— Что же? — теперь старуха смотрела на меня с любопытством и жадностью. Она даже облизнула губы, выдавая нетерпение.
— Я думаю, это был серп. Анна-Ми имела в виду жатву, которую начал граф Лагар.
— Наконец-то вы поняли, — она произнесла это с таким торжеством и злорадством, что я только стиснула зубы, удерживая резкие слова. — Я ведь предупреждала вас, предупреждала… — «бабушка» казалась необыкновенно довольной. — Но вы не слушали. И она тоже не слушала, за что и поплатилась.
— Если вам есть, что сказать, то говорите, — сказала я, стараясь говорить помягче. Хотя так и подмывало схватить бабку за шкирку и вытрясти правду.
— Конечно, мне есть, что сказать, — опять захихикала она, — но вы не напирайте на меня, деточка, не напирайте. Я — старая и больная женщина, если вы испугаете меня, могу что-то и подзабыть.
Так я и поверила этой старой солонке! Но пришлось улыбнуться и попросить:
— Будьте добры, бабушка, расскажите, что знаете.
— Вы мне нравитесь больше, чем мои другие внучки, — милостиво изрекла старуха. — Вы разумны, дитя мое. А теперь слушайте очень внимательно. Первый граф Лагар был дурным человеком. Дурным и жадным. Он желал всего — власти, богатств, женщин, но понимал, что жизнь быстротечна, а силы человека — ничто. А ему хотелось наслаждаться жизнью вечно. Поэтому первый Лагар отправился туда, где зародилось колдовство, где жили люди, которые не считали колдовство грехом, как наши священники, и хранили древние тайны. Он отправился в Египет, дорогая, и там заключил договор с Дуамутефом, владыкой…
— Подземного мира, — поторопила я её. — Я помню это, бабушка. Рассказывайте дальше.
— Что вы всё спешите? — недовольно покачала она головой. — Вы слушаете меня, но не понимаете сути. Дуамутеф всегда изображался с волчьей головой, он был царем подземного мира, где обитают мертвые. Не слушайте церковников, которые говорят, что наши души бессмертны и попадут на небеса, если мы будем вести себя, как безмозглые овечки. Наши душа и тело неразлучны. Древние понимали это, поэтому заботились о теле, а не о невидимой душе. Своим покойникам они вынимали мозги, сердце, печень и желудок, и раскладывали их по сосудам, маринуя определенным образом, чтобы плоть не разложилась.
Старуху понесло не в ту сторону, но я слушала, не перебивая, хотя мне были омерзительны ее рассказы. Пусть болтает, так быстрее расскажет что-нибудь важное.
— На сосуде, в котором хранили желудок покойника, — продолжала мадам Анастейша, — всегда изображали Дуамутефа. Первый Лагар понял, что его алчность может утолить только Дуамутеф, и обратился к нему с молитвой. Он молился целый месяц, находясь один среди дюн, и Дуамутеф, наконец, услышал его. Он привел первого Лагара к древней могиле. Она была сложена из огромных камней и достигала неба. Это была могила царя, умершего много веков назад. Дуамутеф показал Лагару, как проникнуть в могилу, и приказал забрать из гроба царя золотой серп. Лагар разорил могилу и похитил золотой серп и ещё много-много золота и драгоценных камней.
Мадам Анастейша сделала эффектную паузу, чтобы я прониклась ужасом момента, и заговорила снова:
— Этим серпом полагалось рассечь грудь девственницы и забрать у нее сердце, чтобы принести жертву Дуамутефу. Первый Лагар так и сделал, и всего за двадцать лет после возвращения из Египта принес в жертву шестнадцать влюбленных в него дев. Всех их он заманил на Марсовое поле и там убил. Он сохранил молодость и красоту, и несказанно разбогател. Так что ссужал деньги самому королю. Под проценты, между прочим. Король даровал Лагару графский титул и герб, и на этом гербе были изображены серп и вырезанное сердце.
— Месяц и звезда, — поправила я старуху. — На гербе Лагаров — месяц и звезда.
— Нет! — она сверкнула глазами. — Там серп и сердце. Посмотрите древние изображения герба — на нем полумесяц на ножке, как вы выразились. Потому что это — серп. Первый Лагар так гордился тем, что добился желаемого, что не побоялся открыто заявить о своем договоре с Дуамутефом. Золотой серп и сердце — вот что на гербе Лагаров, моя деточка. Тот самый серп, которым рассекали тела девственниц…
— Золото — слишком мягкий металл, — осторожно заметила я. — И разве возможно рассечь серпом тело? Серп заточен с внутренней стороны, и им никак…
— Вы пришли слушать или перебивать меня? — вскинула редкие брови мадам Анастейша, и я покорно замолчала.
— Вместе с золотым серпом Дуамутеф подарил Лагару ангельский голос, чтобы было легче похищать сердца девственниц и убивать их.
— Но зачем он убивал девушек?
— Первый Лагар мечтал оставаться молодым и прекрасным вечно, — ответила старуха, глядя на меня снисходительно. — А сердце девственницы горячо и страстно, оно продлевает жизнь, возвращает молодость, красоту и силу, привлекает богатство. Вы знаете стихотворение о доме Лагаров? — и она прочитала нараспев: — Серп пожинает, песня зовет…
— Силу, богатство, красу и почет в сердце девы любой найдет, — закончила я. — Это народная песня, как мне сказали.
— Кто сказал? — живо переспросила старушка.
— Мадемуазель Саломея.
— Она лжёт, — сказала мадам Анастейша с наслаждением. — Она всё лжёт. Это заклинание, которое произнес Дуамутеф, заключая договор на крови с первым Лагаром. Только никто не знает, что есть еще одна строка, которую Лагары скрывают…
— Какая? — спросила я. — Вы же мне скажете… бабушка?..
— Конечно, скажу! — она радостно всплеснула руками. — Для этого я вас и позвала! Последняя строка звучит так: и от руки девы умрет.
— О!.. — только и произнесла я.
Мадам Анастейша смотрела на меня торжествующе, словно раскрыла страшную тайну, но прошла секунда, другая, и лицо ее выразило разочарование:
— Вы не понимаете?
— Не совсем, — ответила я, стараясь не обидеть ее. — Видите ли, я слишком молода, как вы сами заметили, а молодости не свойственна мудрость, она приходит только с опытом и возрастом…
Она слушала меня с довольной улыбкой, полузакрыв глаза, словно я была Саломеей Лагар и исполняла лучшую арию из репертуара столичного тенора.
— Вы намекаете, что это граф Лагар причастен к жертвам в Ардеше? — задала я главный вопрос.
— Конечно, — старуха пожала плечами, — это же очевидно. Лагар вырезал девушкам сердца золотым серпом, а трупы развешивал на ветвях дуба, и тела несчастных дев раскачивались там, и их волосы развевались по ветру. Но с семнадцатой девой он просчитался. Дирк Лагар думал, что он — самый умный, — мадам Анастейша презрительно усмехнулась. — Но Дуамутеф никогда не заключает договора, если не может получить душу. Лагар просил вечную жизнь, и Дуамутеф сказал, что вечно жить никто не может, но он может даровать Лагару неуязвимость от всех существ, кроме одного. Дирк выбрал уязвимость от девственницы. Он думал, что раз Дуамутеф дал ему золотой серп и ангельский голос, то ни одна дева ему не страшна. Хотел обмануть Господина Тайн! Но семнадцатая дева убила его.
Старуха сказала это — и замолчала, выжидательно глядя на меня.
Я тоже молчала, не зная, что ответить, и мадам Анастейша вздохнула с сожалением:
— Вы мне не верите, я вижу. Но зря. Очень зря. Я слышала эту историю, и своими собственными глазами видела золотой серп. Он существует, и сейчас снова приведен в действие. Ваша подруга хотела сказать перед смертью именно это.
— Где вы видели серп? — быстро переспросила я. Неужели, старуха и в самом деле видела это таинственное оружие? Золотое, рассекающее грудные клетки, как масло? И Анна-Ми… тоже видела его?..
— Золотой серп мне показал Дуамутеф, — гордо сообщила старуха, и я вздохнула — тайком и с сожалением. Но мадам Анастейша не заметила этого и продолжала: — Показал, прежде чем спрятать его в могиле первого Лагара.
— Да, вы говорили об этом, — вспомнила я. — Значит, бог с головой волка показал вам серп?
— И рассказал эту историю.
— Очень занимательно, — пробормотала я.
— Тогда я была еще очень молода, — говорила мадам Анастейша, глядя куда-то поверх моего плеча невидящими глазами. — Молода, красива, жадна до знаний. Дуамутеф любит тех, кто жаден. И он выбрал меня. Он принял облик очередного Лагара — дедушки нынешнего графа. Он предстал передо мной в совершенстве своей красоты! Нечеловеческой красоты!.. — она прикрыла глаза, и на губах ее появилась мечтательная улыбка. — Он рассказал мне всё, без утайки, а потом положил серп в могилу.
Древняя могила, разоренная первым Лагаром… Потом могила первого Лагара, разоренная кем-то… В словах «бабушки» был смысл. Но не было смысла в действиях дедушки-Лагара, заморочившего голову юной Анастейше.
— Скажите, — обратилась я к «бабушке» со всей льстивостью, на которую была способна, — а Дуамутеф объяснил, зачем он спрятал серп в могиле первого Лагара?
— Нет, он не сказал мне об этом, — мадам Анастейша наморщила лоб, припоминая. А ведь вы правы — важны причины… Важны причины… Возможно, — она оживилась, — серп должен был дождаться своего часа. Нужен человек, у которого душа волка.
— И вы думаете, что такой человек появился?..
— Я не думаю, я это знаю, — мадам Анастейша хитро захихикала. — Но мне никто не верит. Ни одна из моих внучек не желает мне верить.
— У вас есть еще внучки? — спросила я машинально, размышляя над странной легендой о первом графе Лагаре.
— Разумеется, — безмятежно произнесла мадам Анастейша. — Одна из них приходила с вами, вы должны ее знать.
— Как же ее зовут, бабушка?
— Блондинка, с таким странным именем… — припомнила старуха с сомнением. — Да, такое странное имя. Ана-Ми.
Я подскочила, как ужаленная, услышав имя подруги.
— Анна-Ми? — переспросила я, решив, что старуха совсем потеряла память. — Вы рассказывали ей эту историю? О графе Лагаре и золотом серпе?
— Рассказывала. Точно так же, как и вам, деточка.
— Но когда вы с ней встретились?!
— В тот вечер, когда я говорила и с вами. Когда милая Доротея устраивала прием.
Прием у мадам Латуф? Граф пел, Анна-Ми играла в карты, а я проверяла травознаю… Анна-Ми сказала, что мадам Анастейша — сатанистка… Она знала, что мадам Анастейша в этом доме… Получается, Анна-Ми разговаривала с «бабушкой»? Но почему промолчала об этом?
— Она ничего не сказала мне… — растерянно произнесла я.
— Да, у меня создалось впечатление, что она отнеслась к моим предупреждениям несколько легкомысленно, — со вздохом признала мадам Анастейша. — Как видите, я оказалась права. А ведь я говорила ей, что девицам не следует гулять по дюнам в одиночестве. Теперь я предупреждаю вас, — она замолчала, глядя на меня со значением.
— Считаете, теперь опасность угрожает мне? — спросила я медленно.
— Было принесено в жертву шестнадцать девственниц, — сказала старуха нараспев, и глаза у нее загорелись дьявольским огнем. — Осталась ещё одна, семнадцатая. Лучше бы вы уехали из Ардеша, милочка.
«Бегите, здесь опасность угрожает именно таким девушкам, как вы», — словно наяву услышала я голос травознаи.
— Мне надо идти, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Всего доброго, бабушка.
— И вам всего доброго, моя красавица, — попрощалась она со мной. — Берегите себя.
Но перед тем, как выйти в крохотную дверь, я спросила ещё кое о чём:
— Но вы говорили о внучках. Вы рассказывали легенду о Лагаре кому-то еще? Кроме меня и Анны-Ми?
— Конечно, — мило улыбнулась старуха. — Я рассказала обо всем Саломее. Она ведь имеет право знать. Не так ли?
15. Разоблачение оборотня
В замок я возвращалась через дюны, прислушиваясьь к ночным шорохам, и не переставала размышлять о легенде, рассказанной мне мадам Анастейшей.
Золотой серп существовал и был похоронен в могиле Дирка Лагара. Травознае было известно, что девицам Ардеша снова грозит опасность. Саломея знала историю своего предка. От кого-то я уже слышала об этих трех женщинах…
Священник. Он говорил, что на подозрении трое — три женщины, которых считают ведьмами. Травозная, мадам Анастейша, Саломея…
Кто-то вскрыл могилу и похитил оттуда золотой серп. Кто-то решил возродить древние легенды и вернуть в Ардеш прежний ужас. Ещё в Ардеше бегает дикий зверь. ОБоротень. Я была уверена, что он был оборотнем. И было ещё что-то, что не давало мне покоя…
Но об этом я поразмыслю после, а пока надо думать об Анне-Ми.
Она знала легенду. Она сама пошла убивать оборотня с золотым серпом и погибла. Почему не сказала мне? Почему промолчала?
Хотела уберечь меня от опасности? Но вдвоем всегда проще, и она это знала! Она не могла быть настолько безрассудной. Нет. Она поддалась чарам, она поверила ангельскому пению…
Сама того не заметив, я выбрала дорогу через Марсово поле. В темноте оно выглядело особенно зловеще.
Волосатое дерево… Принесение в жертву девственниц… Чей извращенный ум мог повторить подобное?..
Остановившись на месте убийства Анны-Ми, я ждала, чтобы сейчас оборотень вышел из кустов. Пусть нападет на меня. Пусть только покажется… Но в округе было тихо, и оборотень, похоже, не желал встречи со мной…
Луна выглянула из-за тучи, и что-то блеснуло в двух шагах от меня.
Это была трость, забытая графом. Я подняла её и побрела дальше к замку. Свою трость я сунула под мышку, а графскую несла перед собой, постукивая ногтями по серебряному набалдашнику.
Что я должна предпринять сейчас? Должна ли написать в Орден, чтобы прислали другую напарницу? А если магистр решит, что я не справилась с заданием и прикажет вернуться, а в Ардеш отправит других шаперонов? Нет, этого нельзя допустить. Поэтому отчет подождет. Да, подождет…
Выбив очередную дробь по набалдашнику, я насторожилась. Что-то было не то. Что-то было не так.
Подождав, пока луна снова показалась из-за туч, я самым внимательнейшим образом осмотрела графскую трость, а потом достала нож и поскребла лезвием серебряную поверхность. Впервые в жизни я видела, чтобы с серебра снималась стружка… Прозрачная, как… как лак! Серебро набалдашника было покрыто толстым слоем лака!..
Я стояла одна на пустынной дороге, уставившись на поцарапанную трость, и в моей голове кусочки мозаики складывались в общую картину. Граф Лагар отпрянул, когда обнажил мне грудь и прижался. Тогда я подумала, что его что-то напугало, а потом решила, что граф опомнился и передумал меня соблазнять. Но если и правда — что-то напугало? Я положила ладонь на грудь и ощутила холод металла на коже.
Серебряный крест. На груди у меня был серебряный крест.
Луна спряталась, но теперь в ней не было необходимости. Сунув под мышку вторую трость, я припустила к замку Лагара во весь дух. Значит, граф покрывает серебро лаком. И отшатывается от девушки, которую хотел обесчестить, обнаружив на ней серебряный крест. Это означало только одно — я нашла оборотня. И теперь собиралась призвать его к ответу.
Ворота в замок не были закрыты, и я беспрепятственно пробежала по лестнице, по коридору — до самой комнаты графа.
Я распахнула дверь без стука. Рауль Лагар сидел за столом с пером в руке, задумчиво подперев голову, но лист бумаги, лежавший на стоешнице, был чист, и даже чернильница не откупорена.
— Медхен? — удивленно спросил граф, увидев меня.
Вместо ответа я швырнула трость с серебряным набалдашником на пол, подошла к Лагару и дернула ворот его рубашки, отрывая вязки и вырывая пуговицы. Граф не сделал попытки остановить меня или закрыться, и я увидела то, что ожидала увидеть — на его груди был ожог в виде креста. Там, где кожа соприкоснулась с моим серебряным крестиком. Серебро — это чистота, оно убивает любую нечисть. Оборотни не терпят серебра. Оно жжет их, как солнце жжет вампиров.
Я отступила на шаг, и коротко выдохнула. Теперь всё было ясно. Я не ошиблась, и граф Лагар был истинным потомком своего предка, заключившего договор с богом-волком.
Оборотень. Волк-оборотень.
И теперь он сидел передо мной, и глядел без страха. Хотя ему полагалось завыть, броситься на меня, чтобы сохранить свою тайну, убив ненужного свидетеля вслед за Анной-Ми. Но граф даже не пошевелился. Он отложил перо и развернулся ко мне лицом, не пожелав встать из кресла.
— Ты догадалась, — только и сказал он.
— Убийца, — процедила я сквозь зубы. — Ты — оборотень. Ты убил всех, убил Анну-Ми… — я достала клинок из своей трости.
Лагар посмотрел на сверкающее посеребренное лезвие и… не двинулся с места.