— Объяснись.
— Ты, о солнцеликий, разумеешься будешь гневаться на такой поступок Святой Православной церкви. Но не сильно. Больше для того, чтобы иностранные шпионы видели твое негодование. Мы же, верные слуги твои, придем в Москву и не просто восстановим свое присутствие там, но и укрепим его. Что позволит нам ослабить Иоанна, а потом и сгубить. И его, и детей его, и весь род его вытравим. Оттого земля его рассыплется и будет поглощена степью, что пойдет под твою руку, и прочими соседями.
Мехмед закрыл глаза и несколько раз вздохнул.
Встал.
Подошел и, достав кинжал, приставил его к горлу Патриарха.
— Моя жизнь в твоей власти, о великий! — тихо, одними лишь губами произнес тот. — Так было, так есть и так будет. Ибо я служу только тебе. Я сказал дерзновенные слова, но, если ты сомневаешься в моей преданности, убей меня. Ибо мне невыносимо жить, зная, что мой господин во мне сомневается.
— И всю твою семью.
— Все в твоей власти.
— Хм… — хмыкнул Мехмед и убрав кинжал, пихнул Патриарха, чтобы тот отшатнулся.
Но Мануил не растерялся. Он не просто отшатнулся, а еще и нарочито упал. А потом подполз к ногам султана и поцеловал его сапоги. Тот скосился на визиря.
— Что думаешь?
— Православные могут взбунтоваться. Но они и так бунтуют регулярно. Впрочем, это может сильно рассорить Папу и Иоанну. И не только с ним, но и вообще с католиками.
— А если он откажется?
— Вряд ли этот юноша устоит перед таким соблазном. Еще недавно он был просто Великим князем — мелким властителем. Кроме того, это позволит ему примириться с Казимиром, что спасет его от окончательного разгрома.
— А я?
— О солнцеликий! — Прошептал снизу, от его сапог, Патриарх. — Ты великий султан, власть и могущество которого затмило былую славу Василевсов. Ты выше их. Былая держава Ромеев лишь пыль на твоих ногах. Видит Всевышний, ты и твои наследники продолжат приращивать державу эту великую, которая выплеснется далеко за пределы влияния Василевсов. Стоит ли тебе поклоняться их тлену, если уже сейчас ты столь силен, как никто из них?
Мехмед скосился на Мануила. Усмехнулся. После чего слегка пнул его сапогом.
— Поднимайся.
— Не смею, о солнцеликий!
— Я приказываю!
— Слушаю и повинуюсь! — С выражением произнес Мануил и поднялся. А потом со всем возможным почтением поклонился.
— А что православные? Разве провозглашение Иоанна наследником Драгаша не спровоцирует новые бунты? Визирь считает, что нет.
— И я согласен с ним. Бунты будут. Но не более тех, что есть. Они богобоязненные люди, но бедные… Им ближе заботы о хлебе насущном, чем столь высокие вопросы. Кроме того, помимо ссоры с Папой это провозглашение охладит отношения между Иоанном со Стефаном. Ведь господарь Молдавии также претендует на признание его наследником Драгаша.
— Хм. Но на основании чего его провозглашать Василевсом? Он ведь Рюрикович. А Зою Палеолог брать в жены не стал.
— Его ветвь дома Рюриковичей несет в себе кровь Константина Мономаха и Алексея Комнина. Этого достаточно. Мы можем воспользоваться его же словами о проклятье Палеологов. И «вспомнить» о старых династиях.
— И что конкретно ты предлагаешь?
Следующие пару часов они обсуждали детали, проговорим не только общую идею проекта, но и кто, где, чего и как станет делать. А уже на утро султан выпустил фирман, в котором провозглашал формулу, предложенную Мануилом. Что, дескать, султан стоит выше Василевса, раз, направляемый Всевышним, смог разгромить и полностью завоевать древнюю Империю. И что он провозглашал новую Империю, посвящая ее Аллаху, принимая на себя защиту веры и всех правоверных. То есть, смещал акцент конкуренции с уже почившей и завоеванной Византийской Империи к помирающему Халифату.
Мануил же, после переговоров, шел с едва заметной улыбкой на лице. Скорее даже усмешкой. Но ее мог бы разглядеть только очень внимательный человек.
— Как все прошло? — Спросил мужчина в черном, встав, при виде входящего патриарха.
— Как мы и планировали.
— Он согласился?
— Разумеется, — фыркнул Мануил и потер шею, где осталась царапина от кинжала. А потом поиграл желваками и очень остро глянул на собеседника. Если султан узнает, что задумал новый Патриарх Константинополя, то за жизнь его не дадут и медного пула. И за жизнь его сподвижников. Поэтому он сумел подавить в себе сиюминутное желание избавиться от этого свидетеля.
Симфония… опять все та-же симфония православия вступила в действие. Иерархи Константинопольского патриархата почувствовали «ветер перемен». Дескать, скоро придется прогибаться под другую власть и начали адаптироваться, закрутив новые интриги в традиционном византийском стиле.
Кроме того, там, в Москве, на площади у Кремля произошел инцидент, который взбудоражил и Афон, и прочих немногочисленных посвященных. Мануил тогда, двигаясь в церковь, куда его пригласил заглянуть Феофил для приватных переговоров, увидел нищего. Грязного и косматого. На шее грубая ниточка с простым деревянным крестом, связанным из двух палочек. Одежда рвань. Он сидел на паперти чуть в стороне от остальных побирушек и молчал.
Когда же Мануил вступил на крыльцо, он неожиданно подался вперед, схватился за полу одежды, заглянул в глаза и воскликнул на греческом:
— И войдут люди в Город!
— Что?! — Удивился Христоним.
— Люди в красном изгонят османов из Города[2]!
После чего нищий отпустил полы одежды Мануила и отшатнулся от него, словно бы испугался. Грек задал несколько вопросов этому нищему. Но тот всем своим видом показывал, что ничего не разумеет. Сидит, глазами хлопает и ничего больше. Что подтвердили и остальные. Митрополит Феофил помог их опросить. С их слов — это несчастный прибился к ним совсем недавно. Откуда — молчит. Но малый не злобный. И окромя русского языка иных не ведает.
Когда же Феофил с Мануилом вошли в церковь, то переглянулись.
— Люди в красном? — Задумчиво переспросил грек.
Митрополит промолчал. Сам удивленный этими словами.
В это время за окном церкви появилась рота аркебузиров, куда-то идущая. Все как один одетая в красные гербовые накидки с золотым восставшим львом. От чего оба иерарха нервно перекрестились. И Мануил, и Феофил были продуктом своего времени, обладая рационально-мистическим мышлением. Поэтому восприняли эти слова очень серьезно. Тем более, что никаких сомнений и разночтений в их словах не имелось.
Нищего же после того более никто не видел. Во всяком случае Иоанн постарался, чтобы о его маленькой шутке никто не узнал.
Опасаясь заговоров он уже пару лет как пытался развивать собственную службу безопасности. Среди прочего в рамках ее развития он держал в Москве при всех крупных церквях по нищему, которые слушали что люди болтают. Разговоры ведь там разные бывают. За денежку малую и обещание хорошего устроения после нескольких лет работы все они старались. Поэтому, узнав от своих людей о прибытии греческого посланника король решил его немного разыграть и нужным образом настроить. Ну и, по возможности, закинуть камень раздора султану в штаны.
[1] Мануил Христоним вернулся из разведывательной поездки в Москву и сменил предыдущего Патриарха, который не удержал свое место.
[2] Здесь идет отсылка к пророчеству Косьмы Этолийского, сделанного в XVIII веке, о котором слышал Иоанн. Но оно опиралось на пророчества, сделанные еще в начале IV веке Мефодия Потарского (умер в 311 году) о том, что Константинополь будет сначала захвачен у христиан, а потом ими возвращен. Это же пророчество было записано на гробнице императора Константина Великого (умер в 337 году). И так далее
Глава 6
1476 год — 30 июня, Полоцк
Иоанн довольно улыбнулся и потянулся, выйдя из своего шатра.
Накануне днем его армия подошла к Полоцку и уже успела разбить лагерь, обложив город со всех сторон. По правому берегу Двины шел всего один пехотный полк и рота гусар. По левому — все остальные силы. Которые, пользуясь прекрасной погодой, сумели переправиться по броду на левый берег Полоты, завершая окружение и устанавливая полную блокаду. Причем все произошло так быстро, легко и слажено, что Иоанн смог даже отдохнуть с вечера, а не бегать ошпаренным среди войск, решая различные проблемы.
К этому времени весь северо-восток Великого княжества Литовского уже подчинился ему. Вязьма, Дорогобуж, Ельня, Смоленск, Торопец, Усвят, Витебск, Стрежев и многие малые города да веси промеж них. То есть, армия Руси смогла уже полностью занять земли старых Смоленского, Торопецкого и Витебского княжеств. И теперь грызла Полоцкое, подойдя к его столице.
Куда дальше? Бог весть. Может и на само Вильно идти. Хотя Иоанн не был уверен пока. Задачу минимум — отнять Смоленск он выполнил. Задача максимум — занять Полоцк только предстояло решить. А на большее он и не рассчитывал. Раньше. Сейчас же, взглянув на укрепления Полоцка даже как-то растерялся.
Собственно, весь город состоял из детинца на замковой горе и двух посадов. Большого, что стоял к югу от детинца на левом берегу Полоты. И Заполотья — ремесленной слободы на правом берегу реки.
Детинец был обнесен земляным валом с широким и глубоким рвом перед ним. Поверх шла очень невысокая каменная кладка из крупного камня, уложенного без связующего раствора. То есть, навалом. Так что, камень здесь выступал лишь выступающим из земли фундаментом. А стена, что стояла на этих камнях, как и всюду на Руси в те годы, все еще была деревянной самого обычного вида и состояла из срубов, заполненных дубовыми плашками. Ну и с гурдициями поверх. Как без этого? Оба посада были защищены также, как и детинец, только стены их были без валов и рвов.
В общем, ничего особенного, по мнению Иоанна, укрепления из себя не представляли. Но в городе имелся крупный гарнизон, в который стеклись многие шляхтичи, приведя свои небольшие отряды. Из-за чего, волей-неволей войск в Полоцке набило прилично. И настрой у них был довольно решительный. Во всяком случае именно это сообщила разведка со слов своих людей в городе.
— Утро красит нежным светом стены древнего кремля, — произнес король, довольно улыбаясь солнышку в это совершенно безоблачное утро.
Вся предыдущая кампания выглядела легкой прогулкой. Ведь его армия сумела без боя занять все города по Смоленскому, Витебскому и Торопецкому княжествам, да и по части Полоцкого. Где-то хватало переговоров. Где-то требовалось провести устрашение и демонстративно продырявить несколько раз стенку. Но не больше. Это был первый город, который без шуток собрался сопротивляться.
Подвести батарею 20-ти фунтовых кулеврин на «ломовой бой», то есть, для выстрелов прямой наводкой — в упор было невозможно. Потому что у защитников Полоцка обнаружилось изрядно гаковниц и тюфяков разных. И они из них обстреляли парламентеров, которые предложили им сдаться. Обстреляли, но не стремились убить. Просто пали в белый свет, обозначая тот прискорбный факт, что огнестрельного оружия у них в достатке и они могут за себя постоять.
Поэтому Иоанн расположил свои осадные орудия примерно в километре, прикрыв их легким земляным бруствером. Со стены Полоцка постреливали, конечно. Но без особого успеха. Кулеврин или серпентин в городе не было. А короткоствольной местной артиллерией вести контрбатарейную борьбу на такой дистанции было крайне затруднительно. Тупо ядра не далетали.
Исходя из таблицы стрельбы, которую люди короля благоразумно составили заранее, Иоанн знал о том, как далеко бьют его кулеврины. Да, работая с километра надежды на разрушение деревянной стены не имелось. Даже призрачной. Но он решил поступить иначе.
За орудиями вырыли четыре добротные такие ямы, в пояс глубиной. Над ними поставили небольшие решетки, огороженные глиняным бортиком. Вниз же, к дну ям прокопали наклонные отверстия, приладив к ним по паре ручных мехов от горнов походных кузниц. В ямы сыпали мелко порубленные бревна и ветки, ну и дули… непрерывно дули, сменяя бойцов на этих мехах по мере их уставания. На решетках же покоились ядра. Обычные ядра, которые от жара постепенно нагревались, раскаляясь.
Тем временем готовили орудия.
Забив в стволы картуз с порохом и пыж, артиллеристы готовили пыжи из скрученных канатов, которые перед употреблением должно было смочить в воде. И только после этого забивать в канал ствола, поверх обычного пыжа. В общем — та еще морока.
— Государь, красные они ужо, — доложился один из вестовых, подбежав к коню Иоанна, на котором тот восседал.
— Ну так и бейте, — благожелательно кивнул тот.
И кулеврины ударили.
Загнали влажный пыж. Закатили прогретые до красного каления ядра. Накатили кулеврины обратно на их позиции. Сверились по углам возвышения с таблицами. И…
— Па! — Громко заорал командир батареи.
Да так и остался с открытым ртом и закрытыми ладонями ушами.
Бах-ба-бах!
Слитно ударили четыре орудия, сливаясь грохотом в единый, словно бы затяжной выстрел. И тут же обслуга бросилась их готовить к новому залпу. Ствол банить с особым усердием. А потом и заряжать, благо, что за раз в каждой яме лежало по пятерке ядер уже совершенно раскалившихся. И к ним подложили еще, свежее, чтобы компенсировать отстрелянное.
Выстрелы были не очень точные с приличным рассеиванием. Хоть и из кулеврины с длинным стволом, а все-таки километр — это дистанция.
Однако в стену два «горячих» подарка угодило. Остальные врезали в ее каменное основание без всякого вреда для укрепления. А вот те, что попали в деревянную стену, застряли там. И очень скоро от места попадания повалил дым, ибо стояла сухая, солнечная погода уже не первый день.
Где-то через минуту ударили еще залпом калеными ядрами. Потом еще. Еще. И еще. Пока первоначально раскаленные ядра не были отстреляны. Что совокупно дало одиннадцать очагов возгорания. Точнее не столько возгорания, сколько задымления. Потому что стены хоть и стояли сухими, но доступ воздуха внутрь был все-таки ограничен. Что и останавливало огонь.
Минут через десять задымление на этом участке стены стало достаточно сильным. Что вынудило личный состав и расчеты орудий отойти. Что и стало сигналом для начала атаки.
Бойцы катили перед собой большие щиты — мантелеты, собранные из толстых дубовых досок и поставленные на довольно крупные колеса. Чтобы легче катить. Их было всего десяток. Но больше и не требовалось.
За ними были укрыты аркебузиры, тащившие за собой на волокушах связки фашин, то есть, вязанки хвороста. Глубокий и довольно широкий вал требовалось как-то засыпать. Потому что иначе к стене или воротам не пробиться.
Это задымление на стене, конечно, согнало оттуда защитников. Но нападающих все одно встретили огнем. Со смежных участков. Впрочем, обстрел у них получался не сильный и крайне малопродуктивный. Тем более, что кулеврины не замолчали, продолжив обстрел крепости. Только уже обычными ядрами и не атакуемого участка, а смежных. Отчего народ там немало присмирел и старался лишний раз не высовываться. Ведь кулеврины били в разнобой и какая куда — не угадаешь.
Прошло два часа с начала атаки.
Аркебузиры с мантелетами сумели три раза сходить ко рву и практически его засыпать напротив ворот. Защитники туда дважды сбрасывали факел. Но вязанки были предварительно замоченные в речке. С вечера. Поэтому факелы без всякого успеха просто потухли.
Очаги возгорания в крепостной стене, также стали меньше дымить. Каленые ядра остыли, а воздуха вокруг них больше не стало. Но тут подоспели новые ядра. Еще по пять на «ствол». Что позволило аркебузирам продолжить свое наступление и вновь двинутся к крепости.
Последний раз навалив в ров перед воротами они вернулись за миной.
Обычной такой миной, какую применяли по научению тогда еще сына Великого князя при взятии Казани. А потом и сам Иоанн использовал для захвата Новгорода.
Двуколка. На ней очень прочная, крепко окованная дубовая бочка из толстых досок. Внутри порох. Затравочное отверстие. Фитиль. Козырек, защищающий фитиль от заливания. Вот и все.
Эту мину подкатили к воротам под прикрытием мантелетов. Защитники Пскова, словно догадавшись, что намечается какая-то пакость, постарались усилить обстрел. И даже уничтожили один такой передвижной щит удачным попаданием из тюфяка. Но остановить продвижение мины не смогли.