Ворота тоже были. И тоже, как и положено для самого затрапезного каструма — четыре штуки. Они располагались в центре пролета каждой из стен. Тоже срубы, только утопленные в вал и с боевой площадкой сверху, а также подъемным мостом, что в закрытом виде укреплял распашные створки ворот.
Все просто. Все грубо. Все максимально примитивно и с минимальной конструктивной сложностью.
Разумеется, к моменту прихода старейшин крепость не была закончена в полном объеме. Но работы велись и велись энергично. А учитывая относительно небольшие размеры каструма — готовность была в целом достаточно высокой. Поэтому часть привлеченных к строительству людей занималось возведением внутренних построек.
— А это что? — Спросил один из старейшин, указав на длинный одноэтажный деревянный барак.
— Казарма.
— Что?
— Мне где-то нужно будет поселять людей. Поэтому я решил сделать казарму. Во всяком случае, на первое время, пока не наберу кирпича на более серьезные постройки.
— Покажите? Ведь вы для некрутов этот длинный дом поставили?
— Рекрутов.
— Да-да, для некрутов, — снова исковеркал слово старейшина.
— Да, для них. — Покачав головой, произнес Ярослав. — Пойдемте.
Они подошли к крыльцу, которое немного возвышалось над уровнем земли. Так, чтобы дождевая вода в случае чего не затекала внутрь. Поднялись на три ступеньки и вошли внутрь.
Предбанник. Небольшое помещение с топкой печи и складом дров. Следом за ним — комната дежурного.
Дымоход от печи был проложен по полу. Прямо по центру этого длинного барака, слегка утопленного в землю таким образом, что его можно было трактовать как полуземлянку. То есть, выступал своего рода тепловой хордой, проходящей через все помещение и выходящее трубой на улицу с другого торца. При этом он шел заподлицо с землей.
Рядом с трубой дымохода располагался воздухозаборник системы вентиляции. С задвижкой. Ничего особенно сложного Ярослав не делал, творчески переработав и «адаптировав на местность» конструкцию «ветряных башен» из жарких регионов бывшей Римской Империи. Обычная труба, к которой снаружи крепился деревянный короб с очень интересной конструкцией наверху. Там был флюгер, который разворачивал деревянный патрубок воздуховода в потоке воздуха так, чтобы у его среза всегда создавалось разряжение. Это работало как воздушный насос, выкачивающий воздух из помещения на улицу. Труба достаточно большого диаметра и высоты позволяла обеспечивать вентиляцию даже при очень слабом ветре, а задвижки воздухозаборника не давали устраивать жуткие сквозняки при сильном ветре.
Для размещения людей была применена секционная система с откидными нарами в два яруса. Только секции были не закрытые. Из-за чего весь длинный дом казарм напоминал этакий огромный плацкартный вагон. А чтобы воздух в этих секциях не застаивался, у каждой из них было небольшое духовое окошко с задвижкой. Это в целом улучшало и без того неплохую вентиляцию помещения, делавшего его сухим и комфортным. Были и запасные места для экстраординарного размещения людей. В проходах. Там была предусмотрена система крепления гамаков. Постоянно в них спать, понятное дело, спина сломается, но какое-то время можно было потерпеть. Все лучше, чем на полу. Для личных вещей обитателей имелась целая подвесных сетчатых полок-антресолей. С мебелью пока была сложность, поэтому так.
Освещение этих казарм производилось подвесными светильниками фитильного типа, работающих на древесном спирте. Не бог весть что. Но мягкий полумрак с довольно неплохой видимостью объектов вполне получался. В комнате дежурного освещение было намного лучше — там даже читать-писать можно было нормально. Но хорошо освещать всю казарму Ярослав себе пока позволить не мог.
— Интересно, — произнес старейшина, осмотрев данную постройку.
И ему вторили остальные, впечатленные сооружением, расспрашивая обо всем подряд. Особенно их впечатлял пол. Он ведь был не земляным, а деревянным. Ярослав специально этим озаботился. Тесаные доски — та еще проблема в изготовлении. Но это делало пол сухим и теплым, если начать протапливать помещение. А эту казарму уже отапливали, несильно, просто чтобы все просохло и осело.
Долго… очень долго… практически весь день старейшины бродили по каструму, суя свой нос всюду. Их интересовало все. И укрепления. И жилые помещения. И общественный туалет. И водонапорная башня, которую пока еще только строили, используя под нее те кирпичи, что Ярослав заготавливал на замок. И единая столовая, при входе куда стояли умывальники. И так далее.
— Зачем ты им все показывал? — Спросила Кассия, когда гости ушли. Она ведь сопровождала своего сына в формате этакой свиты. Как и ее греки.
— А ты думаешь, это было неправильно?
— Думаю. Они теперь знают, каковы твои укрепления изнутри.
— И это хорошо.
— Хорошо? — Удивился один из греков-монахов с самым прищуренным взглядом.
— Я расскажу маленькую притчу, — усмехнувшись, произнес Ярослав. — Когда-то у одной большой страны, населенной множеством людей, был маленький беспокойный сосед. Он воевал с ней и создавал массу беспокойства. Надрывался, но никак не желал уступить и найти способ договориться. Но все когда-то заканчивается. Большая страна устала от выходок своего соседа. И завоевала его. И когда лидера этой страны везли в столицу через все бесконечные поля и леса большой страны, через ее многолюдные города… он осознал, что в его борьбе не было смысла. Он не мог выиграть. Никак не мог. — Сказал Ярослав, завершив рассказывать своим слушателям историю Шамиля из времен Кавказской войны. Адаптированную, разумеется.
— И в чем смысл притчи?
— В том, что иной раз рассказать секреты бывает полезнее сохранения тайны. Это — дикие племена. Они все мерят по своим обычаям, по своему разумению. И в их головах места для подобных укреплений нет. Они не знают, что это такое и какие преимущества дает. А потому не учитывают в своем поведении.
— Это не всегда правильно, — тихо возразил мужчина в рясе.
— Вы думаете?
— Они могут поставить и себе такой же.
— Это исключено. Вы упускаете из вида то, на каком уровне развития общества они находятся. У них даже племенных союзов сейчас нет. Знать не выделилась толком. А большая часть племенной аристократии — случайные люди с очень небольшими правами и возможностями. Я — могу построить, потому что у меня есть ресурсы, воля и права. А они — не могут, даже если захотят. Даже если начнут — передерутся.
— Вы излишне оптимистичны.
— А вы, Никифор, совершаете обычную ошибку. Вы вкладываете свои мысли в голову врага и думаете, что он рассуждает также, как и вы, и знает тоже самое, что и вы. И если сталкиваетесь с чем-то незнакомым, пытаетесь не познать эту новизну, разобравшись с тем, что она на самом деле. А просто придумываете более-менее удобное объяснение. Но ведь вас отправили за мной шпионить не для этого, не так ли?
— Шпионить? — Неподдельно удивился Никифор.
— А разве вы здесь не для этого?
— Я здесь, чтобы нести свет истинной веры в души этих несчастных.
— Тогда почему вы постоянно все вынюхиваете? Вас подсматривать поставили, а вы подслушиваете. Как это понимать?
— Вы ошибаетесь, — нахохлился Никифор.
— В самом деле? Ну а что? Неплохая стратегия. Вы, видимо, знаете, что во все времена наказывали только за одно преступления — за то, что ты попался. И отягчающим вину обстоятельством было то, что ты признался. Поэтому так и отрицаете свою вину с наглым видом.
— Но на мне нет никакой вины!
— Вот я и говорю. Главное — отрицать все до последнего.
— Но…
— Прекратите, — вяло махнул Ярослав рукой. — Я доверяю священникам не больше, чем голодному волку в овчарне. Поэтому за каждым вашим шагом следили. О каждом вашем разговоре. С кем. Когда. В каких обстоятельствах. И так далее. И то, чем вы занимались называется разведывательная деятельность или шпионаж.
— Сын мой, — презрительно скосившись на Никифора, произнесла Кассия. — Откуда у тебя столько недоверия священникам?
— Симфония.
— Что симфония?
— Греческая церковь держится симфонии, то есть, согласия с властями светскими. Придерживаясь той светской силы, которая сильнее. Права или нет — не важно. Главное — доминирующая сила. А значит, что? Правильно. Она предаст тебя в любой момент, обслуживая сиюминутные интересы политического момента. Ведь церковь всегда на стороне власти. Беда лишь в том, что кто именно власть определяется не правом и законом, а банальной, тупой силой. Сейчас они, — кивнул Ярослав на священника, — служат Вардану и, очевидно, шпионят на него. Но достаточно тому оступиться, и они первые воткнут кинжал в его спину, чтобы услужить его противнику. Если, конечно, церковь посчитает, что этот противник сильнее. Понимаешь? У церкви нет твердых постоянных союзников и убеждений. У церкви есть только постоянные интересы. Ее интересы. Для церкви это хорошо. А для меня — плохо. Потому как доверять организации, которая ведет такую политику, я не готов.
— Мне кажется, что ты сгущаешь краски, — покачала головой Кассия.
— Я не занимался шпионажем, — как можно более искренне произнес Никифор. — Церковь не опускается до такого.
— И что же ты делал?
— Мне было интересно узнать, чем живут обитатели этого городка, чтобы найти путь к их сердцам. Чтобы привести их к свету истинной веры.
— Очень интересно. Но вот беда — расспрашивал ты их так или иначе обо мне или о моих делах, или о тех, с кем я веду дела. Странно, не правда ли?
— Но с чего ты это взял?
— Хочешь узнать, как за тобой следили?
Тишина. Но по лицу видно — хочет.
— Не скажу. Как ты сам заметил, не все секреты нужно раскрывать. Если я расскажу тебе, то потеряю это преимущество. Потому как ты, в отличие от дикарей, сможешь воспользоваться этими знаниями. И обернуть их против меня.
— Я не враг тебе!
— Но и не друг.
— Ты родич Василевса! Мы никогда…
— Прекрати! — Рявкнул Ярослав. — Не заставляй меня думать о том, что ты дурак. Я родич покойного Василевса, которого сменил на престоле правитель из иной династии. То есть, строго говоря — я конкурент на престол. Хочу я этого или нет, но желающих сыграть на этом — достаточно. Даже без моего участия. И церковь тоже игрок. Что же до родичей — то в правящих домам родич — это твоя опора, твоя надежда и твой злейший враг. И надо быть идиотом, чтобы этого не понимать. Или держать за умственно неполноценного того, с кем ты беседуешь.
— Я думаю, что ты попали в искушение Лукавого. Такое думать о матери-церкви грешно.
— В самом деле? — Спросил Ярослав. Подошел ближе. Вплотную. Вынуждая Никифора отступить. Шаг. Еще. Еще. Быстрое движение и рука Ярослава уходит в складку рясы, в которой оказывается прорезь. Секундой спустя она вылезает оттуда с кинжалом. — Тогда зачем тебе вот это?
— Это? Это для защиты!
— Ты так боишься предстать перед Всевышним?
— Я…
— Уйди с глаз моих долой, лицемер. С первым же кораблей отправишься в Империю. И передай, чтобы таких балбесов ко мне больше не присылали. — Произнес Ярослав и бросил кинжал в пыль. После чего развернулся и пошел в сторону усадьбы.
— Сынок, — шагов через десять произнесла Кассия.
— Ты со мной, мама?
— Никифор на меня работает.
— Очень смешно. Но я не в настроении шутить.
— Но я не шучу.
— Тогда, скажешь он по твоему приказу зарезал твоего старого слугу? Предварительно расспрашивая о том, с кем ты состоишь в переписке. М?
— Что?!
— Вот этим вот кинжалом. А труп бросил в лесу, чтобы его ночью волки обглодали. Таким мы его и нашли, не так ли? И едва опознали.
Кассия медленно повернулся к Никифору. Молча.
Тот попятился. И на лице его проступил ужас. Видимо во взгляде Кассии было что-то такое, что ему совсем не понравилось.
— Мама, хватит, — жестко рявкнул Ярослав, отчего Кассия вздрогнула. — Этот мерзавец служит не тебе и не мне. И убивать его не стоит. Его жизнь не стоит и затертого асса[2], но его жизнь не принадлежит ему. Хотя, поверь, мне уже не раз хотелось отправить его хозяину голову этого мерзавца отдельно от тела. Засолив, к примеру. Он ведь не только шпионит, но и дрязги разводит в поселении. Всячески настраивая жителей друг против друга.
— Не жителей! Языческих жрецов!
— Среди которых моя супруга, мерзавец. Моя супруга. Ты жив и здоров, только потому, что она не пострадала. А ведь ты пытался организовать покушение на нее. ТРИЖДЫ! И если бы я о том не узнавал вовремя, то она погибла бы. Причем один раз — с моим ребенком на руках.
— Она язычница! Она не верит в истинного бога!
— Она — мать моих детей!
— Она погань бесовская! И помет ее поганый! И его тоже следовало бы извести! А тебе, нобилиссим[3], нужно взять в жены достойн… — оборвался на полуслове Никифор. Потому что Кассия, подняв его кинжал просто и бесхитростно вонзила его ему в голову. Снизу-вверх. Он ведь как раз отвлекся на перебранку и не обратил внимания на ее движения.
— Мама! Ну зачем?
— Он убил моего слугу. Он покушался на мою невестку и моих внуков. — Холодно произнесла она. — Он не мог после этого жить. Сохранив ему жизнь, мы показали бы, что слабы. Ты не жил при дворе, а я жила. Такое — не прощают. А все что нужно передадут те, кто прибыл с ним. — Сказала она и взглянула на двух бледных священников. Тех самых, что не так давно пытались вместе с Кассией отговорить Ярослава от попыток заключить союз с пиктами. И те энергично закивали.
[1] Каструм (лат. Castrum) — распространенный во времена античности тип римского военного поселения, военный лагерь. Благодаря каструмам Римская империя смогла утвердиться не только в прибрежном Средиземноморье, но и покорить ряд внутренних регионов Европы. На месте бывших каструмов возникли многие современные города Южной и Западной Европы.
[2] Асс — мелкая медная монета Древнего Рима, оставалась в какой-то мере в обороте и во времена Византийской Империи. Во всяком случае, в IX веке она еще ходила по рукам.
[3] Нобилиссим — в описываемый период (с IV по конец IX века) присваивался членам августейшей фамилии. То, что Никифор назвал Ярослава нобилиссим, значит, что он считал его настоящим сыном Феофила, пусть и бастардом, что для Византии значило немного.
Глава 5
861 год, 24–28 августа, Гнездо
Снова шел дождь.
И Ярослав снова сидел в своей старой усадьбе. Поближе к печи. Потому что ему было мерзко, душно и зябко.
Укутавшись он вышел на боевую площадку башни. Чуть-чуть проветриться. Оттуда хорошо было видно рыбачка, что уныло греб веслами под этим мелким, изматывающим дождиком. А мрачные серые тучи тихо плыли где-то далеко в небе, беспрестанно протекая на людей этот прохладной жижей.
Ярослав поежился и чихнул. Нехорошо так чихнул.
— Проклятье… — тихо прошептал он, понимая, что его горло першит, а он, судя по всему, температурит. То ли продуло, то ли еще чего.
Он безумно не любил болеть в этой эпохе. Ведь антибиотиков или каких-нибудь противовирусных препаратов здесь не было. Антисептиков особых тоже. Вообще ничего толком не имелось. Поэтому он постоянно опасался воспаления легких или еще каких-то мерзостей.
Еще и Пелагея свою шарманку заладила. Он как заболевал, что случалось редко, она начинала его склонять к каким-то ритуалам. Лечебным, безусловно. В этот раз она даже попыталась что-то провести, из-за чего едва не получила по шее. В общем — поругались. И самочувствию это совсем не помогло. Ему стало намного хуже. Видимо из-за того, что перенервничал.
Жар усиливался.
Хотелось раскрыться, но как только он скидывал лишнюю одежду, его начинал колотить озноб. Таким он и лежал — мокрым от пота и разгоряченным от температуры. Мерзко и отвратительно. Еще и в голове каша. Слабость. Хрипы.
Он уснул с огромным трудом. Под утро. Скорее отключился от усталости, чем уснул.
Напоследок отгоняя не только языческих жрецов, но и не менее диких служителей христианства. Кассия шепотом говорила об отравлении, но Ярослав лишь отмахивался.