— А волк?
— Не знаю, Ваше Величество. Возможно это дань уважения к степи. Для кочевников волк — священное животное.
— Они его действительно признали своим каганом?
— Истинно так, — кивнул кардинал. — Иоанн контролирует практически все земли Золотой орды. В Крыму он посадил своего дядю. На слияние Камы с Волгой и в устье Волги поставил по крепости с достаточно сильными гарнизонами. В степях от Днепра до Волги кочует Белая орда. За Волгой Синяя и Сибирская. Все они принесли Иоанну оммаж. Остаются какие-то земли Кавказа и за Каспием[4]. Но точно я, увы, не знаю. Степь очень изменчива, непостоянна, определить ее границы сложно.
— Вот! — Воскликнул епископ. — Он принял себе под власть этих дикарей и теперь натравил их на честных христиан!
— Дикарей? — Улыбнулся Людовик. — А какой они веры?
— Сарацины, Ваше Величество! — Уверенно произнес Ян Пжежавский.
— Не все, — возразил кардинал. — Иоанн предложил бедным всадникам степи, у кого нет возможности раздобыть себе доброе воинское снаряжение, принять Христа. За это он дарит им броню тельную, шлем, щит и копье. В конях у кочевых ратников недостатка нет. Они плохие, но их хватает.
— О! — Наигранно удивился Людовик. — Иоанн что, получается, занялся крещением степи? Его можно считать крестителем?
— Выходит так, сир, — кивнул кардинал.
— Но, сир… — возразил Ян. — Он ведь покупает веру.
— Эти степные воины принимают Христа?
— Ваше Величество, это же…
— Они принимают Христа?
— Да, сир, — понуро произнес епископ.
— Ну вот и славно. А все остальное не так важно. Добрый ли подарок воинский выходит?
— Для воинов степи — очень. Чешуя московская, нашитая на стеганую одежду. Шлем — шапель с маской для лица, защищающей еще и горло. Щит простой, круглый. Копье тоже, легкое, вполне обычное для степи.
— И многих он уже обратил?
— Мне известно о трех тысячах, но, боюсь, мои сведения не точны.
— Хорошо, — кивнул Людовик и вновь уставился на польского епископа. — То есть, ты хочешь сказать, что король Руси угоняет христианское население на восток?
— Да, сир. Угоняет. И дома старые их разоряет.
— И многих угнал?
— Мы пока не может подсчитать, сир. Дым и пожарища от самого пограничья до земель польских. Местами и в Польшу татары пробираются.
— А что ваши воины?
— Они оказались не готовы к вторжению. Сир, этот варвар напал совершенно внезапно и ведет себя не подобающе.
— Внезапно? — Неподдельно удивился Людовик. — А мне кажется вся Европа зналат о том, что твой король собирал на него великое войско? И твой король уже два года назад ходил на Иоанна войной, так и не заключив мира. В чем же внезапность?
— То война Казимира и Иоанна. Их личное дело. Почто же он на Литву напал, города ее берет да мирные поселения разоряет?
— Разве войско Казимира два года назад не разоряло земли Руси? Разве Казимир не обещал города Руси своим подданным? — С язвительным выражением поинтересовался кардинал.
— Но…
— Что?
В общем разговора не вышло. Ян просто не был готов к тому, что руа Франции и его окружение окажутся настолько информированы, относительно дел на восточных пределах Европы. А зря. Потому что Людовик давно и с большим интересом отслеживал приключения этого львенка. Видел попытки Святого Престола организовал Персидскую торговлю с его помощью, дабы ослабить Великую Порту. А также видел, как окружение Карла Смелого пыталось им воспользоваться для решения своих задач.
Ему очень нравилось, то, как закручивались дела. И если поначалу он пытался противится плану Маргарет Йоркской и Антуана Великого бастарда, то потом стал им помогать. Не афишируя свое участие, разумеется.
Причина была проста.
Его враг — Карл Смелый — был обладателем репутации безупречного рыцаря. И эта репутация в немалой степени способствовала его популярности у подданных и союзников. И вот она промашка. В ситуации с Иоанном ведь герцог Бургундии поступал крайне бесчестно. Тут и просьба Святого Престола, который пообещал ему королевскую корону, если он поможет наладить торговлю. И прямое обращение Иоанна, вполне дружеское. А что в ответ? Он финансирует и организует огромную армию, которая идет на восток, чтобы уничтожить Иоанна. Мерзко? Ну… терпимо. Если бы не нюанс. Карлу ведь требовалось отправить погулять эту армию не просто так. А для того, чтобы самому завоевать Лотарингию. И Людовик прекрасно знал об его планах. Слишком все было очевидно, да и уши… они есть даже у стен.
Строго говоря Людовику с Иоанном делить было нечего. И как-либо вредить или помогать ему он не желал. Но вот сыграть на этом промахе Карла он собирался. И, следуя примеру Иоанна, подготавливал для этого агитационную брошюрку.
— Сир, — осторожно спросил кардинал, когда польский епископ удалился, — а может быть пойдем дальше? Ведь Персидская торговля — выгодная вещь.
— Если будет с кем договариваться.
— Вы думаете, Иоанн проиграет?
— А ты еще не понял, что он делает? — Усмехнулся Людовик. — Он разграбляет и выжигает земли Литвы на подступах к своим владениям, чтобы они стали непроходимы для армии швейцарцев и ломбардцев[5]. Он очевидно опасается их. Я бы тоже опасался. И решение — отменное.
— Сир, при отеле Карла считают, что Иоанн имеет все шансы на победу.
— Я не хочу с ними спорить, — пожал плечами Людовик. — Но переговоры, полагаю, возможны, только после этой войны. Посмотрим, чем она закончится. И мне бы хотелось, чтобы мои люди были по обе стороны этого конфликта. Все-таки намечается грандиозное сражение.
— Уже, сир, — улыбнувшись, произнес кардинал. — Впрочем, многие владетельные дома Европы выставили к воюющим сторонам своих наблюдателей. Поговаривают, что даже вероятный зять Карла Смелого — Максимилиан Габсбург, отправился на восток.
— Вот даже как? Интересно. Он к Казимиру поехал?
— Разумеется. Все-таки он Пяст по бабке.
— Что-то еще?
— По слухам Тевтонский орден готовится вторгнуться в Великое княжество Литовского.
— Что?! — Удивился Людовик. — А им какое дело?
— Их интересует Самогития, которая есть мост между Пруссией и Ливонией. Она для ордена так же важна, как и Лотарингия для Карла Смелого.
— Вот оно что… интересно… Хм. А почему они уже не присоединились к Иоанну?
— Полагаю, что ждут генерального сражения. Во всяком случае в Ганзе большое движение. Они под видом обеспечения безопасности начали нанимать массово наемников и размещать их в своих восточных городах.
— Казимир насторожен?
— Он уверен в швейцарцах и считает, что если орден сунется, то он и его на место поставит. В ордене это прекрасно знают и в целом согласны с королем Польши. Поэтому ждут чем закончится столкновение титанов. Если победит Иоанн, то орден, подпираемый союзниками из Ганзы займет Самогитию без всяких сомнений. А может и еще что-то у поляков и литовцев сможет отнять.
— Османы?
— Выжидают. Все ждут генерального сражения. Крупная баталия швейцарцев, поддержанная ломбардскими артиллеристами и конными латники — это сила. Иоанн же выступает темной лошадкой. Да, он сумел очень славно себя показать. И даже мелкие отряды швейцарцев бил. Но вот так — лоб в лоб да крупными массами — он с ними еще не встречался. Поэтому исхода этой встречи ждут многие.
— Казимир начал собирать ополчение?
— Посполитое рушение? Пытается. Но это не быстро. Да и Литва почти полностью выпала из этого процесса. Ее ведь захлестнули татары. Дороги беспокойны. Многие шляхтичи сидят по укрепленным поселениям и носа оттуда не высовывают. Польша, впрочем, тоже не сильно рвется в бой. О том, что Иоанн согласился продать свой титул Казимиру за пятьсот тысяч флоринов и Полоцк со Смоленском все знают. И, видя к чему привела его упрямство, не считают это такой уж большой ценой.
— О том, что Иоанн применит татар ты знал?
— Догадывался. Но я, как и многие, считали, будто он их выведет на поле боя. Однако он при армии держит только несколько небольших вспомогательных отрядов. Чисто символически.
— И сколько татарских воинов сейчас резвится в Литве?
— Очень сложно сказать. От пяти до десяти тысяч. Кто-то приходит, кто-то уходит. Их количество постоянно меняется. Опять же стычки. Но я склонен оценивать положение Литвы по негативному сценарию…
[1] Плесси-ле-Тур — королевская резиденция Людовика XI, строительство которой закончилось в 1470 году и с тех пор не вылезал оттуда, опасаясь за свою жизнь.
[2] Новгородская деньга чеканилась с 1420 года. Сначала она весила 0,94 грамм, потом, с середины XV века — 0,78 грамм и так до 1534 года, когда она уменьшилась до 0,68 грамм. Оригинальная серебряная векша, как денежная единица (существовала до XIII века) весил треть грамма, а тут выходит 0,2 (1/2000 русского фунта в 400 грамм).
[3] Символами были белка, куница и волк соответственно.
[4] Каспий — это греко-римское название, идущее со времен Античности.
[5] В те годы армии фуражировались и снабжались продовольствием в основном за счет разграбления местного населения по ходу их движения. Поэтому тотальное разорение территории делало ее непроходимой для войск.
Глава 5
1476 год — 19 июня, Константинополь
Мехмед II Фатих задумчиво смотрел в окно и перебирал пальцами одной руки крупные четки. Перед ним стоял его визирь и патриарх. Стояли и молчали. Он вызвал их, чтобы обсудить вопрос с этим крайне неприятным юношей. Поражения в Крыму и на Волге оказались достаточно болезненны, не столько в плане боевых потерь, сколько для репутации. Ведь под рукой Мехмеда находилось очень много христиан, намного больше, чем правоверных.
— Как там наш друг Стефан?
— Сидит смирно, о солнцеликий! — Поклонившись, произнес визирь.
— До нас доходят слухи, что он собирает армию.
— Он собирается поучаствовать в трапезе льва. И доесть то, что останется от туши этого несчастного буйвола.
— Разве он не боится гнева Казимира?
— Мои люди при дворе Стефана доносят его насмешливое отношение к королю Польши. Приговаривая, что мокрой курице даже мертвого льва клевать не следует. Он может ожить.
— Мертвого льва?
— Поговаривают, что Иоанн воскрес, пролежав трое суток мертвым. — Заметил патриарх. — После чего обрел здравомыслие мудреца и великие знания.
— Воскрес… — медленно повторил султан.
— Так ли это или нет — неизвестно. Служку, что отпевал его бренное тело мы к себе выписали. Он на Афоне теперь монашествует. И божится, что Иоанн лежал бездыханным хладным телом. Даже окоченел. Но на третий день хрипло вздохнул и ожил.
— Это возможно? — Спросил Мехмед у обоих своих слуг.
— Неисповедимы пути Всевышнего, — пожав плечами ответил патриарх.
— Истинно так, — кивнул визирь.
— А мокрой курицей кого Стефан назвал?
— Польшу. На ее гербе ведь белый орел. Вот орла он мокрой курицей и назвал в насмешку.
— Так, погодите, — поднял руку Мехмед. — Кто с кем воюет? Причем тут Польша?
— Строго говоря воюет Казимир Ягеллон и Иоанн Рюрикович за королевский титул Руси. Это их частная война. Но они активно используют своих подданных и все доступные им ресурсы. Поэтому Польша и Литва формально не находились в войне с державой Иоанна, но с их земель на Рюриковича наезжали войска. Поэтому лев и вторгся в Литву, наводя в ее пределах страшное опустошение. Не очень красиво. Но очень действенно.
— Не красиво?
— Это частная война, поэтому воевать должны были монархи, не разоряя земли подданных друг друга. Во всяком случае так говорит сам Казимир.
— А он разве не разорял земли Иоанна, когда вторгся к нему? — Удивился Мехмед.
— Но не так же…
— Что ему мешало поступать так же? Ах… может быть он не уделял столько времени борьбе за влияние над степью, сколько это сделал Иоанн? Так кто же в том виновен?
— Он разорял, но не угонял людей.
— Ну и дурак, — улыбнулся Мехмед. — Впрочем, ладно. Вильно и Москва теперь официально воюют. А причем здесь Польша? Краков разве вступил в войну?
— Сейм для сбора Посполитого рушения Польши уже идет.
— Интересно. А литовский?
— Его сложно провести. Всюду татары. За шляхтичей им монет не платят, поэтому их они попросту режут. А селян да горожан угоняют на Волгу.
— Режут? А выкуп?
— Какой там выкуп, — махнул рукой визирь. — Поместья шляхетские они разоряют до основания. Те, что покрепче еще держатся. Но они считай в осаде — вокруг ведь отряды татар мелькают. Так что, сколько еще сумеют выстоять — не ясно. Не с чего шляхте платить выкуп будет. Всех крестьян и скот у них угнали, имение разорили, в общем — по миру пустили…
— А король?
— Казимир? Он сам в долгах как в шелках. Он совокупно набрал долгов на миллион флоринов. Ему не до выкупа своей шляхты. Ему бы Иоанна остановить.
— Миллион флоринов… — присвистнул Мехмед.
— Он взял эти кредиты под залог концессий в своих землях. На эту тему уже скандал начал раздуваться. Он ведь брал заем просто под обязательства выделить определенные концессии. Без уточнений где конкретно. А теперь, как получил деньги и договорился с наемниками начал подписывать указы, нарезая тем же фламандцам концессии на востоке Литвы.
— На востоке? — Переспросил султан и, не выдержав, засмеялся.
— Не все так радужно, о солнцеликий! — поклонившись, произнес визирь. — Вокруг всего этого похода сгущаются тучи.
— Поясни.
— Папа Сикст IV в ярости от самоуправства герцогов Милана и Бургундии. Это ведь они выделили деньги Казимиру на войну с Москвой. На днях он выпустил энциклику, обращенной ко всем поместным церквям католическим с прославлением Иоанна, называя того святителем. Указывая на то, что он начал крестить великое наследие Чингисхана.
— И как отреагировал Казимир?
— Пока неизвестно. Но вряд ли он обрадуется. Впрочем, прямого осуждения его там нет. Так что…
— Папа знает, что Иоанн начал искать общения с гуситами?
— Поэтому, полагаю, он и провозгласил Иоанна святителем, — вместо визира ответил патриарх. — Поговаривают, что он собирается отправить в Москву большую миссию. Он знает о том, какое условие было выдвинуто тебе, о солнцеликий, для начала мирных переговоров. И в Риме сейчас активно собираются старые книги. Воспрепятствовать же проходу по своим землям официальной церковной миссии Рима никто не посмеет ни в Польше, ни в Литве.
— Значит он испугался и начал действовать? — Мрачно произнес Мехмед. Ему сближение Москвы и Рима не нравилось совершенно. Тем более такое решительное.
— Если Иоанн еще нанесет поражение войску Казимиру, то…
— Я понимаю, — кивнул султан. — Может быть нам тоже поучаствовать?
— Рано, о солнцеликий. В Крыму стоят войска дяди Иоанна. Иоанн переправляет всех наемников из Европы, каковых ему удается нанять, туда. Так что там уже порядка двух тысяч крепкой германской пехоты. А еще пехотный полк московский. Молдавия также готовится к войне и полна сил. Ну и степь не нужно упускать из вида. Если мы сейчас ударим, то завязнем в боях. А дальше…
— Все зависит от того, кто одержит победу… — закончил за него султан.
— Именно так, о солнцеликий, — кивнул визирь.
— И что, ничего нельзя сделать, чтобы поссорить Иоанн с Папой?
— Можно, — пожевав губы, произнес Патриарх. — Но тебе, о солнцеликий, это не понравится.
— Говори.
— Мы должны отправить ему символы власти Константина Драгаша и провозгласить поместным собором Константинопольской церкви наследником Ромейской державы и защитником веры православной.
Мехмед уставился на патриарха острым взглядом. А скулы у него так напряглись, что, казалось, еще немного и зубы затрещат. Он ведь старался провозгласить именно себя наследником Василевсов и старой Империи, обновленной в новой вере. И очень болезненно реагировал на любое покушение на свою власть. Поэтому слова Мануила Христонима[1] стали для него словно удар доской по яйцам. Однако надо отдать султану должное. Он с минуту поборолся со своим гневом, а потом не то прорычал, не то прохрипел: