Иштван замер. Внутри у него всё сжалось в тугой комок. Салуза-Секундус, радиоактивная планета-тюрьма, с которой ещё никто не вернулся! Он наслушался о ней историй ещё в детстве. Поговаривали, что при старой Империи там была столица, пока её не сожгли атомным оружием, уничтожившим разумную жизнь. Заново колонизированная заключёнными, она превратилась в проклятие, гнойную язву человечества, населённую разлагающимися заживо радиоактивными уродами. Говорили, что попасть туда - хуже, чем умереть, потому что смерть приходит мгновенно, а на Салузе Секундус медленная смерть называется жизнью. Говорили, что оттуда ещё никто не вернулся, хотя ежегодно тысячи обитаемых миров отправляли туда миллионы осуждённых на разные, иногда почти символические, сроки исправительных работ. Кто-то говорил, что рано или поздно Салузу Секундус очистят от радиоактивного шлака и что Старая Империя восстановится. Но тут же добавляли: что было, то прошло, и адские муки на Салузе Секундус длятся вечность.
Иштвану сделалось дурно. Тут неожиданно отказала система искусственной гравитации, уже второй раз за день. Он почувствовал, что становится лёгким, невесомым. В то время как сокамерники ухватились покрепче за поручни коек, он легкомысленно позволил своему телу взмыть в воздух. Избегая встречи с осветительным плафоном над головой, он сделал неловкое движение - и начал заваливаться на спину. Барахтаясь в воздухе, он повис вверх ногами, безуспешно пытась дотянуться до койки. Тут его, наконец, вывернуло.
На факультете естественных наук он наблюдал эксперименты с невесомостью при помощи генераторов поля, и знал, что вода в невесомости превращается в плавающие пузыри, но никогда не представлял себе, как может выглядеть блевотина в невесомости. Разделившись на несколько крупных и множество мелких капель, содержимое его желудка поплыло по камере.
Первым вскочил и схватил Иштвана за рукав Далотц, чьё лицо исказило яростью. К нему присоединились два остальных сокамерника. Иштван защищался, но безуспешно - его начали бить, жестоко и методично. Вдруг восстановилась искусственная гравитация. Все упали на пол, кто-то жалобно вскрикнул. С приглушенными шлепками упали капли крови и блевотины.Иштван успел ударить вслепую несколько раз, уже достаточно слабо, прежде чем все трое снова на него навалились и продолжили избиение.
Иштван начал терять сознание, когда дверь камеры открылась. Ворвалась охрана, применяя электрошоковые дубинки. Один раз ткнули и Иштвана. Острая боль внезапно пронзила всё тело, заставив выгнуться дугой. Казалось, будто его ножом ударили в сердце.
Вспышка потухла так же внезапно, как и ожгла. Иштвана снова стошнило.
- В чём дело? -рявкнул сержант. - Кто затеял драку?
Далотц и его товарищи молчали, а Иштван и слова не мог сказать, обливаясь слезами и кровью. На него накатил очередной приступ рвоты.
- Понятно, - протянул сержант и тоже пнул лежащего на полу Иштвана. - Этого - в одиночку!Ты ! - он ткнул дубинкой в грудь Далотцу. Тот вскрикнул от электрического удара и отпрянул.
- Уберёшь тут всё !
Остаток пересылки Иштван провёл в одиночке, небольшой камере два на два метра, снабжённой умывальником и писсуаром.
Он точно не знал, сколько прошло времени. Единственное, что его утешало, это то, что время идёт. Из курса общего права он помнил, что отбытие наказания начинается с момента оглашения приговора, а засчитывается с момента заключения под стражу. Вероятно, прошло уже не менее месяца, в общей сумме.
Порой ему казалось, что он сойдёт с ума. Он сидел, уставившись в белую пластиковую стену, испещрённую похабными надписями и рисунками, говорил сам с собой о причинах, по которым влип в такую историю, справлял нужду по потребности и принимал пищу по расписанию. Когда ему не сиделось на месте, он делал гимнастику, упражняясь в ударах по воображаемому Далотцу. Кормили трижды в сутки, и сделанные на стене царапины свидетельствовали, что обед давали уже двадцать один раз.
Наконец его вывели в коридор и повели. Иштван подозревал, что причалил хайлайнер Гильдии, посещающий планету Гинац каждый стандартный год. Его передали с рук на руки какому-то тюремщику, тут же одевшему на него кандалы, который провёл его по таким же коридорам из нержавеющей стали и белоснежного пластика, казавшимся бесконечными. Иштвану даже подумалось, что они ходят кругами, особенно когда его завели в такую же, похожую как две капли воды, камеру площадью два на два метра. То, что надписи и рисунки на стенах были другими, подтвердило его подозрения. Неожиданно он ощутил мягкий толчок, словно тронулся поезд на электромагнитной подушке.
Это действительно хайлайнер Космической Гильдии! И он везёт его на Салузу Секундус, планету с которой ещё никто не вернулся!
Страх и отчаяние овладели Иштваном Груеску, бывшим студентом второго курса социометрического факультета Университета Гинац, осуждённого по статьям 39/7 и 51/1 Кодекса о преступлениях против Империи на три года исправительных работ. Он сел на корточки, прислонившись спиной к стене, обхватил колени руками и захотел расплакаться.
"Говоря о своей роли в Арракисской революции, я вынуждена признать, что не совершила ровным счётом ничего, заслуживающего внимания историка"
Принцесса Ирулан. "В доме моего отца"
Тусклое солнце Кайтэн взошло, повиснув на горизонте. Уже несколько часов его слабые лучи прогревали воды моря Дзёмон. Летняя погода вполне позволяла купание, но принцесса Ирулан, пребывавшая на одном из многочисленных курортов императорской планеты, предпочла прогулку по парку, разбитому невдалеке от прибрежной полосы. Здесь, переместив специфический грунт, растения и даже некоторых животных с ряда планет, удалось совместить самые разнообразные эко-ландшафты: дубовую рощу, пустынный оазис, горячий гейзер, заболоченное озерцо, поросший мхом горный кряж, с вершины которого низвергался водопад, остывший вулкан с Хагала, окружённый кристаллической лавой, переливающейся всеми цветами радуги - и даже небольшой участок непроходимых каладанских джунглей. Каждый эколандшафт обладал своеобразным климатом, поддерживаемым при помощи сложной системы силовых щитов и микроатмосферных генераторов. Участки, обычно неправильной формы, имели площадь в один гектар, под которой выкапывали котлован, заполняемый соответствующим грунтом и индивидуальной дренажной системой; эко-зоны разделяли стенки котлованов из пористого пластика толщиной в три метра, обеспечивающие термо- и гидроизоляцию , присыпанные сверху мелким, как крупа, гравием. По этим гравийным дорожкам и ходили посетители, переходя из одного мира в другой сквозь тонкую завесу полей Хольцмана. Замысел планетарных инженеров, приспособивших Кайтэн к жизни Императорского Дома, достиг здесь художественного совершенства. Регулируемая смена времён года позволяла при необходимости создавать зимние погодные условия, специфичные для каждой из представленных климатических зон в разгар мягкого кайтэнского лета - и наоборот. Покинув парк, можно было вдохнуть солёный ветер, дующий с моря.
Поговаривали, что парк был создан по проекту, утверждённому лично падишах-императором, на средства Великих Домов, претендующих на руку принцесс, особенно Ирулан, а сама она знала наверняка, что это - чистая правда. Парк, прилегающий к небольшой трёхэтажной гостинице, стилизованной под замок, как и всё остальное на планете, принадлежал Дому Корино, но арендовался за умеренную плату одним из Малых Домов, контролирующих туристический бизнес. Кайтэн, хотя и не отличался здоровым климатом или какими-либо по-настоящему курортными зонами, был необычайно популярен среди богатых туристов, стремившихся всеми неправдами завязать связи при дворе. Как говорили, воздух на Кайтэн пахнет специей, а дороги вымощены чистым золотом.
Ирулан, сидевшая в беседке у небольшого родника в таёжном лесу, встала и потянулась, словно кошка. На ней были обтягивающие брюки кремового цвета и тёмно-зелёная спортивная куртка. Ухватившись за ограждение, она лёгким толчком перекинула ноги через голову, легко и привычно опустившись на дорожку. Гибкое молодое тело, тренированное по канонам Бинэ Гессерит, томилось от скуки. Ирулан вдруг захотелось пробежаться по гравию, ощущая сквозь тонкие туфли, каждый камушек, а потом запрыгнуть на дерево и скрестись о него руками, как дикое животное. Ей было знакомо это чувство, всегда приходившие накануне случки. Она подозревала, что время и место переговоров между Домами Берксон и Коррино, при которых ей предстояло присутствовать, отец и Преподобная Мать Гейус Хелен Мохайем, приставленная к нему ясновидящей, избрали с циничной целью "укрепления деловых связей на личном уровне". Молодой тридцатилетний виконт Берксон, писаный красавец, прибывший без супруги, на переговорах, касающихся перепродажи пакета долговых обязательств, вёл себя спокойно и невозмутимо, словно речь действительно шла только о деньгах, но игра эта ни для кого не была секретом. В конечном счёте, в Бинэ Гессерит обучали воспалять самые холодные сердца, а принцесса Ирулан отнюдь не была неумелой послушницей. Виконт Берксон к тому же пользовался репутацией покорного слуги падишах-императора, и все его разговоры о неудобствах, которые может причинить репутации его Дома такая "неожиданная", как он выразился, сделка, были просто реверансами и па в сложном танце со многими участниками, столь популярном при дворе. В конечном итоге кто-то становится ближе к трону, осыпаемый почестями, а кто-то катится вниз по ступеням.
Виконт Берксон приехал отнюдь не за деньгами, которыми его ссужали Харконнены, а за очередным придворным титулом, вероятно, даже должностью хранителя императорской печати. Ирулан, имевшая проверенных людей среди прислуги и дворцовых сардаукаров, уже знала, что речь идёт о перепродаже векселя с рядом условий "по усмотрению кредитора" на сумму в три миллиарда солари, которые Берксон поклялся под честное слово не менять, даже если ему будет угрожать смерть.
Должником по векселю был герцог Лето Атрейдес.
При мысли об Атрейдесах Ирулан фыркнула. Проклятый герцог всё время вёл себя так, будто намеревался бросить вызов Империи. Его высокомерие, соревнующееся с властностью отца, освящённой тысячелетиями справедливого правления Дома Коррино, раздражало сильнейшие Дома Ландсраада. Заигрывая со слабыми, герцог Лето вдруг ловко принимал обличье щедрого и благородного господина, неожиданно меняя в ходе разговора выражение лица на строгое и суровое, словно это он был падишах-императором, вольным так себя вести среди Домов Ландсраада.
Ирулан ударила ладонью по обвисшей ветке пихты, стряхнув с неё капли росы. Заносчивый дурак! Видимо, его время настало. Говорят, карательная операция Атрейдесов в дельте Ралсонга по жестокости превзошла все мыслимые пределы.
Она снова фырнула и подпрыгнула, растянув ноги в сложном прыжковом ударе.
Дом Атрейдесов падёт!
Ирулан перешагнула границу эко-ландшафта "Водопад", с нескрываемым удовольствием вслушиваясь в грохот воды, падающей с высоты четырнадцати метров - ровно столько ей должно было исполниться, когда она заказала отцу этот парк в качестве подарка на день рождения. Она отлично знала все размеры парка, так как сама же его и спроектировала. Парк Кайтэн был уже известен на многих мирах как одно из Чудес Империи. Говорят, Хасимир Фенринг решил возвести в своей резиденции на Арракисе баснословно дорогую по тамошним меркам оранжерею в раболепной попытке подражать Императору.
Ирулан звонко рассмеялась. Отец распорядился подарить угодливому графу ряд наиболее редких растений, произрастающих в её парке, которые передал через...леди Фенринг, уединившись с ней в покоях на несколько часов.
Таковы законы Империи! Граф Фенринг получит награду за верность - возможно, даже титул Смотрителя Сада с баснословной оплатой-чорба, маскирующий обычные для Фенринга деликатные миссии. Виконт Берксон станет Хранителем имперской печати. А Атрейдесы погибнут! Все до единого! Ничтожества!
Она решила искупаться в водопаде, а вечером привести сюда виконта Берксона, загорелого русоволосого атлета с фигурой Аполлона, и уединиться с ним в маленьком гроте за стеной падающей воды. Она будет смотреть в его пустые лживые глаза, слушать сказанные с придыханием слова ласки. Она ответит ему несколькими двусмысленными фразами, намекающими на возможный политический взлёт, произнеся их поставленным грудным голосом - и у них всё произойдёт.
Принцесса решительно скинула туфли и обнажилась, рыбкой нырнув в озеро с небольшого обрыва.
"Душа давно уж умерла, а руки - загрубели,
Сердце забыло страх, поскольку очерствело,
Звезда бриллиантовая украшает китель серый -
Бурсег Шаддам открыл ворота царства Смерти!"
Принцесса Ирулан. Стихотворение "Сардаукар"
Сардаукар-курсант Эндидуш впервые в жизни должен был предстать перед падишах-императором. Он был подготовлен к верноподданной службе монаршей особе с детства и всегда знал, что рано или поздно их встреча должна состояться, и, тем не менее, ощущал странное беспокойство, порой переходящее в страх. Эндидуш родился и большую часть жизни провёл на Кайтэн; он происходил из семьи, долгие века безупречно служившей Империи. Все мужчины в его роду были сардаукарами, и он по праву гордился тем, что наследует гены целой плеяды отличных офицеров, большинство из которых служили в престижном Первом Легионе, постоянно дислоцированном на Кайтэн. Некоторые его родственники, как дядя по материнской линии, ставший баши бригады, дослужились до высоких командных постов, а троюродный прадед Гильгеш даже был членом штата императорской ставки, пусть и в звании капитана, однако на престижной должности виночерпия падишах-императора.
Эндидуш, проходящий обучение на штаб-ментата, был среднего роста, узок в кости и светловолос. Голубые глаза спокойно смотрели с плоского, невыразительного лица с небольшим носом, характерным для уроженцев искусственно кондиционируемых правительственных зон Кайтэн. Он неожиданно подумал, что, быть может, было бы лучше первый раз лицезреть императора на каком-нибудь смотре, чтобы привыкнуть к стрессу, вызываемому присутствием небожителя. Однако получилось как раз наоборот, причём именно так, как он и мечтал в детстве - Эндидушу предстояло рапортовать о спланированной им сверхсложной операции, принесшей Дому Коррино великую победу. Впрочем, нет, не совсем, поправил он себя мысленно, ощутив лёгкий укол страха - операция завершилась тяжким поражением: все повстанцы в дельте Ралсонга, включая и определённое количество сардаукаров, были уничтожены беспрецендентным по жестокости актом применения химического оружия со стороны Атрейдесов. В качестве оправдания он подготовил отчёт, доказывающий, что единственно возможным решением со стороны Атрейдесов считал применение оружия массового поражения, вследствие чего настоял на оснащении всех баз повстанцев воздухоочистительными установками, а также на поставках газовых масок во все патрули - и ста дыхательных аппаратов замкнутого типа для сардаукаров - в рамках сметы операции. Тем не менее, повстанцы были истреблены - и именно с помощью химического оружия.
Такое событие, несомненно, ляжет тёмным пятном на его биографию и не останется неотмеченным в личном деле.
Эндидуш несколько раз вдохнул-выдохнул, надеясь, что дрожь, охватившая руки, пройдёт. Не помогло. Он напряг руки и вытянулся в струнку, словно выполняя команду "Смирно!". Ему стало легче. Мысленно представив перед собой императора, он щёлкнул каблуками и уставился неподвижным взглядом вперёд. При мысли об императоре, стоящем рядом, ему стало тепло и радостно. В ответ на воображаемое приветствие Шаддама IV, курсант Эндидуш вскинул правую руку ладонью вверх: "Шалом!".
Он почувствовал, что снова превращается в сардаукара, солдата армии, покорившей вселенную. Его мышцы налились силой, а мысль заработала чётко и спокойно. Улыбнувшись, он подошёл к шкафу, достав парадный мундир. На нём ещё не было офицерских знаков различия с драгоценными камнями, но двенадцать пуговиц из червонного золота по пол-декаграмма каждая смотрелись бесподобно, сверкая на тщательно вычищенном тёмно-сером сукне кителя. Они были пустотелыми, отчего выглядели достаточно крупными, а в пустоту всегда можно было вмонтировать разные необходимые мелочи. Изображённый на них гордый имперский лев замахивался лапой на воображаемого противника. Эндидуш знал, что у каждого легиона лев изображён чуть по-другому и под иным ракурсом, что позволяло при необходимости отличить подделку.
Он натянул брюки и одел китель. Шесть декаграммов золота, или шестьдесят солари, которые носил в виде пуговиц каждый нижний чин или курсант, имели определённую символическую стоимость: ровно столько стоило на рынке шесть тонн риса-понджи, основной зерновой культуры Империи, производимой аграрными Домами. Приблизительно столько риса потреблял за свою жизнь среднестатистический пеон, и такой была установленная имперским правом цена выкупа за убийство пеона представителем высших каст. Одевая мундир, рядовой сардаукар продавал свою жизнь императору. Одновременно он получал право убивать пеонов, за одного из которых мог рассчитаться с местными властями самостоятельно - если те были безумны настолько, чтобы принимать в оплату форменные пуговицы. В большинстве случаев, если убийство было результатом поощряемой агрессии со стороны сардаукаров, взятый в залог мундир выкупался за счёт имперской казны, а провинившийся солдат лишался права участия в смотрах и иных мероприятиях, требующих ношения парадного мундира, сроком на один год.