Тварь приостановилась. Пряжка увидел на вросшей в туловище бугристой головенке, над маленьким, слюнявым, зубастым ротиком огромный, бессмысленный, мутный глаз. Полуприкрытый набрякшим веком, глаз быстро вращался, выискивая следующую цель. Второй глаз, крохотный, бельмастый и заплывший, слепо пялился куда-то в сторону. В центре этого кривого треугольника располагалось носовое отверстие, прикрытое колышущейся мембраной. Зрячий глаз остановился на Пряжке. Мембрана глубоко запала, потом резко вздулась наружу – монстр принюхался к тому, что увидел. Убедившись, что цель подходящая, мутант двинулся вперед. Внезапно споткнувшись, тварь озадаченно посмотрела себе под ноги. Оказалось, что гарпун ее передней конечности застрял в животе у несчастного Захарченко. Псевдоплоть что-то залопотала и стала стряхивать еще живого солдата с ноги. Пару раз дернув, она освободилась и двинулась к цели, не переставая быстро что-то бормотать, шлепая мокрыми губами. Последнее, что запомнил Пряжка – красно-сизые внутренности враз умолкнувшего рядового Захарченко. Намотанные на хитиновые зазубрины, они болтались вокруг ноги монстра и волоклись за ним по пыльному асфальту. Потом Пряжка почувствовал толчок в бок, увидел чью-то руку с зажатым в ней штык-ножом и, наконец-то, провалился в благословенное небытие.
2
После того страшного дня, когда прорыв был остановлен буквально из последних сил, Пряжка мог думать только об одном – вырваться из этого ада как можно скорее. Он не понимал, как вообще люди могут находиться на одной планете со всем этим кровавым ужасом.
«Да ладно тебе, человек ко всему привыкает. – Сказал в ответ на его стенания Димка – Кто-то же должен это делать. Опять же, платят неплохо!»
Да, финансовую сторону надо было учитывать. Чтобы по-людски устроиться на гражданке, требовались немалые деньги. До нужной для безбедной жизни суммы Пряжке было еще, как до неба. А каждый день службы давался ему как год каторги. Выхода он не видел.
А вот Леонтьев в тот день отличился. Это именно он, пробегая мимо Пряжки, одним движением зашвырнул теряющего от страха сознание прапорщика в дверь каптерки. Вторым движением Димка вогнал штык-нож в выпученный глаз псевдоплоти, как будто сошедшей с фотографии в учебке. Следующим движением он перерезал ей горло и, не останавливаясь, двинулся дальше. В ту минуту весь личный состав взвода наконец осознал, что шутки кончились. Ребята озверели не хуже монстров. Вряд ли оставшиеся дома мамочки сумели бы опознать в залитых вонючей аномальной кровищей, оскаленных мужиках своих любимых чадушек, которых они провожали в армию. Одного урока Зоны хватило, чтобы твердо усвоить – или зубами рвешь ты, или рвут тебя.
Вскоре после этого, поздним теплым августовским вечером, в Пряжкину каптерку заглянул младший сержант Шитько, сегодня разводящий.
- Там вас спрашивают, товарищу прапорщик! – браво гаркнул он.
- Кому и чего надо? – лениво спросил никого не ждавший Пряжка.
- Так эта…мужик якысь-то. На КПП приперся.
Забесплатно никакие мужики Пряжку никогда не спрашивали. В воздухе повеяло заманчивым денежным ароматом. Прапорщик резво двинулся к КПП. Незнакомец мерил шагами маленький асфальтовый пятачок перед воротами. Невзрачный, кругленький, бесцветный какой-то мужичонка. Увидев Пряжку, он быстро посмотрел, как показалось, на часы, потом снова на Пряжку, как будто сверял портрет с оригиналом. Убедившись, что перед ним то, что надо, посетитель, любезно улыбаясь, двинулся навстречу.
- Здравствуйте, Александр Борисович! – первым начал он разговор. – Не уделите мне несколько минут? – а сам, взяв прапорщика за локоток, повлек его за угол КПП, подальше от окон.
Немного ошалев от такой простоты, Пряжка попытался было освободить локоть. Пальцы незнакомца сжались чуть сильнее, он повернулся, и в его глазах Пряжка увидел самую сильную власть в мире – власть денег. Из просителя мужичок как-то сразу превратился в работодателя.
- Вы кто? – только и нашелся спросить малость обалдевший прапорщик.
- Я-то? Это неважно. Я просто посредник. Мне поручено кое-что вам передать.
Большой развесистый куст скрыл здание КПП и посредник, наконец, остановился.
- Для начала примите в знак честных намерений. – Он протянул Пряжке приятно хрустнувший конверт. – С вами хотят встретиться…- он едва заметно замялся, - …люди. С той стороны периметра. У них есть очень хорошо оплачиваемая работа, за которую вы могли бы взяться. Размер вознаграждения…- он снова посмотрел на часы, и тут Пряжка заметил, что это были не часы, а наручный миникомпьютер. Посредник ловко набрал на клавиатуре ряд цифр и показал его прапорщику. У Пряжки перехватило дыхание. Этих денег хватало с лихвой на все его планы, и еще оставалось на домик в Ялте и парочку кругосветных путешествий в хорошей компании.
- Если вы согласитесь, то предоставите номер счета. Треть суммы будет переведена авансом, остальное – после выполнения.
По мановению его пальца цифры исчезли с дисплея. Пряжка сглотнул.
- Что я должен сделать?
- Не имею ни малейшего представления. В мои обязанности входит подобрать несколько кандидатур для собеседования с заказчиком. А также позаботиться, чтобы вы как следует уяснили: все, что вы обсуждаете сейчас и обсудите позже, умрет вместе с вами.
Пряжка заметно вздрогнул.
- Когда это случится – вам решать, любезнейший. В самое ближайшее время или лет эдак через много. Я думаю, что уже полученная вами сумма послужит неплохим подспорьем вашего молчания. Итак?
- Собеседование? – выдавил из себя абсолютно огорошенный прапорщик.
- Завтра, в это же время, к воротам подойдут двое. С той стороны периметра. Проводите к себе в каптерку. В ваших интересах эту встречу не афишировать. Если не сговоритесь – проводите их обратно. То, что получили сейчас, оставите себе за беспокойство. Согласны?
- Д-д-д-а-а… - промямлил Пряжка – это можно…
Посредник молча развернулся и пошел к дороге. Когда задумчивый прапорщик проходил через КПП, он услышал сытое урчание мотора отъезжающей иномарки.
Всю ночь беспокойно ворочающегося Пряжку терзали разные мысли. Что за работа? Что за люди? Придут с той стороны периметра и уйдут обратно! Что им может быть нужно от обычного прапора? Сумасшедшие деньги…что за них могут потребовать? За такую сумму любой на что угодно согласится…Треть суммы… тоже, в принципе, неплохо – для начала хватит на безбедную жизнь. Согласиться и смотаться к чертовой матери. Ищи-свищи его в большом мире из своей Зоны! Ага, а посредник? Глаза у него уж больно недобрые. Он-то – в большом мире. Черт его знает, найдет и прихватит за одно место…не сам, конечно. Подберет нужных людей, у него работа такая.
Так ничего и не решив, уже под утро Пряжка заснул. Снилось ему что-то гадкое и липкое. И, чем больше он это гадкое от себя отдирал, тем сильнее оно к нему прилипало. Проснулся он в поту, настроение было омерзительное. К вечеру совсем извелся.
3
Странные это были люди. Тот, который стоял в углу и все время молчал, был одет в какой-то темный балахон, капюшон полностью скрывал лицо, даже кисти рук были закрыты рукавами. Второй, который сидел за столом напротив Пряжки, производил впечатление заводной игрушки. Молодой, сильный, высокий парень, одетый в новый, дорогой (уж Пряжка-то в этом разбирался) защитный костюм. Прапорщик силился заглянуть ему в глаза, но собеседник упорно не отрывал взгляд от нетронутой чашки чая, предложенной ему хлебосольным хозяином. Каким-то деревянным, неживым голосом парень задал несколько общих вопросов. Пряжка старательно отвечал и вдруг почувствовал, будто кто-то сзади плотно обхватил его голову. Судорожно дернувшись, он увидел, что второй гость вышел из угла и подошел к столу.
Через полчаса Пряжка отворил перед гостями калитку в воротине и проследил, как визитеры скрылись в бархатной августовской ночи. «А ведь там заминировано…» - пришла в голову мысль. Но хозяин головы от нее лишь отмахнулся – не его ума это было дело. Как пришли, так и ушли. Не суть.
Итак. Минимум – трое. Предпочтительно – не однополые. От десяти до семнадцати лет. Обязательное условие: ни алкоголем, ни наркотой не балующиеся. Это заказчик легко проверит. Если что - цена падает втрое. За каждый дополнительный экземпляр – плюс треть оговоренной суммы. Завтра с утра первая часть денег будет у него на счету. Что еще? А, да – ПДА. Персональный миникомпьютер, он же средство связи. За двое суток до возвращения выйти на связь, доложить ситуацию и получить указания о способе передачи. Дальше – свобода и обеспеченная жизнь. Все.
Следующим вечером Пряжка обиженно заявил Леонтьеву: «Что, Димон, загордел совсем? Не заходишь, забыл меня! Что там твои малые-то пишут, давненько ты мне их писем не читал. Заходи, приноси цыдульки ихние, послушаю, порадуюсь, как детки-то растут».
А через пару недель выправил себе прапорщик отпуск по состоянию здоровья и отбыл в родные края. Димке Леонтьеву он обещал навестить по дороге его оболтусов, передать записку и гостинцев от брата.
И только уже засыпая на верхней полке поезда, слушая стук колес и глядя на убегающие от него фонари, Пряжка понял: а ведь он ни на что не соглашался. Его и не спрашивали.
Дети
1
Клавка торопливо бежала, привычно прыгая через переплетающиеся под ногами рельсы. Настроение было хоть куда – сегодня Армен-палаточник пребывал в ностальгическом настроении. В связи с этим он задарил ей целый пакет хот-догов, не раскупленных пассажирами за последние дни. Хороший дядька - всегда что-нибудь подкидывает и никогда не пристает, как другие. Только вздыхает и вспоминает жену и четырех дочек, оставшихся на исторической родине. Скучает по ним, бедолага.
Теперь девчонка бежала к своим, одной рукой прижимая к животу пакет с едой, а другой пытаясь удержать за горлышки две выворачивающиеся из пальцев бутылки газировки. Обогнув пассажирскую платформу, она юркнула в узкий проход между двумя порожними товарняками. Еще немного пропетляла между разнокалиберными вагонами и, наконец, попала в тупик, где они с ребятами обжили один из старых пассажирских вагонов.
Странно, но никто не выскочил к ней навстречу, чтобы первым ухватить что-нибудь вкусненькое.
-Э-э-э-й, народ! – крикнула она – Жрать принесли! Никому не надо, что ли?
Из окна вагона высунулась всклокоченная белая голова Толика.
- Клав, где ты бродишь-то? – возмущенно пропищал братец – Дуй сюда быстрее, тут у нас такое!
С этими словами голова втянулась обратно и больше не показывалась. Задыхаясь от злости, Клавдия полезла на подножку, закинув вперед себя колу.
«Ну, гады! Паразиты! Ни крошки не получите у меня! Сама все сожру, даже если лопну!» - роились в голове оскорбленные мысли.
Даже не пытаясь поднять с пола опостылевшие бутылки, она протиснулась в вагон. Они с ребятами давно выломали стенки нескольких купе и устроили одну большую «залу» для посиделок. Остальные купе в конце вагона остались нетронутыми и назывались у них «кабинетами».
Ввалившись в помещение, Клавдия остолбенела. Самодельный стол, занимавший центр комнаты, просто ломился от разной вкуснятины. Колбаса нескольких видов, растерзанная копченая курица, какие-то разноцветные пакетики, шоколадки, соки, апельсины – это только то, что бросилось в глаза первым.
Девочка притулила свой жалкий сверток на дерматиновый диванчик, стоявший возле стола, и огляделась. Все были на месте: ее младший брат Толька, подружка-соседка Ниночка, верный рыцарь и по совместительству старший Нинкин брат Витек и, конечно же, Гена. Куда ж без него-то? Гена был среди них самым старшим. Ему уже стукнуло шестнадцать, но умственное развитие у парня остановилось на уровне трехлетнего ребенка. Зато силушкой природа не обделила убогого. Если уж здоровенный, курносый, веснушчатый Геннадий начинал махать пудовыми кулачищами, то сметал с лица земли все, что шевелится и уже не шевелится. Тетя Тамара, его мать, кассирша из привокзального универсама, давно махнула рукой на сына. Спецзаведений для таких, как он, поблизости не было. Дома умом обиженного бугая не удержишь, а Клавку он, на удивление, слушался. Бедная женщина лишь одевала, кормила и обстирывала сыночка, а за одно подкармливала и всю компанию за то, что присматривали за убогим. Клавдия иногда удивлялась странному промыслу судьбы. Вот почему так, нормальная же баба, Тамара – не пьющая, муж есть – а единственным сынком-то как обижена! А вот их мамка – ведь трое здоровых ребятишек – а что творит!
2
Их с Толиком родительница, со своей бессменной товаркой – матерью Нинки и Витька – каждый день надиралась до невменяемости. В их двухкомнатной квартирке всегда толклись какие-то пьяные мужики и шло безудержное, безобразное пьяное веселье. Клавка ненавидела водку и истерически боялась пьяных. До конца своих дней она не забудет, как три года назад несколько вусмерть налакавшихся материных дружков, повалили ее на грязный, заплеванный пол прямо в полутемной прихожей. Как они елозили по ее телу потными лапами, смердели ей в лицо перегаром и бессвязно матерились. Как у стенки в луже крови бился и бессильно, истошно визжал девятилетний Толик. Мальчишка сунулся было защитить сестру, но его отшвырнули, как котенка, разбив затылок о бетонный угол. Как ее родная мамаша, бешено вращая налитыми водкой глазами, надсадно орала: «Ну, че ты рыпаисся, дура? Че тебе не нравится-то? Жалко тебе, жалко? Думаешь, лучше меня, что ли? Цена тебе такая же, как нам всем, так что не ерепенься!» - и ее хохот переходил в какой-то хрип и бульканье.
Шедший с тренировки Димка, услышав вопли еще из подъезда, ногой вышиб хлипкую дверь и остолбенел на пороге. Но ненадолго. Его глаза Клавдия тоже не забудет никогда. Она увидела в его глазах смерть. Они как будто повернулись внутрь Димкиной души, чтобы не видеть того, что сейчас сделают его руки. Беззвучно, пригнувшись, по-животному хладнокровно, брат двинулся вперед.
Видимо, не только Клавдия его испугалась. Мать заблажила так, что зазвенели стекла. Мужики потеряли интерес к девчонке и кто ползком, кто на карачках шарахнулись в разные стороны. Освободившись от их туш, Клавка, как была, на спине, отталкиваясь руками и ногами, заелозила по полу навстречу брату, вцепилась обеими руками в его штанину и тоже завопила: «Ди-и-и-и-ма, не на-а-до! Димочка, посадят тебя, на кого нас бросить хочешь?» - и повисла, как пиявка. Один Толик ничего этого не видел - к тому моменту глаза у него закатились и изо рта пошла пена.
Димка, кандидат в мастера спорта по самбо, прошел еще пару шагов, волоча ногу вместе с вцепившейся в нее сестрой. Потом он остановился, зажмурился и со свистом выдохнул воздух. «Дима, Димочка, они мне ничего не сделали, не успели…» - лепетала Клава, и все прижималась к его коленке. Парень поднял глаза на мать, перевел взгляд на Толика, потом - снова на мать. Та от ужаса застыла, забыв закрыть рот. Димка наклонился, осторожно отцепил судорожные Клавкины пальцы от своей штанины, выпрямился и медленно двинулся к матери. Подойдя, он коротко, без замаха, отвесил ей оглушительную затрещину. Мать крутанулась волчком, споткнулась об притаившегося за ней на карачках собутыльника и рухнула на пол. «Сука…- в наступившей тишине почти прошептал Димка – Это же твои дети…Хуже зверей вы!»
Все они были от разных отцов и Димка – единственный, который знал своего. Его отцом был мамкин муж, капитан спецназа, демобилизованный по состоянию здоровья в конце Афганской кампании. Приехав жить в их тихий городок, он хотел пойти работать в милицию, да не взяли из-за контузии. Тогда он открыл школу самбо. Учил в ней всех, от детишек до больших дядечек из милиции, которым очень помогали на службе спецназовские особые приемы. Хороший мужик был Димкин папаша, Виктор Федорович.