— Это для… личной безопасности, — смущенно сказал Герти, не забывая глядеть по сторонам, — Раз уж я иду по следу Бангорской Гиены, не хотелось бы встретить ее безоружным.
Муан немного напрягся, даже мышцы шеи затвердели.
— Э, постойте-ка, мистра, мы что, на охоту идем? Мы мне ни о чем таком не говорили!
— Ты провожаешь меня домой, — отозвался Герти, — Но, видишь ли, у Гиены на этот счет может быть свое мнение. Так что лучше не терять бдительности и держать оружие наготове.
— Думаете, на вас?.. — Муан даже понизил голос, — Понимаю, мистра. Ведь все жертвы мужчинами были…
— Мало, что ли, мужчин на улицах? — грубовато поинтересовался Герти, вжимая голову в плечи.
— Так ведь вы сами говорили, Гиена только молодых жрет. Кому двадцать с небольшим…
Герти ощутил, как пульсирует что-то в желудке.
— Многие говорят, я выгляжу гораздо старше своих лет, — произнес он с достоинством.
— И еще говорили, она тощих предпочитает. А вы, уж извините, мистра, в плане фигуры не это…
— Хватит! — приказал Герти, чувствуя нарастающую слабость в ногах, заставляющую его спотыкаться на ровном тротуаре, — Я вовсе не считаю, что он выберет именно меня. Это всего лишь разумная предосторожность на тот случай, если наши дороги пересекутся.
Муан понимающе кивнул.
— На такой случай, мистра, вам бы стоило вооружиться чем-то поосновательнее, чем этот прутик.
— Уже вооружился, — шепотом сказал Герти, — У меня в кармане пиджака револьвер. И автоматический пистолет на поясе. А на щиколотке имеется еще и дерринжер[142] в потайной кобуре. Смею заверить, если Бангорская Гиена и выберет меня, ее ждет самый неприятный сюрприз в ее жизни!
— Вы хорошо подготовились, мистра. Возможно, вам пригодится еще копье?
— Копье? — Герти беспокойно шевельнул головой, — Какое копье?
— Такое, знаете, большое копье, — невозмутимо заметил Муан, — В нашем племени такие в ходу для охоты на тигров. Должно сгодиться и для гиены.
Герти не смог понять, было ли это сарказмом. Лицо Муана, напоминавшее грозную маску какого-нибудь недружелюбного полинезийского бога, всегда сохраняло полнейшую бесстрастность, однако за этой бесстрастностью, Герти готов был поклясться, часто проскакивает нечто саркастичное и живое, совсем не свойственное дикарю.
— Пожалуй, мне хватит того, что при мне, — подумав, сказал он, — Кроме того, с копьем я буду неловко себя чувствовать в омнибусе или в театре. Чего доброго, придется сдавать его в гардероб… Нет, благодарю, моего арсенала хватит с избытком даже на небольшую войну.
— Конечно, мистра. Как скажете, мистра.
Герти и сам в это верил, пока ему не довелось пройтись пару миль пешком. После этого ощущение собственной защищенности несколько потускнело, как тускнеет патентованная тарелка из нержавеющей стали, сохраняющая блеск пятьдесят лет, через два дня после покупки. Рассредоточенное по всему телу оружие уже не казалось ему столь надежной защитой. К тому же, он слишком поздно понял, что ношение всего этого сопряжено с некоторыми анатомическими неудобствами.
Автоматический пистолет новейшей американской системы, который ему присоветовал продавец, оказался тяжеленным куском стали, оттягивающим ремень, причем тяжесть эта очень быстро стала из тяжести успокаивающей тяжестью раздражающей и стесняющей. Револьвер болтался в кармане, то и дело чувствительно ударяя его по бедру и оттопыривая пиджак. Трость отягощала руку. Потайная кобура с дерринжером, укрепленная на правой голени, казалась удобной ровно первые четверть мили, после чего впилась в ногу так крепко, что Герти поневоле ощущал себя беглым рабом с сахарных плантаций, на ноге которого болтаются кандалы.
Пришлось смириться с мыслью, что наличие оружия ровным счетом никак не гарантирует душевного спокойствия, даже напротив. Он не чувствовал себе спокойнее со взведенным оружием в кармане. Стоило лишь придти сумеркам, как душа тревожно заныла, а тело покрылось липкой пленочкой пота.
Гиена вышла на охоту. Может, она сейчас рыщет на другом конце города. А может, идет в эту минуту в двух шагах от него, с наслаждением вдыхая липкий от адреналина запах его пота.
Делая вид, что беззаботно разглядывает темнеющий город, Герти пристально вглядывался в лица прохожих. С наступлением вечера их сделалось особенно много в Майринке. Уставшие клерки в помятых костюмах недорогой ткани вяло курили, обсуждая какие-то векселя. Полная дама в старомодном платье несла пакет с пирожными от бакалейщика. Седой кэбмэн однообразно ругался, колотя ногой по жестяному боку своей паровой повозки. Фальшивый ветеран персидской войны[143] клянчил пенни на лекарство, распространяя вокруг себя стойкий аромат дешевого джина. Мальчишка, судя по одежде, подмастерье из Коппертауна, забыв обо всем, возился со щенком и дергал его за хвост. Помятый автоматон тщетно ждал желающих сыграть в «три стакана», неподвижно сидя в переулке. Его прохудившееся тело было сплошь исписано мелом, причем преобладали ругательства на маорийском языке.
Любой из них мог быть Гиеной. Любой из них мог сжимать в кармане нож. Если Гиена столь хитра, что способна водить за нос Канцелярских крыс, ей ничего не стоит обмануть и случайного наблюдателя. Она коварна, она сильна, она скрывается в тени до последней секунды, прежде, чем нанести удар.
Быть может, Гиена сейчас наблюдает за ним Уинтерблоссома в отражении галантерейной витрины, приняв облик молоденькой девушки в легком платье. Одета не по погоде, и лицо как будто странное… Или приглашает его на лекцию о новых лекарственных каплях Бойля («Новое индийское средство, господа! Немедленный эффект! Английский патент!»), примерив фальшивую шкуру неряшливого седого старика. Акцент у него нездешний, а седину подделать и дурак сейчас способен… А может, Бангорская Гиена это статный констебль, торопливо жующий сдобную булку на углу. То-то глаза у него холодные, зыркающие…
Короткая прогулка по городу вымотала Герти так сильно, словно он прошагал сотню миль по непролазным южноамериканским джунглям в обществе подполковника Фоссета[144]. Ощущение постойной опасности вытягивало силы удивительно быстро, а неизвестность лишала душевного равновесия, заставляя тело то и дело вздрагивать и резко крутить головой.
Еще несколько дней назад он надеялся, что крысы мистера Шарпера никогда не нападут на след и был готов даже саботировать расследование Канцелярии. Или, того лучше, опередить их всех, чтобы первым выйти на убийцу и вывести его на чистую воду. Это было до знакомства с таинственной папкой, полной машинописных листов и фотографий. Особенно фотографий. От одного их вида его пробирало до самого затылка колючей дрожью. На этих фотографиях кто-то кропотливо фиксировал пиршественные столы Бангорской Гиены и остатки ее яств, разбросанные по мостовой. Они были непохожи друг на друга, хоть и одинаково омерзительны.
Роднила их единственная общая деталь, с неумолимым постоянством обнаружившаяся на всех фотокарточках. Прямоугольник белой бумаги, неизменно лежащий среди алых клякс. Иногда он обнаруживался в зубах скальпированного черепа, сжатый предсмертной судорогой. Иногда элегантно торчал из надреза в теле.
Всегда один и тот же прямоугольник с отпечатанной надписью «Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом».
Герти захотелось дать самому себе чувствительную затрещину. Он потерял столько времени в погоне за «делом Уинтерблоссома», отчего-то полагая, что убийца сам шлепнется ему в ладонь, как перезревшее яблоко. И достаточно будет предъявить его в Канцелярии, чтобы мгновенно очистить свое имя. Наивная, смешная простота.
Крысы Канцелярии безостановочно перекапывают весь город в попытке найти таинственного мистера Уинтерблоссома. Прямо сейчас они проникают на самое дно, в удушливые страшные притоны Скрэпси и трущобы Шипси, они патрулируют порт, подобно часовым, они вынюхивают и высматривают все, что может нести отпечаток Гиены, эти настороженные и внимательные хвостатые твари с пастями, полными острейших зубов… Но даже они не могут похвастаться каким бы то ни было успехом. Так каков шанс у него опередить их?
«У меня есть кое-что, чего нет у них, — напомнил себе Герти, — Может, это не сделает меня фаворитом гонки, но уж какое-то преимущество даст».
В отличие от крыс, он знает, как визитные карточки попали на тела жертв Гиены. Их вытащил у него вместе с бумажником какой-то бродяга, кашляющий черной пылью. Но, если по справедливости, считать ли это значительным преимуществом?.. Герти десятки раз вспоминал этого бродягу, надеясь, что память подскажет что-то, упущенное изначально. Тщетно. Это был самый обычный бродяга, средних лет, перемазанный чем-то, скверно пахнущий и наглый.
«Монетку, сэр! Один медный пенни! Кхэ-э-э-х…»
Герти помнил лишь, что кожа бродяги была необычайно горяча, как будто бедняга болел какой-нибудь южной лихорадкой и находился в жару. И эта черная копоть, вылетавшая из его рта… Какая-нибудь форма тропической болезни? Или просто мелкая угольная крошка? Но кому придет в голову грызть уголь?..
Герти не раз и не два пытался восстановить цепь событий, цепляя к ней различные звенья, но всякий раз эти звенья не подходили друг другу и болтались, досаждая ему фальшивым звоном. Бродяга ловко вытащил у Герти бумажник, когда тот ехал на парокэбе. Это выдает в нем опытного карманника, но убийцу ли?.. Не всякий, способный стащить денег, готов на то, что продемонстрировала Бангорская Гиена. Совсем не всякий.
Скорее всего, бродяга не имеет никакого отношения к этим убийствам. Он стал лишь орудием судьбы, невольно вплетенным в историю. Допустим, он вытащил бумажник из чужого сюртука и… И сделался обладателем изрядной суммы денег вкупе с чужими документами и визитными карточками. Деньги он, разумеется, спустил. На рыбу или на виски или на что-нибудь еще из того, чем себя балуют бродяги. Но какая судьба постигла все прочее? Документы, допустим, он просто вышвырнул в море. Ни к чему компрометировать себя. А визитные карточки?.. Зачем он их сохранил и для какой цели?
Герти тщетно морщил лоб, стараясь держаться поближе к невозмутимому Муану, перед которым толпа расходилась сама собой.
Все можно объяснить и проще. К примеру, удачливый бродяга сунулся прямо с бумажником в какой-нибудь рыбный притон, выпить свежей ухи на заработанные деньги. Ловкость рук не всегда соседствует с ловкостью мысли. Там он имел неосторожность опрометчиво засветить свою добычу перед лицом местной публики. А уж какая публика обычно околачивается в рыбных притонах, Герти знал очень хорошо. Позволял опыт.
Далее сотворенная Герти логическая цепочка уходила в темную воду и уже совершенно не просматривалась. Бумажник вместе с содержимым мог достаться любому. Проследить его судьбу не смогла бы самая зоркая и хитрая крыса. Он мог несколько раз поменять хозяев, кочуя от одного подонка к другому и обратно. До тех пор, пока каким-то образом не очутился в лапах Бангорской Гиены… Так же известной в данный момент как Гилберт Н. Уинтерблоссом.
«Постойте! — Герти чуть не хлопнул себя по лбу, весьма удивив бы этим, должно быть, прохожих, — Есть одна деталь, которую я позабыл вставить в это уравнение. Первое убийство!»
Звено оказалось столь странным, что сразу даже не сообразить, куда его вставлять. Но это, без сомнения, было очень важное звено.
Бангорская Гиена впервые отведала крови в тот самый день, когда Герти ступил ногой на трижды проклятую мостовую Нового Бангора. Мало того, если сопоставить факты, выйдет, что произошло это в течение часа или двух с момента утери бумажника. Когда Герти имел разговор с секретарем Шарпером, крысы как раз обнаружили первое тело с визиткой Уинтерблоссома.
«Что же это получается, господа? — размышлял Герти, — Получается, что Гиена совершила свое первое убийство почти сразу же после кражи документов. В считанные часы или даже минуты. Возможно ли? Ладно, признаем, возможно. И уже случилось. Но как, черт побери?..»
Вариантов было ровно два, и оба они казались Герти чрезвычайно странными. Вариант первый: украв бумажник мистера Уинтерблоссома, кашляющий бродяга почти сразу же передал его убийце-психопату, а тот в свою очередь мгновенно заявил о себе громким дебютом. Даже не дожидаясь ночи. Хотя, может, привычка орудовать по ночам возникла у него лишь позже?.. Глупо. Немыслимо. Нелогично.
Вариант два: украв бумажник мистера Уинтерблоссома, кашляющий бродяга… отправился в город и сам кого-то убил, мгновенно преодолев в своей карьере расстояние от вора до убийцы. Это уж подавно ни в какие ворота. Никто не станет менять пару лет каторжных работ на верную висельную петлю! Таких дураков не водится даже среди конченных рыбоедов. Человек, укравший бумажник и мгновенно разбогатевший, может наделать много разных глупостей, но чтоб пойти на подобный кровавый ритуал…
Герти уныло приложил ладонь к собственному лбу. Если ему придется еще несколько дней размышлять подобным образом, дело кончится какой-нибудь мозговой горячкой. Что ж, умственная слабость, тоже вариант. Первым делом возникает ужасный жар, а потом уже жертва творит сама не понимая что и зачем. Нет, должен быть и третий вариант. Думай, Уинтерблоссом. Думай, пока тебя не размолотило меж жерновов. Стая голодных крыс Канцелярии или бродящая где-то в городе Гиена. Хорошенькая альтернатива. Не сразу и разберешь, в какую сторону повернуться…
— …мистра!
— А? Что? — Герти встрепенулся, только сейчас сообразив, что они с Муаном больше не идут.
— Домой пришли, мистра, — коротко сказал полли, протягивая ему трость, — Живете вы тут.
Они и верно стояли у подъезда того самого здания, в котором Герти снимал апартаменты. И которое, забывшись, в самом деле именовал иногда домом.
— Ах, домой… — Герти нашел в себе силы беспечно улыбнуться, как и полагается после легкой вечерней прогулки, — Как быстро летит дорога! Я и не заметил.
Он испытал невыразимое облегчение. Ночь утратила свои права на него.
Еще недавно пугающая и зловещая, она быстро станет уютной и мягкой в обрамлении оконного стекла. Бангорская Гиена смертельно опасна и дерзка, но она никогда не вторгалась в дома своих жертв, предпочитая караулить их на улице. Четыре стены даровали Герти нечто большее, чем иллюзию дома. Они даровали безопасность.
Герти поймал себя на том, что, оказавшись на пороге дома, мигом обрел душевную уверенность, прежде было полностью его покинувшую.
Он даже не будет более думать о Гиене, чтоб не провоцировать мигрень. Как не будет думать и о Канцелярии с ее крысами. Или собственном будущем. Он посвятит вечер совсем иным вещам. Скромный, но сытный холостяцкий ужин, хорошо прожаренный бифштекс, несколько бокалов крепкого хереса, какая-нибудь легкая, не будоражащая воображение, книга перед сном…
— Доброй ночи, Муан, — Герти улыбнулся своему спутнику, — Что ж, спасибо за компанию. Ты свободен на сегодня.
— И вам паи-по, мистра, — козырнул тот. Неторопливо повернувшись, он зашагал прочь, негромко насвистывая под нос какой-то причудливый для европейского уха полинезийский мотив.
Отпустив референта, Герти шагнул к двери и поморщился. Чувствительное обоняние сообщило ему то, что невозможно было разглядеть в силу скупости наружного освещения. А именно наличие помоев на тротуаре возле самой двери. Помои эти, как доподлинно было известно Герти, возникли там не сами собой. Их высыпала пожилая леди, жившая на первом этаже. Всей душой обожавшая кошек, но лишенная возможности держать животное дома в силу соглашения с домовладельцем, она ежедневно выливала под дверь ведерко мутной жижи. Этим вонючим варевом, похоже, не соблазнился до сих пор ни один кот со всего Нового Бангора, но это отнюдь не уменьшало энтузиазма любительницы котов.
«Когда-нибудь я вступлю в эту дрянь, — брезгливо подумал Герти, поворачивая ключ в замке, — И погублю ботинок. Надо поговорить с хозяином, чтоб прекратить это безобразие…»
Разминувшись со зловонной лужей, он уже переступил было порог дома, когда услышал сзади торопливые шаги. Должно быть, спешит кто-то из жильцов верхних этажей, позабывший свой ключ.
— Уинтерблоссом? Мистер Уинтерблоссом?