— Проснулась?
Агния от неожиданности чуть с жизнью не попрощалась. Резко села в кровати, от чего запястья пронзила резкая боль, а всё тело заныло, напоминая о том, что пришлось пережить. На лавке напротив неё сидел незнакомый темноволосый мужчина. Лицо его казалось измождённым, а рваный шрам через всю правую щёку делал его ещё страшнее.
— Не бойся, я тебя не обижу, — снова заговорил он.
— Я… — попыталась заговорить Агния, но из горла донёсся только сухой хрип.
— С тобой всё будет хорошо, — голос его был немного болезненным, печальным. Он поднёс воды в чаше и Агния, потянувшись за нею, заметила повязки на руке. Тут же вспомнился голос Зоряны и, будто в тумане, чьё-то лицо кровью забрызганное, и то, что она с собой сделать пыталась.
— Зачем? — она смотрела теперь на него с осуждением. — Я ведь это сама… я же… — её глаза наполнились слезами.
Сорока было потянулся к ней, чтобы стереть с лица горькие капельки. Агния испуганно отшатнулась и зарылась лицом в подушки, не представляя, как ещё может спрятаться. Его рука замерла на месте, будто преграду встретила.
В горницу без стука вошла Златояра одетая, против привычки, в сарафан, хоть и с оружием на поясе. Сегодня её золотые косы под серебряным очельем были заплетены на диво сложно и красиво — сразу видно, что девушка плела. Согласившись-таки на чин десятника, она понемногу привыкала к тому, что ей кто-то прислуживает. Вот и сейчас за ней следовала девочка из челяди, неся в руках отвар целебный и повязки свежие.
— Как она? — спросила она коротко.
— Проснулась. Жара нет, вроде, — ответил ей Сорока.
— Агния? — Злата присела на край кровати. Девушка не шелохнулась. — Повернись, нужно осмотреть твои раны.
— Пусть он уйдёт, — едва разборчиво прозвучал приглушённый подушками голос.
— Что ты уже натворил? — в мягком голосе послышался укор.
— Ничего я не делал, — буркнул Сорока, уже направляясь прочь.
Только когда дверь хлопнула за его спиной, Агния решилась открыть лицо.
— Кто вы?
— Я — Златояра, — улыбнулась приветливо. — А его Сорокой кличут.
— Почему мне не дали умереть?
— Боги не для того нам жизнь дают, чтобы так просто от неё отказываться.
— Мне нет больше жизни. Я грязная, порченная. Как мне теперь среди людей жить? Все ведь знают, что я… что со мной… — по щекам Агнии снова потекли слёзы.
— Не надо, я всё знаю. Зоряна рассказала, что с вами всеми было.
— Я… другие говорили не противиться, — всхлипывала девушка, — говорили, что лучше дать им, чего хотят, и тогда ничего не будет. Но я не могла так, боролась, сколько стало сил, да только хуже сделала. Лучше бы вы дали мне умереть.
— Негоже так думать.
— Я не хочу жить!
— Я понимаю, это пройдёт.
— Не понимаешь! — вскричала Агния в отчаянье. Ей казалось, что страшнее того, что она пережила, и быть не может. Да взглянув в глаза Златояре, увидев прядь седую, среди чистого золота, поняла, что своё горе с чужим не сравнить. Кто знает, через что другим пройти пришлось. Устыдилась своей горячности и молча протянула ей руки, позволяя повязки сменить.
Порезы начали уже понемногу затягиваться, Злата лишь осторожно промыла их отваром и обернула чистым полотном. За работой заметила, что Агния время от времени с опаской оглядывается на дверь, за которой Сорока скрылся.
— Зря ты с ним так, — заговорила между делом. — Это ведь он тебя спас — принёс ко мне едва живую, три дня глаз с тебя не спускал, не отходил ни на шаг, даже не спал, кажется.
— Я три дня уже здесь?
— Верно.
За дверью послышался грохот, и Злата, поспешила туда, чтобы узнать, что стряслось. У двери на полу простёрся Сорока — так устал, что уснул на ходу. Над ним уже парни из его десятка стояли, видать, тоже на шум пришли.
— Я же говорил, больше трёх дней не выдержит, — усмехнулся один.
— В тот раз под Атилем он неделю продержался. Кто ж знал, что он вообще спать не станет?
— Знал — не знал, а златник подавай — проспорил!
— Вот же шельма, — ворчал второй, вынимая из-за пояса монету.
Только сейчас дружинники Злату заметили.
— Ну, чего уставились-то? Отнесите десятника в его горницу, пусть выспится.
— А ты кто такая, приказывать нам? — хотел было возразить один из дружинников, да другой его тут же одёрнул, шепнул что-то на ухо, от чего у того и глаза на лоб полезли. Кивнул коротко, и оба принялись своего командира с пола поднимать.
— Что ж ты сразу не сказал кто она, — шёпотом сетовал парень, удаляясь по коридору.
— Будто ты сам не знал.
— Так в бою-то она в шлеме была, ещё и размалёванная вся, поди ж ты узнай…
— Вот же олух…
Злата усмехнулась тихо, надо же, и слава о ней уже расползлась. Посмотрела ещё немного им вслед и вернулась в горницу к Агнии.
— Встать можешь? — спросила.
— Не знаю, — девушка откинула одеяло и опустила ноги на пол. Двигаться было больно, слабость тянула её вниз, дыхание сразу же сбилось. И не мудрено, три дня девочка не ела, а может и дольше. Злата поспешила помочь ей. Накинула на плечи кафтан, найденный здесь же на лавке, видать, Сорока оставил, и осторожно повела её на задний двор терема, в баню, приговаривая, что банька любую грязь смывает.
Запах трав, веничка берёзового да с дубовыми веточками, будто силой наполнял. Осторожно, чтобы руки лишний раз не намочить, Злата натёрла Агнию мочалкой, про себя отмечая, что синяки на ней понемногу сходить начали. А та сидела на полке, словно кукла, бездумно глядя перед собой. Ей жить не хотелось, а Златояра тут со своей баней. Злате вдруг вспомнилось, как её вот так же безвольную перед свадьбой купали, вспомнилось, как матушка в тот день её утешала, грусть и горе из волос вычёсывала. Она так всегда делала, случись Злате или Велене заболеть тяжко, опечалиться горько.
— Ты смотри, — заговорила уже в предбаннике, бережно расчёсывая русые косы Агнии, — надо же, сколько печали в волосах запуталось.
— Печали?
— Ага, гляди, потемнели совсем.
— Это от воды.
— Не правда. Вот сейчас мы сгоним всю эту гадость к кончикам и отрежем, сразу легче станет.
Агнии было всё равно, пусть хоть под корень режет, не верила она в такие росказни. Тихо напевая себе что-то под нос, Злата ловко щелкала ножницами, гребнем горести изгоняя.
«Сказки всё это… — думала Агния, уже лёжа в кровати и разглядывая свои подрезанные косы. — Ну не может же так быть, чтобы все плохое с отрезанными волосами в печи сгорело».
Комментарий к Огненная
*зелье - имеются в виду травы, а не магическое снадобье.
========== Вот же глупая… ==========
Златояра горестно покачала головой, глядя на спящую Агнию:
«Снова ничего не поела, эдак она себя голодом заморит».
Забрала остывшую давно снедь и вышла из горницы. И так со вчерашнего утра, только воду и пьёт, упрямая. Неужто всё равно извести себя вздумала?
У двери столкнулась с Сорокой. Полдень уже, а он только проснулся — так измотал себя беспокойством, что со вчерашнего утра проспал.
— Что это? — спросил, глядя на тарелки в руках Златы.
— Есть отказывается твоя подопечная.
— Чего? — взвился тот. — А ну-ка принеси чего-нибудь свежего, я с ней поговорю.
— Не надо. Она тебя боится, вчера обмолвилась.
— Хм, так, может, и лучше. Неси еду, и пусть Марфа повкусней чего положит. Сейчас накормим, подопечную.
Злата не стала спорить, на ее уговоры Агния не отвечала, кто знает, может, ему удастся. Лишь бы хуже не сделал.
— Опять упрямится? — недовольно поджала губы кухарка. — И как только совести хватает? Нянчитесь с нею, как с дитятей, а она еще и носом воротит.
— Не бросать же её на произвол судьбы. С того света вытащили, чтобы дать замучить себя? Жалко девку-то, — вздохнула Злата. — Что там у нас к обеду? Отнесу Сороке, сказал, знает, как её образумить.
Марфа за сердце схватилась:
— Это тот с рожей порезанной что ли? Он же её саму сожрёт не подавится. Ты, боярыня, присмотри, за ним, как бы не угробил девку-то. А то знаю я таких…
— Присмотрю, как же иначе? — улыбнулась Злата, принимая из рук кухарки приготовленный обед.
Сорока толкнул дверь, так что та с грохотом о притолоку ударилась. Агния от испуга и дышать перестала. Забыла, что спящей притворялась. А как увидела, кто пожаловал, даже разозлилась:
— Я же сказала, что не голодна, не буду есть.
— Не хочешь? — почти искренне удивился десятник. — Ладно, сам съем. — Уселся на лавку рядом с кроватью, около себя тарелки расставил. — Что тут у нас? О, перепёлка, — повёл носом и принялся с руками разламывать нежное мясо. — Ох, и расстаралась Марфа нынче. Гляди, и масла в кашу не пожалела…
Агния не знала, что и сказать, смотрела на него и диву давалась, чего же он этим добиться желает.
— М-м… Может попробуешь? Вкусно, хоть пальцы облизывай…
— Не хочу. И… ты бы поел в другом месте.
— А здесь чем не место? Чего мне с тарелками по всему терему бегать?
— В свою горницу пошел бы.
— А это твой терем что ли? Где хочу, там и ем. Ох, ты только попробуй, в жизни ничего вкуснее не ел.
— Не буду, — буркнула Агния, сложив руки на груди, — не голодна. В тот же миг живот ее забурчал предательски громко, выдавая её враньё с потрохами.
Сорока ухмыльнулся, протягивая ей кусочек мяса:
— Попробуй хотя бы, зря что ли Злата за этим на кухню бегала?
Живот Агнии снова дал о себе знать, а от запаха мяса, с мёдом да травками душистыми запечённого, даже слюнки потекли. Ей раньше никогда голодать не доводилось, она и не знала, что это так сложно, и больно. Внутри, будто холод собирался, к горлу то и дело тошнота подкатывала. Но отказываться от своего решения не собиралась. Она ещё вчера заметила, что в её горнице ничего острого не оставляют, за дверью дружинник какой-нибудь постоянно стоит — верно для того, чтоб она убить себя снова не попыталась.
«Опять в клетке заперли, — думала она. - Только на что я им? Обычная крестьянка, кроме меня ещё два десятка таких же было. Может, их тоже теперь вот так опекают? Вряд ли».
Один лишь способ с жизнью постылой распрощаться остался для неё — голод. Да кто ж знал, что ей и этого не позволят.
— Ну же! Смотри какой сочный, — он поднёс кусочек мяса прямо к её лицу, — попробуй.
Весёлые искорки в зелёных глазах дружинника, будто приворожили её. Словно против воли она потянулась к угощению в его руке, а Сорока ухмыльнулся и забросил кусочек себе в рот:
— Не успела!
Агния замерла в недоумении, он дразнится что ли?
— А ну-ка, попробуй ещё разок, надо проворнее быть, — новый кусок мяса соблазнительно замаячил перед её лицом. Агния хотела было поймать Сороку за запястье, да он не позволил — отвёл руку в сторону, потом в другую, будто с котёнком играл. Она даже рассердиться забыла, ловила и с аппетитом глотала кусочки вкуснейшей перепёлки. Едва ли заметила, как Сорока ей вместе с мясом и несколько ложек каши в рот положил.
— Вот и умница, — улыбнулся дружинник, облизывая пальцы, когда тарелки в его руках опустели.
Только сейчас Агния поняла, что её каким-то колдовским способом накормили досыта. Златояра, которая всё это время ошарашенно наблюдала за всем через распахнутую дверь, не могла и слова вымолвить.
— Что? — спросил Сорока, столкнувшись с её удивлённым взглядом. — Я в детстве капризным был, матушке только так и удавалось меня накормить. Я ещё вечером зайду, — обернулся он к Агнии, которая до сих пор не могла прийти в себя. — И ещё, дверь не заперта, никто не помешает тебе выйти в сад или в город.
На этом Сорока оставил её со своими мыслями, а Агния ещё долго сидела в кровати, теребя в руках подрезанные кончики волос.
«Может ли быть, чтобы горе в печи сгорело?»
Сорока приходил к ней трижды в день, чтобы проследить, что она сыта и ни в чём не нуждается. Часами сидел с нею в горнице, байки свои бесконечные рассказывая. Злата, бывало, пройдёт мимо двери, прислушается, не обижает ли? И как же сердце её теплотой наполнялось, когда до неё доносился весёлый девичий смех. Как же радостно было видеть, что к Агнии понемногу силы возвращаются, как разгорается в её глазах пламя живое. Десятник тоже на глазах менялся, стоило ему заглянуть к ней. Как юнец улыбался, принося Агнии то игрушку какую, то цветочек из сада. Златояра всё тревожилась, как бы ему чего дурного не вздумалось, да кроме беседы дружеской ничего меж ними не видела.
Агния и сама заметила, что день ото дня ей, будто дышится легче. Стала иногда в саду гулять, хоть и старалась выходить, когда там не было никого, к челяди в тереме она привыкла, а вот дружинники её до сих пор страшили. Ни с того ни с сего всё тело дрожью пробивало, казалось вот сейчас любой сорвётся с места и нападёт. Она на них даже смотреть спокойно не могла. Даже рядом с Сорокой она чувствовала себя неуютно, хоть и знала, что уж он-то ей зла не желает.
Из разговоров Агния слышала, что князь с войском через две недели обратно в Новгород направляется. Задумалась тогда, про то, чтобы в родную деревню отправиться. Говорили, что люди туда уже возвращаются, все вместе дома отстраивать начинают. Только как теперь соседям на глаза показаться? Все ведь видели, что её с другими девушками варяги забрали, все ведь знают, что с ними после было. Стыдно и страшно. А ведь идти куда-то придётся, не станет же новый боярин Избора вот так же о ней заботиться. На что она ему? Прислужницей при дворе работать тоже не дело — что ж она, свободная, с челядью равняться станет?
«Нужно привыкать. Не вечно же мне за чужими спинами прятаться», — решила так, собрала смелость в кулак, и отправилась на рынок, готовая стерпеть любые насмешки. Ведь люди всегда так, польют грязью, а после успокоятся да забудут.
На её удивление, тыкать пальцами и смеяться над ней, никто не стал. На рыночной площади встретила несколько девушек, что вместе с ней лишения претерпели, Зоряну случайно нашла. Та стояла за прилавком и бойко предлагала народу молодые яблочки да хлеб свежий, видать, к родителям вернулась и зажила по-старому. Зоряна ей между делом поведала, что не одна она от жизни отказаться хотела. Яна и Смирена тогда почти сразу топиться пошли. У них до прихода варягов женихи уже были, да один в бою погиб, а другой отказался на «порченной» жениться. Ещё одна нож в сердце себе вогнала, одна повесится сумела.
— Князь как узнал, настрого запретил болтать об этом. Даже тёток каких-то откуп за обиду уплатить заставили, чтоб не повадно было девиц, которым и так нелегко пришлось, порочить.
— А сама ты как с этим справилась? — спросила Агния.
— А что там, справляться? Ну, побывала под мужиком, ну, под несколькими, и что? Жива осталась, и на том спасибо. А то, что замуж не возьмут… так это мы ещё посмотрим, — Зоряна улыбнулась весело да шнурок на вороте подраспустила, плечи чуток открывая. — А-ну, налетай! Яблочки свежие! Молодильные!
Агния не могла перестать улыбаться, шагая обратно к боярскому терему. Вот бывает же в людях сила такая, будто им всё ни по чём. Упала в грязь, поднялась, отряхнулась и дальше гордо пошла.
«Вот бы и мне так уметь…» — думала она, замечая иногда на себе любопытные взгляды. Говорить-то князь запретил, да ведь всё равно все знают. Ёжась от дурных мыслей, Агния вошла на боярский двор, когда её вдруг окликнули:
— Эй, красавица, иди к нам, — на заброчике около конюшни сидели трое дружинников, один из них помахал ей рукой, подзывая ближе.
Агния насторожилась, весь добрый настрой, которым Зоряна поделились, вмиг улетучился, захотелось сбежать как можно скорее.
— Ну, чего ты? Мы ж не обидим, — снова заговорил дружинник, да другой его перебил.
— На кой она тебе, Дар, она ж из тех, кого варяги… — сверкнув в воздухе, будто ниоткуда, в заборчик вонзился охотничий нож, аккурат между коленей дружинника.
— Ты, разве не слышал, что князь приказал? — послышалось из другого конца двора, Агния обернулась на голос и оцепенела на месте. Сорока шёл к дружинникам с таким лицом, что казалось, готов тут же прирезать каждого. Схватил за грудки того, что про варягов заговорил, и прорычал ему прямо в лицо: