Я…я... Хватит обо мне, и моих ни к чему не приводящих размышлениях. Тут между прочим прекрасные милые домики, правда странные на вид. Целая деревня палаток из бамбука и чего-то ещё. Только вот людей не видно. Хотя... нужны ли они мне, люди?
— И что ты тут делаешь? Наслаждаешься видом? А вида здесь и нет. Одни джунгли. Посмотри, посмотри в какой убогой части острова мы живем! Просто жуть какая-то. Море досталось отвратительным людям! Как так можно жить? — Эйра неожиданно появилась в моем поле зрения. Её лицо было омрачено собственными мыслями и словами, и похожа она была в этот момент на меня, изводящую себя этими самыми мыслями. Но она не теряла от этого ни капли красоты. Её украшают любые эмоции или чувства, и я поражалась этому. А меня никогда ничто не украшает, с моим то живущим внутри зверем.
— Море? Зачем тебе море, Эйра? И так всё хорошо, разве нет?
Она посмотрела на меня с осуждением, будто я что-то не то сказала. Но, если честно, мне было как-то всё равно.
Море… Оно же опасно, и больше ничего другого я не видела в нём. Здесь нельзя купаться, это смертельно. Я видела то, что владеет морем, и от этого на коже появляются мурашки, а глаза не скрывают страха. Это хищники, самые опасные безжалостные хищники с тысячью острых зубов. Зачем море, если им можно лишь наслаждаться издалека? Оно теряет смысл, так зачем иметь то, отчего нет пользы? Лучше бы купила картину и глядела в неё часами, проку больше бы стало. Ах, да… Тут нет магазинов.
— Там вода, Джина! Вода! А нам, чтобы получить воду, приходится далеко ходить или просить её у любимого. Разве ты не знаешь? Вода — жизнь! Что-то полить, что-то помыть… Нам этого не хватает. Тем более в море есть рыба и она вполне съедобная. Если бы не любимый, то бы мы питались лишь рыбами и этими испорченными фруктами! Понимаешь, Джина?
У любимого? Не Виктор ли это часом? Броню моего сердца проколола слабая игла, но особого внимания я на это не обратила. Он её своей любимой не считает. Рыба и фрукты - разве это плохо?А между прочим, это очень полезно, и к тому же достаточно вкусно. Лучше есть это, чем питаться каждый день всякой непонятной вредной и напичканой всякой дрянью пищей из магазина, которой можно отравиться. Тут хотя бы улетучивается возможность пострадать от этой еды. Интересно, а Эйра всегда жила на этом острове? Или же она сюда прилетела? Выглядит она вполне цивилизованно. Но вряд-ли суждение по внешности окажется правильным.
Я тихо вздохнула. Может, всему виной Люк? Его ребята могут перекрыть путь к морю, хотя бы где-нибудь. Если бы не он, вряд ли бы эта девушка жаловалась.
— Но твоя любовь безответна, Эйра. Зачем тешить себя какими-то надеждами? Зачем верить в то, чего не существует? Виктор совсем тебя не любит, — я понимала, что рушу её иллюзорный мир, где она вместе с Виктором, но другого выхода у меня не было. Надо рушить иллюзии, нужно пытаться вбить в голову реальность или человек сойдет с ума. Сойдёт с ума позже, когда от этого видения разрушится целая жизнь.
Я ожидала, что она начнет орать и что-то доказывать, противоречить всему. Но Эйра молчала. Она будто смирилась с тем, что её не любит мужчина. Это молчание говорило о многом. Но было неясно что творится у неё на душе. Скорее всего, борьба. Борьба между здравым смыслом и иллюзиями. Ей было совершенно все равно, либо она хорошо скрыла свою боль.
— Виктор помешан на гене и прочей чепухе. Лишь поэтому я не его, лишь поэтому сопротивляюсь. Я не верю, что в тебе он что-то увидел или нашел, он не способен на это. Ты слишком глупая, забитая, и кажешься беспомощной. Ты — жертва, которой нужно немедленно спасаться. А он не любит жертв, Джина. Он убьет тебя рано или поздно, и у тебя нет выхода. — она смотрела на меня и заявляла все решительно, словно знала наперед. Уверенно. Это то, чего не хватает мне. Я не могу в чем-то быть уверенной из-за своих сомнений и мыслей. Эти сомнения словно мухи… Их жужжание меня раздражаеn, приводит в бешенство.
Я совсем не понимала, про что говорила Эйра. Я — жертва? Но жертва чего? Я сражаюсь, если могу. Жертвы не сражаются, они падают во власть судьбы. А я сильная, хоть и неуверенная. Внутри меня живет зверь, способный разорвать противника. Так что бояться нечего.
Виктор единственный с кем мне хорошо, безопасно, легко. И уходить, убегать и спасаться от него я не хочу. Может я люблю его. Люблю. Странное и незнакомое мне слово. Не знаю. Черт… Уверенности нет ни в чем. Я потеряна, мне кажется, я задохнусь от безысходности.
— А ты тогда кто, хищник? И почему тогда ты рассталась с Люком? Не думаю, что он жертва.
Если жертва своих бредовых идей, своего собственного безумия, которое укрывает его с головой. Я помню эти безумные глаза, эти идеи, исполнения которых я и боялась. Мне было страшно. А страх может погубить любого.
Эйра заметно потемнела, и вроде погрустнела. Её лицо стало очень серьезным, а взгляд метался туда-сюда в беспокойстве и тревоге. Она была поймана, как жертва. Такие мысли меня даже повеселили. Та, которая заявляет о том, что мне пора убегать от своей гибели, сама становится добычей. Добычей чувств, которые трудно затушить. Хотя я не хотела ей зла. Она тоже забитая судьбой, но её не терзают сомнения, как меня.
— Знаешь что… Лучше тебе не лезть со своими тупыми вопросами, а то лишишься того аппарата, с помощью которого ты их задаешь. Меня не следует испытывать, запомни, Джина.— она оскалилась и ни один мускул не дрогнул в знак шутки.
Она серьезна. Но не думаю, что она действительно будет мне делать больно. На её пути серьезные преграды и вряд ли она сможет преодолеть их. И нужно ли?
Ответа у меня не нашлось. А Эйра продолжала задумчиво на меня смотреть. Ей я не нравлюсь, это было очевидно. Хотя я ей ничего не сделала. Людская ненависть, больше ничего... Мой взгляд снова устремился в джунгли. Эти деревья… Вместе и одновременно далеки друг от друга, далеки от понимания. Они вместе создают иллюзию общества…Неразрывной связи. Но на самом деле каждое дерево борется за место под солнцем, борется без устали, ведь каждое живое существо знает, что жизнь - борьба, в которой кто-то непременно умрёт. Они сражаются, пытаются выстоять, не пасть. Их корни сплетаются в немой борьбе. И эта иллюзия… Она ведь не только у растений. Она у всего мира. Не каждый примется демонстрировать свои намерения и желания. Не каждый покажет свои цели, свои мечты. Все прячутся под маски, будь то равнодушие, понимание, или же радость. Ложь. Вот что это. Все что-то скрывают, чего-то хотят и воюют с друг другом.
Но Виктор не один из них. Он заявляет о том, что ему нужно. Прямо и понятно. Он не боится никого и ничего, внутри у него есть стержень. У него нет никаких страхов и я ему завидую.
— Я люблю месть, Джина. Знаешь, это единственное, что спасает нас от обид. Если тебе больно — сделай больнее тому, кто причинил тебе эту боль. Это истинное наслаждение делать боль в ответ. Ты получаешь удовольствие от мук другого. И я обязательно отомщу Люку. Я сделаю ему больно, он будет страдать. — в ее голосе было что-то дьявольское, он звучал, как скрежет стекла, по которому провели ножом, и мне оставалось только отвернуться от нее. Эйра будто превратилась в демона.
У людей есть увлекательное хобби — ходить босиком по битому стеклу в закоулках памяти.
Я встала и пошла прочь. Не хочу больше слушать Эйру. Она хочет отомстить мужу. Бывшему мужу. Убить его? Сжечь? Что она хочет? В любом случае отомстить. А мне не хочется слушать её кровавые планы. Что-то мне не хочется знать, но она дала ясно понять, что все-таки ей надо убить. А убийствами многого не добьешься. Лишний грех. Упоение смертью пройдёт, и наступит время паники и осознанием случившегося. Кто часто убивал, не станет убивать из-за любви. Иначе смерть становится чем-то смешным и незначительным. Но смерть никогда не смешна. Она всегда значительна. Она всегда приносит боль, муку, страдания. И это не смешит. Напротив.
Я пошла обратно в храм. Не хочу больше рассуждать обо всем этом. Не хочу видеть эти деревья с их иллюзорным спокойствием. Не хочу слушать речи Эйры. Мне нужен Виктор. Он действует на меня иначе, чем другие люди. Он для меня успокоительное и убежище одновременно. С ним я за каменной стеной. Я поспешно вошла в тронный зал. Мужчина сидел на коврике на полу и разглядывал в руке какой-то цветок розового цвета. И где эти его серьезные дела о которых он мне говорил? Он же не станет мне врать. Мог ли он все быстро сделать?
При одном его виде на меня опять нахлынули чувства безопасности и спокойствия, ощущения умиротворения.
— Ты говорила с Эйрой? Я слышал вас. Она все никак не успокоится со своей местью. Меня больше удивило то, что ты знаешь об их расставании. Кто тебе сказал? — он посмотрел в мою сторону, заставив застыть на месте. Его взгляд был лишь заинтересованным, ничего более. Опять слабый укол. Но чего?
<tab Я не понимала одну вещь. Его вопрос…
— Сказал? Но Виктор, это сделал ты и совсем недавно. А почему ты не заинтересован в мести? — я прошла к нему и села напротив. Так мне видно его лицо, его идеальная внешность и глаза… Он завораживает меня.
Мужчина безмолвно посмотрел мне в глаза, не скрывая удивления. Он медленно вложил мне цветок в ладонь и чувства, нахлынувшие на меня при его прикосновении, захватили разум в плен. Я готова была отдаться ему… нет, не только телом, но и душой. Я готова отдать ему своё сердце. Хотя это очень трудно мне дается — открывать тайны другим, открывать свою душу, свои потайные уголки разума. Почему? Не знаю. Может, во всем виновен зверь.
— Нет, родная, я тебе этого не говорил. А месть… Знаешь ли, Люк мне конкретно ничего не сделал и мстить ему или участвовать в мести — глупо. Пусть сама что хочет то и делает. Меня не волнует то, что она хочет. Это её война.
Не говорил?! Но я точно помню, что он сказал. Это было совсем недавно. Видимо, у него есть недостатки. Может просто забыл? Главное, чтобы он не забыл, что любит меня.
— Память не идеальна, но я правда знаю, что ты мне это говорил, — спорить не самый лучший вариант. Я должна помочь ему вспомнить.
— Память превращает людей в глупцов. Послушай стариков, у которых не осталось ничего, кроме детских воспоминаний. Они принимают всех окружающих за давно умерших друзей, а их болтовня никому не интересна.
Но ты, Джина…ты обладаешь хорошей памятью, я уверен. А все равно не помнишь источник информации. Но сейчас это неважно. Что насчет угроз Эйры… Не принимай её угрозы всерьез. Она очень хорошо знает что за это будет. А теперь пойди и осмотрись здесь получше. Ты должна знать это место, любимая. Это теперь твой дом, — говорил он медленно, давая мне насладиться его голосом.
Виктор убежден, что это у меня провал в памяти, а я убеждена в обратном. Кто прав? Я или он?
Если честно, этот «дом» меня нагнетал. Этот остров… Он словно тюрьма, замкнутая, без шанса на спасение. Прибежав сюда, я попала в ловушку. И теперь я не смогу сбежать, если захочу. Но в этой тюрьме есть ангел, который пытается создать иллюзию моего дома. А был ли у меня дом? Я не помню. Что с моей памятью? меня есть дом, там, в Германии. Но тогда почему я не помню деталей? Ах…что со мной? Что происходит? Господи... я не могу ничего понять. Может рассказать все этому любимому мужчине? Нет, так нельзя. Мои мысли лишь мои мысли, и я не собираюсь их раскрывать. И дальше меня они не выйдут. Я должна научиться сама справляться с собственной болью и страхом. Или я жертва. Да-да, та самая жертва, о которой так упорно твердила Эйра. Та, которую настигнет хищник.
Часть
Если любишь жить — живи,
Не беги прочь от своей судьбы.
Хочешь её поймать — лови,
Но не целуй её нежные губы.
Знай — ты нужна всем,
И никто тебя не покинет.
Но не надевай на себя шлем,
И никто тебя от себя не откинет.
И я верю, что выживешь ты,
Будешь снова громко смеяться…
И всё это сможешь ты,
Если не будешь с судьбою играться.
Ты будешь жить, просто поверь мне.
Я о тебе напишу мать-природе!
Знай, я сделаю это, верь мне,
Чтобы всем было всё в угоду…
(Кохэйри-неко)
Первая моя веселая радость и сильная восторженность от места, где нет цивилизации и где лишь дикая природа со временем прошли. Вокруг только колючие кусты, высокие пальмы, неизвестные мне, но достаточно красивые цветы и прочая растительность, на которую я уже насмотрелась вдоволь. Здесь мне стало очень-очень скучно, и я завядала от безделья. К сожалению, и Эйра отказалась снова со мной говорить. Это не было для меня большой проблемой, но все же слабый укол одиночества и обиды я ощутила. А поговорить с людьми из её племени я не решилась, да и вряд ли нам есть о чем поговорить…
Я фланировала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Может Эйра считает меня шантрапой, некой жалкой никчемной девицей, которая влюбилась и потеряла от этого голову? Вполне возможно, а чего ещё можно было ожидать? Крепких дружеских объятий? Она точно не будет моей лучшей подругой, у нас слишком далекие от этого отношения, но в заклятые враги тоже не запишется. Хотя… Жизнь имеет особенность не оправдывать ожиданий, что часто случается со мной. Интересно, а Люк меня искал, да и думал вообще обо мне? Он знает, что со мной? Подозревает, что я попала именно сюда? Но парень наверняка индифферентный по этому делу, и ему безразлично.
Так до вечера я тут ничего и не делала, копалась в своих размышлениях, пыталась найти ответы на вопросы, которые сама же себе и задала. Просто хотелось, чтобы мозг был чем-то занят, а найти такое занятие не было никакой возможности. Потом просто наблюдала за людьми из племени, и казались они мне всегда какими-то дикими, словно заросли сорняков. Аборигены насторожились при виде меня, осматривая очень внимательно, и следили за каждым движением, за любым моим взглядом. Думаю, им я совершенно не понравилась, но идти против меня в открытую они не смели. Впрочем, и во мне тоже не горело желание их злить и пугать, а тем более драться, если это вероятно, поэтому отводила глаза от пристальных взоров.
Животных я тут не видела абсолютно никаких, кроме интересных пестрых птиц, постоянно поющих свою песню и летающих в голубой дали небес. А где же быстрые пантеры, дикие леопарды и другие тропические хищники, готовые разорвать тебя на куски? Я воображала себе, что они берут в помощь зверей, хоть и мало дрессированных. Но каких-либо существ тут совсем не было, или я просто не заметила никого! Даже обычных домашних зверушек не примечалось. Зато мне удалось впервые увидеть огромных разноцветных попугаев. Это потрясающие птицы разных размеров и чудеснейшей, словно волшебной, окраски. Некоторых сумела приласкать, проводя по мягкому гладкому пуху. Честно говоря, мне не очень нравятся пернатые любых видов, но я никогда не отрицала хорошо развитого интеллекта у попугаев и врановых. Многие птицы умны, но эти особенно выделяются.
Вся эта картина только усугубляла моё чувство «ненужности», поэтому и дни проходили мрачно, одиноко. Никто не хотел со мной ни разговаривать, ни взаимодействовать, никому не было интересно моё времяпровождение. Здесь не было нужды во мне, видимо, потому меня не замечали. Я чувствовала себя ромашкой среди роз, когда люди проходят мимо и берут более ценные растения, презренно бросая взгляд на белый цветок. Даже так: я была никому тут не нужна, никому и ничему.
Постепенно этот маленький злобный мир терял для меня свои яркие краски, приобретая оттенок гиблого серого места. А люди, жившие здесь, меня отвергли, не замечали, мое имя было забыто. И все, кто отверг — достоин моей ненависти. Достоин моей неприязни во взгляде и жестах. Эти люди… Чем же я им не угодила? Что же сделала не так? Чем заслужила такое отношение к себе? И даже птицы смотрят на меня иначе — в бездне этих мудрых глаз нет добра. Что же не так? Почему, почему у этого мира, у островка, на котором я надеялась найти спасение наполнены враждебностью глаза? И они так пристально смотрят прямо на меня… Что-то внутри шевелится… Такое же злобное и недовольное, такое же коварное и хитрое. Оно может встретить этот лукавый взгляд мира сего, а я? Нет.
После того, как вечернее небо покрылось темным покрывалом ночи, и последние остатки пурпура и алые облака с горизонта исчезли, я стала возвращаться обратно в храм. Здесь делать нечего, было ужасно скучно и плохо, пустота заполнила все внутри. Я вижу повсюду лишь враждебность, нежелание в чем-либо помогать, злобу и очерствевшие души людей, куда опустилась тьма и где там просвета. Этот мирок принадлежит насилию и всему ему подобному, тут нет ничего человеческого, здесь чужды забота, любовь и понимание. Дико, страшно, мрачно. В храме меня ждет покой, хотя я не видела там постель.Но самое главное то, что там можно скрыться от испепеляющих, ненавистных взглядов. Не думаю, что буду спать в сыром подвале, несмотря на то, что в храме больше ничего нет, кроме небольшой столовой, ванной и тронного зала.