— Доброй ночи, — бросил он мне через плечо и удалился.
Колотящая его кулаками по спине Лиззи тоже удалилась, а я… а я поняла, что мне не простой чай приносят, а какой-то тормозящий, потому что всё, что я успела сделать — удивленно моргнуть.
Моргнуть!
Тьма!
Начиная медленно злиться, я громко протопала босыми ногами по холодному полу, распахнула дверь и выглянула в коридор.
В котором кроме двух женщин в белых платьях, торопящихся к моей палате, не было никого!
— Аделаида! — С неприкрытым укором в голосах дружно повысили голос женщины. — Немедленно в постель, вам нельзя вставать!
* * *
К полуночи за окном разбушевалась настоящая буря.
Небо заволокло чёрными «тяжёлыми» тучами, разъярённые порывы ветра швыряли струи ледяной воды на дрожащие стёкла, молнии сверкали без перерыва и гремело настолько сильно и громко, что в какой-то момент у меня начало закладывать уши.
Я сидела в постели, хоть мне строго настрого велели лежать и не вставать, прижимала колени к груди и уговаривала себя не прятать голову под подушку.
Я большая девочка. И я точно понимала, что под подушкой — не безопасно. И если уж у тебя завелись подкроватные монстры, то нужно не прятаться от него под одеяло, а хоть… не знаю, печеньем его подкармливать. С кусочками сладкого шоколада и стаканом молока.
Жаль, что с грозой такой фокус не пройдёт.
Когда во время очередного, заставляющего стены дрожать, грохота в мою дверь тихонько постучали — я не услышала. А даже если и услышала, то сознание просто отказалось цепляться за это, потому что ко мне просто никто не мог прийти.
А те, кто могли, стучать бы не стали.
Поэтому я не отреагировала.
И очень удивилась, когда стук раздался вновь, и до оглушённого громом мозга с запозданием дошло, что стучат именно ко мне и явно ждут от меня какой-то реакции.
— Войдите, — произнесла я очень тихо.
Настолько, что находящийся за дверью гость не смог бы расслышать мой ответ сквозь дробь дождя по стеклу.
Но он расслышал.
Железная ручка медленно опустилась, деревянная дверь осторожно приоткрылась настолько, чтобы визитёр смог заглянуть внутрь.
А когда убедился, что я не сплю и действительно предлагаю ему войти, дверь открылась уже сильнее, пропуская…
Это… кажется, в мою палату вошёл пёс.
Очень худой, с сосульками мокрой серой шерсти, с повисшими ушами и хвостом, боязливо опущенной головой и очень грустными большими зелёными глазами.
— Но, раэр Йэхар, — кто-то, скрытый полутьмой коридора, попытался остановить моих гостей, но был откровенно послан.
— Слушай, топай отсюда, а? Мужик, ты меня не видел. — Нагло, собственно, и послал Дэмис, глядя на кого-то там, за пределами моей видимости.
— Но, — снова попытался не опознаваемый голос.
— Иди-иди, — раэр ему даже ручкой помахал за секунду до того, как мою дверь тихонько прикрыть.
И после этого он с совершенно счастливым видом повернулся ко мне, улыбаясь так широко и радостно, что даже в палате, кажется, стало заметно светлее, а гром за окном начал греметь немного тише.
Но я взглянула на него лишь мельком, а после снова перевела взгляд на очень грустного несчастного пса. У него даже глаза были печальными, а весь вид таким… таким, словно это создание самого себя обвиняло в чём-то очень серьёзном и страшном.
И мне вдруг так нестерпимо сильно захотелось сделать для него хоть что-то приятное…
— Ты не поверишь, что со мной случилось, — Дэмиса, похоже, нисколько не волновал тот факт, что он пропадал неизвестно где почти две недели и теперь заявился ко мне весёлый, а я, между прочим, под серьёзным наблюдением лекарей, сижу и даже не смотрю на него, не в силах оторвать грустного взгляда от бедного мокрого пса.
Мне запретили вставать с постели, но… никто же не говорил про то, что мне нельзя с неё сползать, верно?
— Иду я по улице, — бодро начал Дэмис свой рассказ.
Короткий уверенный взмах его руки заставил плотную штору задёрнуть окно, отрезая нас от вида на заливаемую дождём столицу.
— И вижу это недоразумение, — небрежный кивок на словно ещё больше погрустневшего пса и громкий щелчок пальцами, что заставил вспыхнуть и загореться три свечи на небольшом столике у стены. — Не поверишь: стоит, весь промокший, дрожит, но от закрытой калитки не отходит.
Мне так ярко вспомнился наш разговор в гостиной с камином… если этот разговор вообще был, а не привиделся мне. Тогда мы с Дэмисом тоже говорили про мокрого никому ненужного пса, которого злые хозяева выставили из дома, когда он перестал приносить им радость.
Только тем псом была я.
А этот… он настоящий.
Мне саму себя так жаль не было, как его стало.
— М-м, Ада, радость моя, ты что делаешь? — Не понял раэр Дэмис Йэхар, прервав свой эмоциональный рассказ и скептически глядя на то, как ничего не видящая из-за слёз я медленно сползаю с кровати, усаживаюсь на холодном полу и протягиваю руки к бедной собаке. — Он же мокрый и противный, не трогай ты его.
Но пёс, он… не знаю, есть ли у собак способность понимать и мыслить, но у этого точно была.
Метнув на меня взгляд из-под бровей, бедняга долго стоял, не сходя с места, а затем медленно, словно боясь, что я могу сделать ему больно, подошёл, ткнулась мокрым холодным лбом мне в ладонь…
Дальше я просто тихо ревела, заливая слезами и себя, и пса, которого осторожно, но очень крепко обнимала.
Мне было так больно за него, так больно от злости людей и несправедливости этого мира — всех этих миров.
Мне было… больно, наверно по большей части из-за того сравнения, которое я озвучила Дэмису в полутёмной гостиной.
Этот пёс был мною.
Разница лишь в том, что его уже выставили, а мне придётся ждать следующей грозы.
Тихие слёзы перешли в приглушённые завывания, потом в громкие всхлипы, а потом я уже просто сидела, обнимая беднягу, а он сидел рядом, уткнувшись носом мне в плечо, и в этот момент нам обоим было и больно из-за произошедшего, и хорошо от мыслей о том, что Дэмис нашёл его.
Не прошёл мимо, не смотря на пренебрежительный тон и довольно грубые слова.
И я знаю, зачем и почему он это сделал.
Потому что тот разговор не был плодом моего воображения.
Потому что Дэмис запомнил мои слова и нашёл, не удивлюсь, если специально, мокрого брошенного пса, и себе он его взял тоже специально.
И ко мне привёл, без слов говоря, что он и меня не бросит, если я останусь одна.
И с одной стороны это было немного обидно и болезненно для остатков моей гордости, но о какой гордости вообще может идти речь?
А с другой стороны мне было просто приятно. До слёз. До тех самых, которые вновь навернулись на и так уже болящие глаза.
Глава 39
— Снова будешь заливать его слезами или дашь уже псу нормально высохнуть? — Заворчал Дэмис, когда я более-менее смогла прийти в чувство.
Громко некультурно шмыгнув носом, я с некоторым удивлением поняла, что сам раэр Йэхар уже какое-то время сидит на полу напротив меня, уткнувшись затылком в стену и устроив локоть на согнутом колене, а вторую ногу вытянув так, что, если бы я тоже вытянула свои, то мы обязательно прикоснулись бы друг к другу.
И в палате, в которой точно было холодно все эти дни, так приятно тепло и пахнет чем-то хвойным.
И свет — не «живой» от свечей, а тёплый, приглушённый, стабильный, какой бывает от магических световых лент.
А ещё на полу сидеть не твёрдо и холодно, а мягко и приятно, потому что там, под нами с моим новым другом, пушистый узорчатый плед.
Я снова громко шмыгнула носом.
Мне хотелось спросить о так многом, хотелось узнать, что произошло и где он пропадал столько времени, и почему не приходил, и почему…
— Как прошёл твой день? — Спросила вместо всего этого, задвигая все остальные вопросы куда подальше.
Дэмис вздохнул, словно вспомнил о чём-то не самом приятном, но уже прошедшем, помолчал какое-то время, раздумывая, рассказывать или нет, а потом негромко заговорил.
Рассказал о том, что последний месяц у него паршивый, мягко говоря.
О том, что в последние две недели даже поспать толком не получается, потому что нет времени — всё отнимает работа.
О том, что Лиззи с Оркоми закончили с обязательными традициями и теперь могут пожениться, чему оказались совсем не рады некоторые из многочисленных врагов правителя, и теперь Дэмису приходилось оперативно разбираться со всем этим.
О том, как он просто чуть не сдох, увидев меня, без сознания и со стрелой в груди.
К этой опасной напряжённой теме мы подошли почти час спустя.
Я опиралась спиной о бортик кровати, Дэмис по-прежнему сидел, привалившись спиной к стене, только теперь наши ноги были вытянуты, а ступни без обуви прикасались друг к другу при малейшем наклоне, чем мы и развлекались за тихими разговорами.
Мой одинокий пёс к этому моменту успел обсохнуть и успокоиться, и теперь лежал рядом с закрытыми глазами, устроив тяжёлую голову и правую переднюю лапу на моих коленях.
— Я должна была это сделать, — я не оправдывалась, я говорила то, во что действительно верила — и тогда, и сейчас. — Лиз моя работа, она смысл моей жизни. Нет, не так: смысл моего существования в том, чтобы отдать за неё жизнь.
Дэмис не злился и даже не осуждал, он просто чуть качнул головой, говоря, что понимает меня, и с усталостью в спокойном голосе сказал:
— Ты отдала за неё жизнь.
Медленно его слова в моей голове переменились в иную фразу с тем же смыслом: «Ты умерла за неё».
По сути, долг выполнен… и это жутко настолько, что у меня дёрнулись ноги, вынуждая бездомного бродягу приоткрыть один глаз и взглянуть на меня.
Я тут же протянула руку и погладила его по грубой шёрстке на голове между ушей, извиняясь.
— Учти, я согласен оставить его у себя лишь до тех пор, пока ты не встанешь на ноги и не заберёшь его себе. — Очень серьёзно, вообще без шуток предупредил Дэмис.
Я заберу. Брошенкам нужно держаться вместе.
— У него есть имя? — Прошептала я, продолжая осторожно поглаживать собаку по голове.
Я была благодарна Дэмису за то, что сменил тему нашего разговора. Мне не хотелось говорить о грустном, не хотелось говорить о том, что… что я…
Я же не могла умереть, правда?
Отравленная, пропитанная магией стрела, которая и без всего этого «весёлого» набора вполне себе могла убить, пробив грудь, но… я не могла умереть.
Это неправильно. Странно. Так не должно быть.
Если я умерла, то сейчас меня не должно быть здесь.
Может быть, я действительно умерла? А всё это — лучшая жизнь. Следующая ступенька на этой длинной лестнице к чему-то большому и светлому.
Всё же не заканчивается смертью?
Всё просто не может оборваться в один миг.
— Я думаю, он нуждается в новом, — рассудил Дэмис.
Мой неожиданный друг, словно поняв, что мы говорим о нём, пошевелился и взглянул на меня уже двумя открытыми глазами, как будто… ожидая чего-то.
— И как же мы тебя назовём, бродяга? — Грустно спросила я у него.
Замерла, медленно осознавая.
Прокрутила свою последнюю фразу в голове ещё раз, и ещё раз.
И поняла, что, кажется…
— Бродяга, да? — Слабая улыбка и прикосновение подушечкой указательного пальца к мокрому неровному носу.
— Пф! — Выразил всё своё презрительное отношение пёс и вернулся к прерванному занятию — сну на моих коленях.
— Бродяга, — повторил, пробуя имя на вкус, Дэмис.
— Тебе тоже не нравится? — Догадалась я по его чуть скривленному лицу.
Йэхар тут же постарался сделать вид, что глубоко задумчив, даже покивал, а в итоге сдался и признался:
— Не очень. Но это теперь твоя головная боль, так что не мне ей имена выбирать.
— Никакая это не головная боль, — но я не обиделась, мой Бродяга тоже ничуть.
В конце концов, он здесь только благодаря Дэмису.
Как и я.
Не думаю, что у нас есть право обижаться на него. Зато у него совершенно точно есть дозволение едко шутить, чем он и занимался последующие полчаса за бессмысленными разговорами, пока к нам почти с боем не пробился тот самый суровый высокий худой лекарь.
Ох, ну и орал же он…
И на меня, которая нарушила все запреты и «безголово» вылезла из постели.
На Бродягу, которому тут вообще никак нельзя быть.
На Дэмиса, всё это безобразие устроившего.
Но раэр Йэхар не обиделся и не разозлился, хоть какая-то часть меня напряглась в ожидании именно этого.
Главнокомандующий просто рывком поднялся и смиренно сказал:
— Он прав.
Не знаю, кто из нас троих — я, Бродяга или лекарь — удивился больше.
Дэмис сделал один разделяющий нас шаг, наклонился, обнял меня и осторожно пересадил с пола на кровать, затем заставил лечь и даже заботливо одеялом укрыл, велев напоследок:
— Будь хорошей девочкой.
И направился к двери, бросив через плечо уже не мне:
— Бродяга.
Мой умненький пёсик в последний раз ткнулся носом в мою лежащую поверх одеяла ладонь и смиренно утопал за своим спасителем, всё это время исправно следящий за моим самочувствием мужчина подарил мне укоризненный взгляд и тоже ушёл, закрывая за всеми тремя дверь и оставляя меня в темноте, потому что пульсары Дэмиса тоже погасли.
Я осталась одна. И у меня совершенно точно не было никаких сил стереть с лица эту широкую счастливую улыбку.
* * *
Следующим утром у моей кровати разыгрался целый скандал.
Справа стояла Лиззи и притащенный ею неизвестно откуда лекарь, которого она гордо именовала самым лучшим и так же гордо отказывалась сообщать, к какой конкретно расе этот «самый лучший» принадлежит.
По левую сторону стоял лекарь Дарво, который мой лечащий и который вроде как почти владелец данного заведения. И он тоже не менее гордо именовал себя самым лучшим.
Прямо напротив, устало глядя то на одного, то на другую, стоял айэр Оркоми со сложенными на груди руками и таким выражением лица, что ещё немного и он…
— Я требую, чтобы вы покинули мою клинику! — Это требование Дарво озвучивал уже не в первый раз и он, наверно, имел на него полное право.
Но Лиз было наплевать и на право, и на требование, и на самого лекаря, потому что:
— Вы не справляетесь со своими обязанностями! — Она не кричала, но её голос заметно повысился с первой фразы и теперь звенел от с трудом сдерживаемых эмоций.
Если бы не происхождение и не воспитание, она бы, наверно, тоже уже кричала.
— У вас нет полномочий утверждать подобное! — Неизменно отвечал лекарь.
— У меня — нет, — согласилась Элизабет, — поэтому я привела лорда Шей-Роу. У него три докторские степени.
— В области зоологии? — Дарво на молчаливого спутника Лиззи с таким презрением взглянул, что даже мне немного неуютно стало.
Если учесть, что весь этот скандал в принципе происходит из-за меня…
Я бросила беспомощный взгляд на Оркоми, правитель айэров в ответ безразлично пожал плечами. В общем, он разнимать никого не будет — по крайней мере, пока.
Бесполезная ругань, не приводящая ни к какому компромиссу, продолжалась ещё несколько минут, только теперь активное участие в ней принимали оба лекаря, взаимно оскорблённые и намеренные любыми словами доказать свою правоту.
Они всё ругались, и ругались, и ругались… и крик стоял такой, что у меня уши закладывало и последние крохи терпения буквально прямо на глазах испарялись.
Ещё и Лиззи с Оркоми, словно издеваясь, затеяли какой-то свой, не такой эмоциональный и громкий, но напряжённый спор неизвестно о чём, из-за чего оба стали мрачными и даже словно злыми.
И всё это безжалостно давило на уши, оседая в груди неприятной, затрудняющей дыхание тяжестью.
Когда вдруг наступила резкая тишина, я обнаружила себя, сидящей на постели и тихонько раскачивающейся из стороны в сторону, как… ненормальная.
Но вовсе не моим поведением были увлечены присутствующие — куда больше их интересовал новый гость, обнаружившийся в дверях.
И вот ему не нужно было даже задавать какие-то вопросы. Он просто мрачно оглядел всех и каждого, отдельное внимание уделив мне, отошёл в сторону, большим пальцем указал на дверной проём у себя за спиной и велел сразу и всем: