, а в тебе достаточно слегка поковыряться, чтобы вытащить чуть-чуть микросхем.
Рудольф с сомнением покрутил головой и опасливо пощупал загривок. Для механика синхронизация шла через пилота, поэтому глейтер-контроллер был гораздо проще. Но даже при этом удалять его было довольно опасно.
Впрочем, куда опаснее то и дело залипать, теряя сознание.
– Сейчас закинусь еще для бодрости, и приступим, – весело сказал Йонге. – Больной, прошу.
– Не знаю, куда бежать в первую очередь, все медоборудование такое высококлассное, – мрачно пошутил Рудольф.
Уложив лайнер так, чтобы самодельный фонарь давал максимально направленный поток света, Йонге извлек из аптечки скальпель – простейший механический инструмент, без всяких новомодных зондов и датчиков – и склонился над Рудольфом. Тот лежал, неудобно вывернув шею, оберегая экран, и это существенно усложняло операцию.
– Снимай тряпки, сделаем тебе валик, – наконец определился Йонге. – Не могу я резать, когда ты весь перекособочился.
– Да я вообще в твоих талантах сомневаюсь! – не выдержал Рудольф. – Их-то тебе позаимствовать не у кого было!
– Пошел нахрен, – с достоинством ответил Йонге.
С валиком было определенно лучше.
Йонге прикинул, как удобнее разрезать кожу, возможно, отделить небольшой кусочек вроде крышки, посмотреть, куда идут управляющие нити, и потихоньку их перерезать. Даже расщедрился на местное обезболивание, хотя в свете того, как Рудольф пожмотничал на генератор, можно было и отомстить. Однако благородный космический пилот и изыскатель удовлетворился тем, что сел на Рудольфа верхом, накрепко придавив того к полу.
– Это чтоб я не сбежал, что ли? – прохрипел Рудольф. – Задушишь!
– Придушенный пациент намного спокойнее реагирует на врачебные ошибки.
Поерзав на приятно голой спине – да чтоб тебя, срочно резать! – Йонге прищурился и провел тонкую линию сбоку от восьмого позвонка. Рудольф лежал неподвижно. Йонге не поддался соблазну потрогать его пальцем и провел скальпелем вторую линию.
Лезвие резало кожу, как мягкое масло. Осталось резануть еще раз, и можно тянуть. Только сначала определиться, сверху или снизу…
Йонге занес скальпель, и в этот момент над головами у них громыхнуло так, что стало больно ушам.
Рудольф дернулся, Йонге предусмотрительно отвел руку в сторону.
– Что это было? – живо заинтересовался пациент.
– Аплодисменты в честь твоего избавления, возможно, – с сомнением отозвался Йонге.
– А если научней?
– Если научнее, то…
Громыхнуло вновь, на голову Йонге отчетливо посыпался песок. Он прикрыл свежие надрезы ладонью. Рудольф благоразумно не шевелился. Зато оживились мелкие волоски на тыльной стороне ладони самого Йонге. Напряглись и начали подниматься, а следом за ними – и на руке, и опять на загривке. Наконец слабое свечение появилось на кончике отведенного в сторону скальпеля.
– Скорее всего, нас бомбит молниями, – закончил Йонге. – Следом за терминатором идет электрический фронт, вот и лупит.
– И долго…
Остаток фразы потонул в очередном раскате. На этот раз свечение на кончике скальпеля стало ярче, а затем жидкий мрак начал расступаться. Йонге отчетливо видел реющие в воздухе пылинки. Заряженные электричеством, они светились и суетились, как планктон. Сразу стало вдвойне радостно, что у них имелись респираторы. Панорама огромного зала проступала все явственней. Строил его кто-то титанический; волей-неволей лезли мысли о какой-то великой древней расе – столько барельефов было натыкано в обычном служебном помещении.
– Чешется, – пожаловался Рудольф.
Йонге и сам чувствовал, как начинает зудеть кожа. Что уж говорить про волосы. Он энергично почесал в затылке, почесал загривок, поскреб по животу, проклиная природные явления.
– Кому суждено быть убитым током, тот не поджарится? – прогундосил Рудольф и тут же раскатисто чихнул.
– У тебя что, аллергия на ионы?
– На светящуюся пыль, – поправил его Рудольф и снова чихнул. – Твою мать!
– Попробуй не чихать хотя бы десять минут, я еще не дорезал.
– Ладно-ладно.
Рудольф коротко содрогнулся, давя очередной чих. Йонге прицелился сделать последний надрез. На всякий случай выждал несколько секунд, чтобы закон Мерфи успел отработать. Ничего не происходило, и он коротким уверенным движением резанул последний раз.
Словно и впрямь аплодируя хирургу, небеса разверзлись с новой силой. Атмосфера почти вспыхнула ветвистыми разрядами – от одной пылинки к другой, все быстрее и свирепее. Инстинктивно пытаясь спрятать лицо, Йонге быстро нагнулся.
И на него рухнул потолок.
Удар был такой силы, что сначала Йонге даже не ощутил ничего, кроме костедробильного сотрясения: самым пугающим ощущением было четко ощутимое движение глазных яблок в глазницах и явственно сместившиеся в носу хрящи.
А потом Йонге стало очень больно.
Он захрипел, пытаясь поднять голову, руку, повернуться, хоть что-нибудь… И по-прежнему ничего толком не видел, хотя яркий свет постепенно гас: градом катящиеся слезы не давали рассмотреть окружающий мир. Дышать тоже не получалось: Йонге разевал рот и тщетно пытался втянуть воздуха, но легкие застыли и не собирались двигаться.
Отчаянно клацая зубами, он внезапно наткнулся на твердое и стиснул это изо всех сил. Твердое сжалось, а потом брызнуло пронзительной горечью.
И боль прошла.
Йонге облегченно разжал зубы, выпуская прокушенный наконечник мед-инъектора. Спасибо доброму гению «Цейс Индастриз», предусмотревшему и жидкие формы лекарств, и анализатор химической активности в слюне человека… Спасибо, боже, за лошадиную дозу анестезии…
Йонге попробовал снова повернуть голову, наслаждаясь ушедшей болью. Чересчур сильно наслаждаясь. Просто непотребным образом.
Мысль о такой-то матери пришла одновременно с вопросом, насколько лошадиной была доза.
Он имел очень слабое представление о лошадях и прочих земных животных, нынче водящихся только в заповедниках, но знал градации: мышиная доза, нормальная, лошадиная и слоновья. Кажется, даже слоновья была недостаточной в сравнении с принятой им.
– Йонге! Йонге!
Голос Рудольфа пробился сквозь вату в ушах.
– Йонге, ты живой?!
– Да-а, – проскрипел Йонге, роняя каждый звук отдельным колючим шариком.
– Слезь с меня, придурок! Раздавишь!
– Н-н…
Йонге хотел сказать, что не может, но слова окончательно застряли в горле. Каждый раз, когда он шевелился, приятное давление на спину возрастало. Он поерзал, и острый приступ чистого физического удовольствия пронзил его от плеч до самого паха, тут же стекая в яйца и каменно там затвердевая. Йонге уперся в пол обеими руками, приподнялся, не стерпел наслаждения и лег обратно. Рудольф был такой горячий, такой мокрый…
Йонге с тупым удивлением смотрел на собственные руки и никак не мог понять, когда они успели превратиться в иглобразов. Тонкие коричневые иглы торчали из тыльной стороны ладоней. Сверху коричневые, у основания красные. Все руки красные. Пол красный.
Боже-боже, как хорошо, он сейчас просто умрет…
– Рудольф, – язык еле ворочался. – Помоги, Руди.
– Да чтоб тебя!
Рудольф приподнялся, выжимая атлетический вес, и Йонге заорал. Член дернулся, выплескиваясь прямо в штаны. Рудольф резко подался вниз, вновь укладываясь на пол. Йонге заерзал, причиняя себе все больше повреждений – и удовольствия, – и медленно перетащил неподъемные руки на плечи Рудольфа.