– Эт-то передо-оз, – Йонге слышал, как его собственный голос замедляется и уходит вниз, словно на тормозящей записи. – Блока-ада… Нейро…
Не договорив, он ткнулся губами в шею Рудольфа и жадно втянул его запах. Здоровый мужик, крепкий, потный… М-м-м!
Йонге опять заелозил, наслаждаясь тем, как вновь затвердевший хер трется о мокрые штаны и как это хорошо, особенно если налегать сильнее и шевелить лопатками, вызывая острые толчки по всей спине, так, что даже по бокам течет.
Запах пыли и железа проникал даже сквозь респиратор. Йонге жадно глотал его, не в силах насытиться.
Каждое движение воздуха делало его существование все восхитительнее.
На этот раз Рудольф проигнорировал вдохновенный вопль, вырвавшийся у Йонге, и все же дожал вес до конца. На последнем рывке тяжесть, обнимавшая спину Йонге, распалась и исчезла. Пилот разочарованно застонал.
Рудольф упорно продолжал подниматься вместе с ним и наконец встал на все четыре точки. Йонге из последних сил вцепился в него и прошептал: «Тащи!» в самое ухо, не забыв его лизнуть. Горько-соленый вкус пота будоражил не хуже искусственных феромонов.
Рудольф осторожно поднялся, и Йонге в который уже раз захрипел, толкая бедра так, чтобы попадать членом в упругие ягодицы. Спина играла все новыми красками удовольствия. По стенам огромного зала текли световые узоры, и Йонге казалось, что они пульсируют в том же ритме, что и его перегретый член.
Снова дав молофьи, он едва не разжал пальцы. Но Рудольф уже обернулся и поймал его сам.
– Что ты сожрал? – внятно спросил он.
Все плыло, но Йонге четко видел, что зрачки Рудольфа за прозрачной пластиной экрана были совсем бешеные, сжавшиеся в точки.
– Блокада… слишком… импульсы поменял…
– Да ты совсем ебанутый, – прошипел Рудольф.
Йонге хотел кивнуть, потому что действительно только ебанутый мог хлебнуть столько блокаторов, что мозг начал путать сигналы, и самые интенсивные – боль и удовольствие – заработали одинаково. Однако мышцы его уже не слушались.
Рудольф уже тащил его к очень далекой стене, неловко прижимая поперек корпуса, и каждый, каждый его шаг отдавался такими сладкими толчками в паху, что ни кивать, ни говорить Йонге не мог.
На ходу Рудольф содрал с него респиратор. Йонге не смог даже толком испугаться, а Рудольф уже стащил собственную маску и часто задышал.
– Зачем… отдай ма-а…
– Если ты малость задохнешься, то перестанешь лупить мне по мозгам, – прохрипел Рудольф.
Йонге хотел спросить, на кой хрен тогда Рудольф и сам избавился от респиратора, но дышать стало и вправду слишком тяжело. Отчасти это гасило боль-удовольствие.
Он честно постарался помочь – хотя бы не упасть, – когда Рудольф в буквальном смысле прислонил его к стенке и велел держаться. И Йонге стоял как мог, слыша отголоски чужой паники, зная, что если ляжет – то уже не поднимется. Сердце не выдержит, и в мир иной пилот Йонге Далине отправится на грани полного блаженства.
Но жить хотелось больше.
Несколько каменных игл в руках сломалось, заставляя Йонге мычать сквозь стиснутые зубы и шумно сопеть. Рудольф пару мгновений ничего не делал, затем выматерился на берлинском и занялся его спиной.
Это было даже хуже, чем руки. Йонге совсем потерял голову в липких удушающих волнах удовольствия, колени подгибались, из открывшегося рта постоянно текла слюна. Держаться за стенку он уже не мог.
Если бы не обстоятельства, он бы с гордостью сказал, что это самый охрененный оргазм в его жизни, но умом понимал, что дела его плохи. Слышал, как на пол с дребезжаньем падают осколки, извлекаемые из его собственной шкуры: не один и не два, а куда больше – на втором десятке он бросил считать.
– Я хочу лечь, – еле ворочая языком, произнес он.
– Не смей, – Рудольф схватил его сзади за шею и ткнул лбом в стену. Йонге застонал. – Не вздумай падать. Я тебя привяжу, если надо, пока вся дрянь не вытечет.
– Я ж так помру… А-а-а, мать твою!
Йонге опять намочил штаны.
– Не помрешь, – твердо сказал Рудольф.
***
Полчаса спустя, успев отхватить интоксикации и непочтительно проблевавшись возле какого-то барельефа, забинтованный по всему торсу Йонге сидел на полу и разглядывал руки. Их Рудольф бинтовать не стал, ограничившись многочисленными дезинфицирующими и антикоагулятными наклейками. Йонге по-прежнему наслаждался своим противоестественным состоянием, то и дело начиная ерзать. Мокрые штаны неприятно холодили и к тому же частично приклеились, но… это тоже было приятно. Йонге дернулся сильнее и покривился от счастья.
– Тьфу, смотреть тошно.
Рудольф отвернулся, демонстративно подхватил лайнер и двинулся в обход помещения. Йонге проводил его сожалеющим взглядом. Если бы он мог стоять на своих двоих, не теряя равновесие каждые несколько секунд, то непременно бы догнал бычару и завалил.
«Долго еще под кайфом будешь?»
Йонге растерянно потер ухо, в котором так неожиданно зазвучал голос. В прошитой электричеством атмосфере глейтерная связь заработала неожиданно четко.
«Не знаю. Может, день-два».
«Чего?!»
«А чего ты хочешь, я твою шкуру спас! Того и гляди почки откажут!»
В ухе захрипело, словно там набирали полную грудь воздуха для ответной обличительной тирады, но вместо длинной фразы Рудольф неожиданно удивленно хмыкнул. Йонге подождал дальнейших разъяснений, но Рудольф только шипел фильтрами респиратора.
«Сожрали тебя там, что ли», – буркнул Йонге. В штанах ныло и пульсировало.
«Не. Идти можешь?»
«Зачем?»
«Посмотришь на спящую красавицу».
«Что это?»
«Это цитата. Тащи сюда свой похотливый зад, есть на что полюбоваться».
Скрипя зубами, Йонге поднялся и потащил похотливый зад.
По крайней мере, на ходу он слегка отвлекался, и молофья переставала давить на яйца. Он помял рукой у себя в паху, не сдержался, потянул сильнее и спохватился только когда понял, что сейчас к чертям раздавит самую уязвимую часть тела.
Добравшись до Рудольфа, он тяжело оперся на мощный базальтовый вырост, поднимавшийся из пола на добрых полтора метра. Весь его вид гласил о том, что корабль тут валяется со времен крайне доисторических.
– Не лапай, – Рудольф потянулся к нему, словно хотел стукнуть по пальцам, но спешно отдернул руку. – Артефакт это, понял?
Йонге повнимательнее взглянул на вырост.
– Да ладно. Капсула?
– Угу.
Йонге привстал на цыпочки для лучшего обзора. Собственный рост позволял не выделываться, однако сейчас Йонге с удовольствием встал бы на табуретку, а то и полез бы в капсулу самолично. Что угодно, лишь бы сбросить переполняющий адреналин.
– Представь, работает.
Рудольф опять озвучил их общие мысли, и только тут Йонге вспомнил, что не завершил выковыривание чипа. Правда, сейчас ему в руки скальпель брать не рекомендовалось. Йонге представил, как сладострастно кромсает себя острым лезвием, содрогнулся от предвкушения и торопливо загнал все мысли в эндорфиновую клоаку.
Тем более перед ним сейчас было нечто куда более интересное.
Под толстым запыленным щитом, в котором Рудольф протер смотровое оконце, лежал… чужак. Чуждый. Инопланетчик.
Здоровый, метра два с лишним. Совершенно целый, без следов гниения или распада, очевидно живой, просто в анабиозе. Крепкая даже с виду шкура поблескивала, покрытая тонким слоем инея. Он был повсюду: на плечах, на животе, на сомкнутых и перекрещенных клыках, на закрытых глазах и длинных кожистых дредлоках, выраставших из боковых и затылочной частей головы.
Йонге машинально поймал языком железную на вкус струйку и поднял осоловелый взгляд на Рудольфа. Тот успел обойти капсулу и точно так же неотрывно пялился в ее недра. Йонге готов был заложить весь оставшийся запас церебролина, что у отважного механика вот уже третий раз за сегодня идет кровь носом. Прямо как у него самого сейчас. Неугомонный протокол синхронизации разжижал мозги почище ультразвука.
– Давай его достанем, – сипло сказал Рудольф.
– На кой тебе дохлый яут? – возразил Йонге, силком заставляя себя отлепиться от капсулы. – Вместо тушенки, что ли?
– Не-а. Я хочу его трахнуть.
Йонге вымученно хохотнул. Если Рудольф заговорил, как озабоченный имбецил, значит, синхрон совсем пошел вразнос. Рудольф почти уткнулся лицом в прозрачную преграду и разве что слюни не ронял на саркофаг. Мысль, высказанная им, была такой же крамольной и чудовищной, как и привлекательной. Йонге чувствовал, что ему нестерпимо хочется кого-нибудь отодрать. Пусть даже это яут. Даже дохлый яут…
В капсуле тихо, но отчетливо щелкнуло, и межзвездный охотник открыл круглый желтый глаз.
***
– Давай его шлепнем.
– Отвали уже!
Рудольф выдвигал кровожадное предложение в сотый раз. Йонге не мог найти разумного объяснения этим расчленительским порывам. Его всегда воспитывали, что с любым более-менее антропоморфным инопланетчиком можно договориться. В обитаемом космосе разумных рас водилось немало, но каждая из них слишком дорожила своей домашней планетой, чтобы заниматься глупостями типа массовых сражений с соседями по галактическому сектору.
Само собой, встречались разные оголтелые индивидуумы, иногда объединявшиеся в банды, вполне тянущие на межпланетные конгломераты, но в прогрессивном разумном обществе таких принято было линчевать без суда и следствия. За разжигание межрасовых конфликтов.
– Он мне не нравится, – проворчал Рудольф. – Вон смотри, капсула старая, как моя прабабка…
– Ты выращен в пробирке, – педантично поправил Йонге.
– Заткнись, это гипербола. Так вот, капсула старая, корабль старый, и эта рожа, скорее всего, застряла тут еще со времен, когда такие, как он, болтались по чужим планетам, как по своим охотничьим угодьям. Понял?
– Думаешь, это социопатический девиант? – с сомнением протянул Йонге.
– Да убийца он! – потерял терпение механик. – Говнюк, который на всех смотрит как на мясо! Надо его шлепнуть прежде, чем он оттуда вылезет и решит, что мы – его трофей!
– Товарищ Вебер, вы уже определитесь: вам шлепнуть или трахнуть? – неожиданно противным даже для себя самого голосом сказал Йонге.
От шока блокада начала медленно спадать, и он уже не чувствовал всеобъемлющего удовольствия. Пока что он ощущал, что у него отсутствуют спина и руки.
– Не уверен, – после паузы ответил Рудольф.
Йонге закатил глаза.
Добрых четверть часа они бродили вокруг треклятой капсулы, рассуждая о ее содержимом. Рудольфа кидало из одной крайности в другую и, судя по всему, сам он от этого злился невероятно.
В конечном итоге оба отошли на безопасное расстояние и решили перевести дух.
Прежде чем окопаться за одним из монументальных анабиозных сооружений, они убедились, что тут глухо: подсветка не активировалась, а в глубине просматривался скелет со странным черепом.
Пока Рудольф напряженно всматривался в капсулу, уже начавшую подмигивать красными сигналами яутского языка, Йонге устроился у него за спиной и рассматривал плоды своей неудачно прерванной хирургической операции.
Кровь уже подсохла, кожа отслаиваться не спешила, и, судя по всему, выходило, что придется резать заново, а потом еще и отрывать лоскут.
– Давай я закончу? – предложил он. – Эта хрень все равно еще пару часов размораживаться будет.
– Откуда знаешь?
– А вон там числовые параметры показываются.
Йонге хорошо видел мигающие красные черточки. Он не знал, какие это цифры, но чувствовал, что ничем иным черточки быть не могут. Как пилот чувствовал. А заодно прикинул, сколько занимает выход из анабиоза на полной механике. Рудольф повозился со сканером и, видимо, вывел себе на экран транслятор. Кивнул своим мыслям и перехватил лайнер.
Приняв это за согласие, Йонге выбрался из-за саркофага.
Проковыляв по залу, он нашел скальпель и критически осмотрел валявшуюся на полу одежду. Куртки из прочной водоотталкивающей ткани еще годились, но футболки оба предпочитали натуральные, и вся эта натуральность была залита кровью до такой степени, что проще выкинуть, чем очистить. На жаре все это грозило немыслимо развоняться.
Аккуратно собранный рюкзак окончил свое существование под плитой. На спину первому пилоту приземлился всего лишь меньший ее собрат – очередной барельеф, выполненный из не слишком тяжелых, но хрупких материалов.
Отряхивая куртки от мелких осколков, Йонге мстительно порадовался, что производители барельефа уже давно сдохли, и сдохли даже яуты, занявшие корабль, а вот люди вполне недурно себя чувствуют.
Словно отзываясь, член слегка напрягся, и Йонге скривился.
Окончательно выпотрошив наполовину раздавленную осколками аптечку и рассовав ее содержимое по карманам, он вернулся к Рудольфу. Сел у того за спиной, подул на скальпель и снова приступил к художественной резке.
По молчаливому уговору раскладываться, как в прошлый раз, они не стали. То и дело поглядывая на капсулу, Йонге осторожно и медленно резал кожу, поддевал ее острым лезвием, пилил, тянул шкурку… Рудольф старался не шевелиться, но все равно иногда непроизвольно дергался.
– А вот и наш красавец. Сейча-ас…
Йонге добрался до чипа, растопырившего тонкие ножки-нити, и по одной начал отрезать их. Процесс затянулся, поскольку дотошный хирург требовал у пациента обязательных отчетов после каждого отчленения: не пропала ли чувствительность в пальцах, не отказали ли ноги, а как насчет непроизвольных мочеиспусканий?
Наконец он расправился с последней лапкой.
Основные крепления стояли на позвонке, были сращены с костью, и чип врастал прямиком в спинной мозг, но Йонге надеялся, что обрезки хватит, чтобы расправиться с неуместным и даже опасным в их ситуации протоколом.
– Ну все. Глядишь, отпускать начнет.
– Интересно, что наверху? – Рудольф покрутил головой. – Ты там лишнего не отпилил?
– Не-а, – беспечно откликнулся Йонге. – А сверху должен быть каток. Представляешь, километры стекла?
– Нет. Но меня утешает то, – Рудольф поднялся с места и пришлепнул пластырь на свежую рану, – что глобальные катаклизмы случаются очень редко.
Йонге попробовал высчитать, сколько потребуется времени, чтобы расплавленный песок снова превратился в самого себя. В итоге он решил, что масштабы измеряются в геологических категориях. Чертов инопланетный корабль сопротивлялся стихии невероятно огромное количество времени.
– Подождем, пока яут вылупится? – полувопросительно произнес Йонге.
– Чтобы грохнуть живого?
– Прекращай. Кроме него тут может быть закопано множество сюрпризов.
– Хреновые обычно эти сюрпризы, – отметил Рудольф.
– Я думаю, основная хреновина случилась с нашим кораблем, – парировал Йонге. – И эта древняя калоша может нам помочь.
– Да ну?
– Слушай, это ты механик, вообще-то. Я лишь предполагаю, что с таким запасом прочности вполне возможно наковырять себе запчастей для ремонта уже нашей крошки.
– Моей крошки, – ревниво поправил Рудольф.
Йонге даже не стал комментировать. Давний спор был настолько затерт и сто тысяч раз перебран по винтикам, что ему даже лень было отстаивать свое право на «Фелицию».
– Ну, идея неплохая, – сообщил Рудольф. – Кстати, сколько дают за артефактные модели кораблей чужой расы?
– Если они на ходу, то много.
– Ладно, не будем шлепать этого чудика. Пусть вылезает, а мы его тогда к стенке – и в рубку. Хочет жить, пусть реанимирует этот их арендованный летучий горшок.
Йонге показал большой палец.
***
Расхаживая по залу, Йонге заглядывал в капсулы, но больше никого пригодного к воскрешению не нашел. Несколько трупов почти свернулись в клубки, обхватывая себя руками. Зудело любопытство – яуты не использовали чужие корабли для полетов, их знали исключительно по вычурным кораблям собственного производства. Возможно, когда-то на заре времен они все-таки захватили чужой «бублик», но почему дружно улеглись в анабиоз – воображения не хватало.