— Да что мы все обо мне, черт с ним с морозом этим… — Савинков решительно поставил бокал на стол. — Я читал в газетах, что на вас устроили покушение? Вы не пострадали? Обошлось?
Эсер внимательно на меня посмотрел.
И этот взгляд мне сильно не понравился, хотя в поведении Савинкова ничего подозрительного не было — вполне естественные обычное переживание и забота.
— К счастью, все обошлось, Борис Викторович. Ушибы и легкая контузия не в счет.
— Слава тебе Господи! — Савинков широко и истово перекрестился. И кто это? Есть уже результаты расследования? Вроде одного из нападавших взяли живым?
— Да, взяли. Но пока ничего не известно. Полиция работает, но, сами знаете, на них особой надежды нет. По первым данным — это черносотенцы из какой-то радикальной ячейки. Но руководство партии все отрицает. Мотив — якобы я собрался продать Россию евреям.
— Черносотенцы? — Савинков озадаченно потер свежий шрам на щеке. — Евреям?
Не все акции в Европе прошли полностью благополучно — отметину эсер получил в Германии, от пули одного из своих соратников.
— Странно все это звучит… — продолжил эсер. — А как проходило нападение? В газетах пишут разную муру. — И после того, как я ему рассказал подробности, категорически заявил. — Акция совершена очень грамотно. В три волны. Я сам сторонник подобной тактики. Взрыв — контроль стрелковым оружием — и добивание при необходимости снова бомбой, чтобы наверняка зацепить всех выживших. И количество участников оптимальное. Чувствуется опытная рука. Вот не верю я, что это случайные люди. Ваше счастье, что адская машинка не сработала — но такое случается с кустарными химическими взрывателями.
Мимика на лице Савинкова стала еще более активной — чувствовалось, что он сильно взволнован.
«Нервничаешь, сука? — опять подумал я. — Да какого хрена я раздумываю? Нет человека — нет проблемы. Загнанных лошадей пристреливают, а ты свою роль отыграл уже сполна. Парни наготове, возьмут чисто, а там в подвале уже по-другому поговорим…»
Но опять не стал ничего предпринимать, решив немного подождать.
— С ними контактировал еще один неизвестный — он и разработал покушение.
— Попробую навести справки среди своих людей, — пообещал Савинков. — Специалистов на самом деле немного. А предлог, скорее всего подобран специально, чтобы запутать следствие.
— Буду признателен, Борис Викторович… — я уже было собрался взять колокольчик со стола, чтобы вызвать своих людей, но снова передумал.
Возникла неловкая пауза, которую я прервал, предложив Савинкову доложить о своих делах.
— Я веду переговоры о создании новой политической силы, — сообщил эсер. — В чем-то успешно, в чем-то нет. Увы, сильно мешает нелегальное положение. Скоро состоится съезд остатков российских партий, после которого можно будет о чем-то конкретно говорить. Вот после него, как раз отсеются лишние… — на лице Савинкова появилось хищное, жесткое выражение. — И останутся только нужные кадры. Я тут набросал программу действий, гляньте. К слову, не могли бы вы устроить так, чтобы официальные службы проигнорировала этот съезд? Есть у меня опасения, что за многими делегатами следят. Будет обидно, если охранка сорвет мои планы от своего недалекого ума.
— Конечно, Борис Викторович, — пообещал я. — Я потяну за нужные ниточки, все должно получится. При общении с «кадрами», как вы их называете, упирайте только на необходимость исключительно политических, то есть законных вариантов борьбы. Сторонников террора исключайте сразу. Вы поняли меня. Методы — на ваше усмотрение. Можете уже осторожно анонсировать возможность амнистии от власти. А что до вашей легализации… я активно занимаюсь этим вопросом, но он сложен и на его решение понадобится некоторое время. Но не беспокойтесь, все получится.
Мы еще немного поговорили, ничего подозрительного в Савинкове я вновь не нашел, но все равно решил вывести его из игры. Правда снова ничего предпринять не успел, так как заявился мой секретарь с известием, что прибыл начальник Охранного отделения Санкт-Петербурга Карпов.
Савинков насторожился, но я его сразу успокоил.
— Не переживайте, Борис Викторович. Вам у меня ничего не грозит. Но придется немного посидеть в подвале, пока я буду общаться с жандармом. Вам там будет комфортно, обещаю.
И приказал охране отвести эсера, предупредив, чтобы только надежно изолировали, но пока ничего радикального не предпринимали.
А сам даже обрадовался: в самом деле, все совпало. Вот пообщаюсь с Сергеем Георгиевичем, а после, обстоятельно и неспешно займусь извлечением истины из эсера, благо он уже находится в нужном месте. А дальше… дальше в земельку сырую, благо поместье практически в лесу находится.
— Есть результаты, Александр Христианович! — к моему великому облегчению, на этот раз жандарм сразу приступил к делу. — Как я и подозревал, обвинения в семитизме, оказались отвлекающим ходом.
Я подвинул к нему коробку с сигарами и наполненный арманьяком бокал.
— Кто?
Карпов коротко выдохнул.
— Бунд.
Я с трудом удержался от ругательства. Бунд? Что за хрень? Бунд — это Шифф, вне сомнения. Но как недавно выяснилось, Шифф действовал с полного одобрения и при полной поддержке британских спецслужбы. Когда я поладил с англичанами, они пообещали, что банкир не будет мне чинить препоны, даже наоборот, окажет полное содействие. Неужели из-за личной неприязни пошел против своих покровителей? Такое может быть, человек он очень своенравный, но при этом хитрый и умный. Или решил сыграть свою игру тишком? Черт…
— Мы выяснили личность человека, руководившего террористами, — размеренно и уверенно докладывал Карпов, — это Герш Шпицгласс, член боевой ячейки Бунда, очень опытный террорист. К сожалению, взять его живым не получилось — не сдавался до последнего, ранил трех агентов — пришлось застрелить. А вышли мы на него через некого Аарона Симоновича.
— Кто такой этот Симонович?
— Симонович Аарон Самуилович, уроженец Вильно, ювелир, игрок, мошенник… — с оттенком пренебрежения начал перечислять Карпов. — Поставщик ювелирных украшений ко двору ее величества, имеет близкие отношения с Григорием Распутиным и одновременно является доверенным лицом банкира Дмитрия Леоновича Рубинштейна.
Фамилия банкира показалась мне знакомой, и я переспросил Карпова.
— Рубинштейн? Можно подробней об этом Рубинштейне?
— Довольно известное лицо в Санкт-Петербурге… — жандарм неприязненно поморщился. — Петербургский банкир, биржевой делец, масон, основатель и распорядитель Русско-французского банка в Петербурге, член правления Санкт-Петербургского частного коммерческого банка, директор правления общества Петро-Марьевского и Варвароплесского объединения каменноугольных копей, страхового общества «Якорь» и многих других. Владеет значительной частью акций газеты «Новое время». Пользуется покровительством государыни. По словам Симоновича, приказ устроить покушение на вас исходил именно от него. Увы, зачем ему это надо — пока неизвестно. Но, сами понимаете, арестовать его будет очень и очень трудно… Мы даже Симоновича задержали тайно.
— Я знаю зачем ему это надо… — после короткого раздумья тихо сказал я. — А задержать… Симоновича придется отпустить. Я понимаю, вы связаны законом, но у меня с этим более проще. Можно устроить тайную передачу Симоновича моим людям? Отлично. Это для начала. А дальше займемся и Рубинштейном. А теперь можно подробней о связях этих людей с Распутиным?
— Конечно, как обещал, я привез подробную докладную записку по Распутину, — жандарм подал мене кожаную папку.
Честно говоря, информацией Карпова, я оказался недоволен. Гришка вел жизнь отнюдь не праведного старца, взяток тоже не чурался, но славным деяниям бородатого хлыста не хватало эпичности, так славно описанной Валентином Саввичем Пикулем. Либо он не развернулся еще во всю ширь, либо советская пропаганда по своему обычаю сильно сгустила краски. Впрочем, компры все равно хватало — особенно в части наглого лоббирования интересов третьих лиц при дворе, среди которых, как раз и числился оный Митька Рубинштейн.
Как я и ожидал, Гришка сблизился с царской семьей на почве болезни цесаревича Алексея. Отдельно отмечалось, что царь Николай, не питал особой приязни к бывшему конокраду и терпел его только из-за жены. Но вот показания лейб-медиков довольно сильно озадачили — по их словам, Григорий действительно помогал наследнику, причем совершенно необъяснимым образом. В основном молитвами. И это, было чревато большими препонами, в деле изъятия хлыста из обращения. Впрочем, когда Симонович окажется в моих руках — по настоящему ценной компры может стать гораздо больше. Да уж, свирепая охранка, сатрапы и палачи, а своими действиями напоминают либеральную западную полицию в современности. Ой наговорили на них большевики, ой наговорили. Ну да ладно, я как был средневековым мракобесом, так и остался, так что готовься… как там тебя… Аарон Самуилович? Неважно, славное времяпровождение я тебе гарантирую. А дальше поглядим, как действовать.
Черт, совсем о Савинкове забыл… Н-да, а чуть не отправил верного человека к праотцам. Вот и верь своей паранойе. Ну да ладно, перебдеть полезней чем недобдеть. Работай Борис Викторович, работай.
Я еще пообщался с Карповым, наметил с ним подробный план действий, после чего вызволил из подвала эсера. К счастью, тот, по крайней мере внешне, пока ничего не стал подозревать.
День пролетел очень быстро, помимо Карпова и Савинкова, я еще встретился со Свиньиным и Стерлиговым. А поздно вечером вернулись Майя с Мадиной.
— Как все прошло, мое солнце?
— Еще раз так назови меня… — Майя прижалась ко мне и тут же, изящным танцевальным па ускользнула из рук.
— Мое солнце! Свет души моей! Радость моей жизни!
— О да!!! — жена весело рассмеялась. — Я такая! И еще… я гениальный врач.
— Я не сомневался. Рассказывай давай.
— Все прошло великолепно! Я даже поладила с лейб-медиком профессором Федоровым. Вредный старикашка, право слово, но нашел в себе силы признать мой профессионализм. А вот Боткин, второй лейб-медик, вполне приятный, даже обаятельный мужчина.
— Я тебе сейчас устрою… Ишь ты, совсем страх потеряла. Сюда иди…
Майя опять ловко увернулась и показала мне язык.
— Противный ревнивец!!! В общем, я избавила государыню от мигрени! Ее даже на кресле привезли.
— Как? Надеюсь, не морфием или прочей твоей лечебной дурью?
— Обычный массаж головы, меня тетя Мада, айнская знахарка учила, помнишь я тебе рассказывала. О! Государыня впечатлилась! Все впечатлились.
— А что с цесаревичем?
— Имела консилиум с лейб-медиками! Вот! Завтра поеду его смотреть! А Мад повезет Балду дочерям государя показывать. Она с ними великолепно поладила!
Я улыбнулся. Да уж… я тут хитроумные планы сочиняю, готовлюсь царю трубу шатать, а эта девчонка — вот так просто в царскую семью пролезла. Ну что же, поглядим, может она сама все решит за меня. Хотя нет, без шатания все-таки не обойдется…
Глава 21
На следующий же день власти торжественно заявили, что покушения на меня раскрыто, а мотив объяснили банальным терроризмом — мол, террористы, что с них возьмешь, деструктивные и антисоциальные личности. Газеты было принялись задавать каверзные вопросы, но почти сразу же перестали, после того, как я в интервью заявил, что расследованием удовлетворен в полной мере.
На самом же деле, расследование только начиналось.
— Нет, нет, не надо-о-о!!! — полный мордатый мужик с круглой, кошачьей мордой, задергался в конвульсиях. — Что вам от меня надо-о-о, я уже все сказа-а-ал…
Я чертыхнулся про себя. Без специалиста по допросам прямо беда. То ли дело в Средние века — специально обученный профессионал всегда под рукой, а здесь хоть сам за дело берись. И, как назло, бухарский кат на Сахалине остался. А эти… энтузиасты… в общем, старания много, а умения — почти ноль.
Жестом остановив Пабло и Игнасио, занявших вакансию катов, я взял стул, перенес его поближе к висевшему на дыбе банкиру и присел рядом с ним.
По пытошные хоромы мы определили удаленную заброшенную мызу* на берегу Финского залива — место уединенное, подходы отлично просматриваются — место прямо на загляденье. Даже клетки есть, прежний хозяин здесь собак держал.
Мыза (эст. mõis, фин. moisio, латыш. muiža) — в Эстонии, Латвии и Ингерманландии — отдельно стоящая усадьба с хозяйством, поместье. В России термин относился к петербургскому говору и употреблялся преимущественно в центральной, западной и юго-западной частях Петербургской губернии.
С Симоновичем никаких проблем не возникло — он сразу выложил все что знал, как на духу, а вот с Дмитрием Леоновичем Рубинштейном, известного в определенных кругах, как «Митька» произошел затык. Банкира взяли ребята Савинкова, после чего передали по этапу третьим лицам, ну а уже после этого он оказался у нас. Несмотря на свой весьма сомнительный вид — Рубинштейн проявил неожиданное упорство, а точнее поразительную изворотливость. Уговоры не помогли — Митька упорно пытался водить нас за нос, до тех пор, пока мне это надоело.
— Пожалуйста!!!
— Хватит! — резко оборвал я его.
— Что вам от меня надо, я все уже сказа-а-ал… — забился в истерике Рубинштейн. — Это все Арошка Симонович…
Я кивнул Пабло, тот ухмыльнулся и взял из жаровни раскаленную кочергу. Псарню пронзил истошный визг, резко запахло мочой.
«Да что ж ты так орешь… — я покачал головой. — Ведь пальцем еще не тронули, просто пугают, а ты орешь, как будто в зад кочергу запихнули. Вот же сволочь…» — дождался пока Рауль окатит банкира водой из ведра и спокойно поинтересовался у него.
— Надеюсь, вы понимаете, что ваше упорство ничем хорошим не закончится?
— Я все сказа-а-ал… — обреченно завыл банкир. — Я все отдам, все!!! Хотите миллион! Два!!! У меня дети, пожалейте…
— Да что же это такое… — я покачал и приказал. — Толку не будет, сначала руку, дальше все остальные конечности. Башку в последнюю очередь…
А сам встал и пошел на выход из псарни.
Рауль смачно хекнув, вырвал из колоды громадный мясницкий топор.
— Нет, нет… — позади забился истеричный вопль. — Не надо, я все скажу-у-у!..
Я скорбно вздохнул и вернулся.
— Повторю вопрос, по чьему приказанию вы устроили на меня покушение?
— Это… — банкир клацал зубами, словно в припадке эпилепсии. — Это… японцы…
«Вот те раз… — удивился я. — Получается, все-таки решили рискнуть косоглазые. А я грешил на Шиффа…»
— Сам я с ними никогда не встречался, мне всегда передали указания через посредника… разных посредников… — сбиваясь на фальцет, частил Митька.
— Какие японцы? Посол? Момото Атиро?
— Нее-ет, я не знаю кто, но точно японцы. Приказали убрать вас, любыми методами. Я не хотел, я с таким никогда не связываюсь, только ради безопасности семьи, это страшные люди, они ни перед чем не остановятся…
— И как давно ты работаешь на японцев?
— Уже лет пять… около пяти лет…
— А теперь по порядку…
Разговор с Рубинштейном вышел длинный и очень содержательный. Выслушав его, я уступил место ротмистру Рыбчинскому, жандармскому следователю, доверенному лицу Карпова, для оформления официального протокола, а сам пошел в беседку, где Свиньин, Стерлигов и сам начальник жандармского отделения, мирно дымили сигарами, пользовали коньячок и раскладывали пульку преферанса.
— Есть результаты, Александр Христианович? — офицеры при виде меня разом встали.
— У меня всегда есть результаты… — проворчал я, приказал одному из своих охранников. — Хорхе, твой выход… — присел на лавку в беседке и только после того, как баск притащил блюдо печеной на углях баранины, коротко сказал.
— Японцы.
— Черт… — зло ругнулся Карпов.
— Волне неплохо, — спокойно заметил Свиньин. — Еще одно основание порушить идиллию наших с косоглазыми. Ежели вбросить в прессу — получится отличный скандальчик. Вхожий в императорскую семью банкир — японский шпион. Просто, шарман, мать его ети.