Но я, как и всегда, оставался неподвижным. Таковы были правила игры. А я, тряпка, всегда играл по правилам.
Моя начальница кинула салфетку в мусорное ведро.
— Теперь мы можем поговорить о проекте? — невозмутимо спросила она.
— Разумеется — я пришел в себя.
— Спасибо — она открыла свой планшет, я кликнул на файл, с которым нам предстояло сегодня работать.
Короткая интермедия (иначе не назовешь) была окончена.
За обедом мы с Раей сели за разными столиками — как всегда делали с недавних пор с негласного обоюдного согласия.
Альперат подсел к ней, как и вчера, и всю прошлую неделю.
Я старался не смотреть в их сторону, сам сел поодаль от всех, в самый дальний угол.
Рядом со мной внезапно уселся Эран, чего никогда до сих пор не случалось.
— Привет, Янон. Сегодня в четыре часа зайди ко мне с Раей, я хочу проверить промежуточные результаты.
— Нет проблем — слава небесам, я был к этому готов.
— В четверг приедут заказчики, подготовь для них всё в самом парадном виде. Они должны будут показать чертежную гармонику представителям жилкомитета, так что, чтобы ни одной ошибки, понятно?
— Пройдусь по всем чертежам ещё раз — пообещал я.
Эран вздохнул.
— Ты вообще высыпаешься? — и этот туда же.
— Обычно да. Вчера только не мог заснуть, сам не знаю, почему. Все в порядке.
— Я обещал твоему отцу, что ты не пожалеешь о переходе в мою компанию. Надеюсь, что сдержу свое обещание
— Вы…знаете? — интересно, есть ли кто-то, кто не знает, что Давид — мой отец? Зачем тогда ему вообще нужна была эта идиотская конспирация?
— Может, вначале он и скрывал это…по каким-то своим мотивам. Но уже давно не делает из этого тайны.
— Я рад… надоело врать.
Эран отодвинул от себя тарелку.
— Давид поставил тебя в довольно-таки неприятную ситуацию, знаю. Но он очень хочет, чтобы ты добился успеха на своем поприще.
— Я сам хочу…сделаю все, что смогу.
— Иногда мне кажется, что ты не веришь в то, что говоришь — он не смотрел на меня, рассеянно кроша кусок хлеба.
Мне стало совестно. Он был прав — чем дальше, тем меньше я понимал, зачем вообще продолжаю работать на этом месте.
Укреплять дома. Тратить половину жизненного времени на проекты, которые вряд ли успеют воплотиться не только на бумаге. А если учесть, что времени оставалось катастрофически мало…
Я осознавал, что работаю по инерции. Пока что для мотивации мне хватало любви к своей профессии, нужды в деньгах, и…чего греха таить, чувств к Рае. Но насколько этого хватит? Пожалуй, только финансовый вопрос сможет удерживать меня здесь достаточно долго.
— Верю. Просто сложный период — ответил я после короткой паузы.
— Возьми пару дней отпуска, я разрешаю, да и график позволяет. Поезжай куда-нибудь. Да хоть в Германию. У вас же там сейчас предпраздничная атмосфера, рождество и елки с Санта-Клаусом?
— Если встреча пройдет успешно — возьму.
— А если провалится — то возьмешь тем более. Мне не нужна развалина вместо инженера.
Я промолчал. Спорить с боссом — себе дороже. Так что я просто закончил этот разговор, поднявшись первым из-за стола.
После обеда ко мне зашла Рая. Она была раздражена, кинула телефон на стол, и сразу же принялась за работу.
Я ее не расспрашивал. Захочет — сама скажет.
Добив все, что мы наметили по плану на день, она слегка расслабилась.
— Хорошо поработали сегодня. Если бы ещё не некоторые…
— Эран? — сочувственно спросил я.
— А при чем тут Эран? — она удивилась.
— Да давит с этим проектом. На тебя, наверное, ещё сильнее.
— Пффф. Серьезно думаешь, что я буду беспокоиться из-за такой фигни? Мы с тобой прекрасно продвигаемся. Это ты паникуешь по мелочам. Нет, я бешусь из-за Орена.
— Он пристает? — кажется, теперь я тоже начал злиться. Ревность…как часто я стал ощущать ее в последнее время.
— Даже не знаю, что сказать. Пристает, но непонятно, кого он пытается этим зацепить — меня или тебя.
Я подумал, что ситуация с Альператом складывается совсем уже нездоровая. Факт, что в компании есть сотрудник, которому негласно разрешается домогательство коллег без угрозы увольнения, меня не радовал. Я понимал, что Орен как инженер стоит меня, Раи и ещё половины наших коллег вместе взятых. Но легче от этого не становилось.
— Поговорить с ним?
— Мне кажется, он как раз на это и рассчитывает. Лучше я поговорю с Эраном. Чует мое сердце, что боссу нужен только повод, чтобы наконец-то избавиться от Альперата.
— Думаешь, уволит? — с сомнением спросил я.
— Надеюсь. Давай лучше перестанем языками молоть, и подготовимся к встрече, а, Вайцман?
— Извини — я спохватился.
Рая рассмеялась.
— Никогда ты не станешь израильтянином, Янон. Наверное, потому мы с тобой и сработались.
Я невольно улыбнулся. Да уж…сработались. Вспомнил ее утреннюю выходку, и почувствовал, как опять электризуется мое тело, остро реагируя на ее соседство. Я становлюсь натуралом? Нет, бред.
Просто влюбился в нее, как последний идиот.
Встреча в четверг прошла ни хорошо ни плохо — средне. Мы с заказчиком составили длинный список поправок, бурно поспорили из-за пары деталей, насчёт которых ни я, ни они не хотели уступать. Но в целом худо-бедно пришли к консенсусу, и на этом разошлись.
После встречи я, как мы и договаривались с Данцигером, выключил экран компьютера, и покинул свой кабинет на долгие пять дней.
Отдыхать. Если бы ещё вспомнить, как это делается.
========== Глава 10 ==========
Глава 10
Все время, отпущенное мне на отдых, я спал, ел, гулял по Иерусалиму и его окрестностям. Пару раз мне звонил Лерер. Оба раза я не брал трубку, позже посылая сообщение «ничего нет».
Возможно, меня должно было подавлять это неожиданное «молчание» своего тела — ведь каждый новый день приближал меня к угрозе, высказанной Авшаломом. Но меня так радовало ощущение, когда ничего не чесалось, не кололось, не жгло… ещё день без этой дряни — ну и ладно.
Лерер же становится все более подавленным и раздражённым. Непонятно было, что его пугает больше — угроза всемирного уничтожения, или же страх, что его отец убил себя понапрасну. Чаще всего мне казалось, что второе.
Когда отпуск закончился, я вернулся на работу.
Вроде бы меня не было всего пару дней — а ощущение было таким, словно прошла целая вечность. Мне с трудом привыкалось сидеть за рабочим столом, проект зашёл в тупик. А самое неприятное — что и мои чувства к Рае куда-то пропали. Ее близость уже не волновала, да и она сама, почувствовав мое охлаждение, не пыталась даже коснуться меня, что раньше делала довольно часто.
Я не удивлялся этой перемене. Меня охватило какое-то оцепенелое равнодушие: пять дней отдыха не разгрузили меня, а наоборот — чрезмерно расслабили. И ещё — я окончательно понял, что зря трачу свое время на непонятно что. Чем я занимаюсь? Зачем сижу в этом тесном кабинете, вместо того, чтобы сделать хоть что-то, о чем мечтал всю жизнь? Стадия отрицания была позади, и жить как прежде стало невозможно. Время текло сквозь пальцы, я смутно понимал, что меня ждут большие перемены.
Вскоре Эран перестал делать вид, что ничего не замечает, и вызвал меня к себе.
— Янон, ты вообще хочешь работать в этой компании? — сказал он прямо.
— Месяц назад я сказал бы — да. — я решил тоже быть откровенным, насколько это было возможно.
— Что же изменилось за месяц? — спросил он — это потому, что я перестал давать тебе интересные проекты? Или что-то личное?
— И то и другое. И ещё кое-что, не касающееся работы.
— И что ты предлагаешь? Если я переведу тебя в отдел с интересными проектами и без присутствия этих двоих сексманьяков, ты гарантируешь мне то же качество работы, что и раньше?
— Вряд ли.
Он приподнял бровь.
— Вот даже как.
— Мне нужно… — я замолчал. Уже знал, чего хочу, но страшно было говорить это самому.
— Ты хочешь уволиться? — он облегчил мою задачу.
— Да — выдохнул я.
— А твой отец?
— Переживет.
Эран помолчал.
— Что это, Янон? Кризис среднего возраста? Осенняя депрессия? — спросил он.
— Не знаю.
— Тебе не жаль своей карьеры? Ты ведь очень хороший инженер.
— Жаль. Но работать я больше не могу.
— А что будешь делать?
— Поеду куда-нибудь — уклончиво ответил я.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь — вздохнул он — единственное, чем я могу тебе помочь — оставить место за тобой на три месяца. Но не дольше.
— Спасибо. Звучит прекрасно, но если это принесет вам неудобства — лучше приведите кого-то нового вместо меня.
— Тяжело тебе будет, Вайцман — сказал он серьезно — слишком не по-местному себя ведёшь.
Я промолчал. Это мне говорили здесь всегда — и в юности, и сейчас.
Я пообещал Данцигеру отработать ещё две недели, хотя сейчас это казалось мне чем-то невозможным. Отдых манил, и ждать было почти нестерпимо. Но проект следовало закончить, или хотя бы немного продвинуть вперед и ввести кого-то другого в курс дел перед уходом. Уходить на полуслове значило бы окончательно испортить отношения со всеми в компании.
Рая, узнав о моем решении, остолбенела.
— Это из-за меня?
— Нет. Мне просто нужен перерыв.
— Не может быть, что это «просто». Особенно в свете последних событий. Это мы с Ореном, да?
— Нет же — я мягко коснулся ее руки. Раньше меня пронзало током от ощущения ее кожи под моими пальцами. Сейчас — ничего.
— Ты ведь… Янон, ты здоров? — в глазах ее появился страх. Страх за меня. Неужели она на самом деле обо мне тревожится? Это было…приятно.
— Здоров — утешил я ее. И подумал, что в некотором роде и в самом деле веду себя, как смертельный больной. Что было довольно-таки эгоистично с моей стороны — потому что, по сути, мы все сейчас такими являлись.
— Точно?
— Точно. У меня не рак, не СПИД, я просто хочу сделать перерыв. Считай, что я заболел кризисом среднего возраста.
— Звони мне когда захочешь — сказала она тихо — пожалуйста. Я хочу, чтобы мы остались друзьями, даже если ты уйдешь насовсем.
— Буду звонить — ответил я, но не был уверен, что сдержу обещание.
Орен отреагировал на новости в своем стиле.
— Ну что, быстро ты спекся — услышал я знакомый смешок, и оторвался от экрана.
— Не отрицаю — я откинулся на спинку кресла.
— Не буду спрашивать, что случилось. Наверное, тебя уже допекли этим вопросом.
— Есть такое.
— Жаль. Ты хорош. Был.
— И мне немного жаль…
— На что собираешься жить?
Он был первый, кто мне задал этот вопрос. Хотя всем наверняка это приходило в голову.
— Успел кое-что отложить на черный день. Может, буду подрабатывать… там и сям.
— Куда ты едешь, хотя бы намекнешь? Неужели возвращаешься обратно в Германию?
— Нет, я остаюсь здесь. Пока не знаю, где. Решу через пару дней.
Я врал. Я уже давно знал — ещё когда продумывал, как буду скрываться от Лерера. Но тогда это было планом бегства, а теперь стало чем-то вроде идеи фикс.
Уехать в Эйлат*.
(*Самый южный курортный город Израиля, на берегу Красного моря)
Ещё в ранней молодости, приезжая в этот город, я удивлялся видам потрепанных палаток, хаотично расположенных на диких эйлатских пляжах. Было такое ощущение, что они стоят не первый день и даже не первый месяц. Кто в них жил — туристы, хиппи, местные бомжи — я не знал, да и это было неважно. Теперь я собирался стать одним из них, кем бы они ни были.
Сдать квартиру, закрыть все дела в холодном и ветреном Иерусалиме, загрузить в машину тяжелый рюкзак и палатку, купленную со вторых рук. Ничего меня больше здесь не держало.
И вот, через несколько суматошных дней и ещё пять часов дороги — я в мягком зимнем тепле самого южного города страны.
Не могу сказать, что эта авантюра меня не пугала. Пугала, и ещё как. Но впервые за несколько месяцев мне вдруг стало очень спокойно. Словно наконец перестала тикать часовая бомба у меня в голове.
Первые несколько дней я гулял. Бродил по городу, по пляжу. Плавал, хоть вода была довольно-таки прохладной. В этом году я ещё ни разу не был на море, так хоть наплаваюсь вдоволь.
Первое время я ни с кем не знакомился. Эйлат не зря называют «городом греха», но я держался подальше от клубов и баров, по одной простой причине — лишних денег, как и источника дохода, у меня не было.
Пару раз меня пытались снять, и соблазн был велик — одиночество за последние полгода становилось все более нестерпимым. Но я сдерживался. Наверное потому, что подкаты были грубыми и пошлыми. Никому не хотелось утруждаться — здесь все давалось в руки слишком легко. Не ты, так другой.
Тем не менее, надолго соблюдать целибат меня не хватило, и через недели две я обнаружил, что стою в темном переулке возле ирландского паба, а какой-то бородач с увлечением делает мне минет.
Он был одет обычно, в майку и джинсы, но что-то подсказывало мне, что передо мной — один из тех ультраортодоксов, которые ревностно соблюдают все шестьсот тринадцать заповедей везде — кроме этого города. Сюда они приезжают и отрываются по полной; только здесь они могут быть самими собой. Или даже лучше — теми, кем хотят быть.
Я закрыл глаза и представил, что это Лерер; сам не знаю, почему я вспомнил о нем. Наверное потому, что он уж точно не стоял бы передо мной на коленях и не сосал бы мой член. Это была такая маленькая внутренняя месть — за его правильность и занудство. И за то, что из-за него я сейчас живу в палатке на берегу Красного моря.
Я понимал, что слишком много выпил. Наверное, отец сказал бы сейчас что-то вроде: «ты катишься по наклонной». Но мне нравилось мое состояние. Никогда в жизни я не жил так — не думая о завтрашнем дне. Всегда было, чем заняться: сначала это была школа, потом армия. Потом — короткая передышка, во время которой я все равно не бездельничал, а подрабатывал и готовился к университету. Учеба, работа. Все как у всех.
И даже скорый конец не сразу согнал меня с этого беличьего колеса, к которому я так привык.
Наверное, мне следовало бы наслаждаться жизнью с бо́льшим размахом. Но я сдерживал себя, словно наказывая за что-то. Наверное за то, что знал, чем все закончится — и ничего не делал, чтобы как-то спасти этот мир.
Иногда я думал о самоубийстве. Если убью себя — исчезнет ли красная кнопка внутри меня? Или же все просто закончится ещё раньше, чем запланировано? Зачем тогда рисковать?
А если честно — я не хотел умирать, пусть даже за все человечество. Все-таки я не был Христом.
А вот Лереру-сыну наверняка вздумалось бы решить проблему таким тривиальным путем. Или нет? Станет ли он убивать ни в чем не повинного человека, если всё-таки поверит мне?
Мне захотелось курить, как и всегда, когда я думал об Авшаломе. Как собаку Павлова, он подсадил меня на сигареты и на себя. Чертов дос.
Я схватил бородатого за затылок, и в несколько движений завершил наш кратковременный контакт.
Он сплюнул, поднялся, растирая затекшие ноги.