Последняя ночь Вампира - Распопов Дмитрий Викторович 12 стр.


– Хорошо, – сморщила она носик. – А это быстро?

– Быстрее некуда.

Молча они дошли до двора. У подъезда уже собрались телевизионщики. Роман усадил девушку на ближайшую лавочку, сам бочком пытался протиснуться мимо оператора, но не получилось – с микрофоном подлетела корреспондент.

– Комментариев не будет, – сразу отрезал он. – Обращайтесь в пресс-службу УВД района, – и поднялся в квартиру.

Санитары ждали разрешения упаковать тела в мешки. Саквояж Евгении закрыт – значит, все возможные улики собраны.

– Кино сняли?

Женя кивнула головой.

– Але! Але! – кричал в трубку Леня. – Черт, сорвалось…

– Как успехи? – усаживаясь за стол и доставая бумагу, спросил Петрович.

– Молодежь. Спят еще после бурной ночи. Или отключены телефоны, или просто идут длинные гудки.

– Что говорят соседи?

– Все спали. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

– Значит, так! – он повысил голос, чтобы и Евгения слышала. – В «Азбуке вкуса» сообщили, что девушки в каком-то клубе познакомились с неким иностранным гражданином. Для них – немолодым. То есть будем считать, что ему, во всяком случае, за сорок.

– Почему за сорок? – перебила Женя. – Сорок, это что, старый?

– Ну им-то по двадцать! По двадцать одному, если быть точным.

– Ерунда какая! – отпарировала криминалист. – «Немолодой» – это за пятьдесят, не меньше!

– Короче! Он носит титул графа, герцога, князя или, в крайнем случае, виконта.

Леонид поднял руку:

– Почему «виконта» – «в крайнем случае»?

– Не цепляйся. В квартире был иностранец, и он убил этих девушек. Света послала Люду за алкоголем, и пока та находилась в магазине, он убил первую. Затем пришла вторая, он и с ней расправился. Все – никаких давних приятелей, никаких старых любовников – всех отсекаем за ненужностью. Знакомство произошло в клубе. Жень, посвети-ка им на запястья, может, печать вчерашнего заведения осталась?

– Я уже светила, когда микрочастицы искала – нет никаких штампиков, – ответила эксперт-криминалист.

– Неудача. Ладно. Леня! Сначала дозванивайся до ее подружек, приятелей, всех, кто получал от нее СМС-ки вроде «Как дела?», «Что делаешь?» и прочие – незнакомым людям СМС-ки не пишут. Составь список лиц, представляющих оперативный интерес. Наверняка кто-то знает, какой у них клуб любимый, а если такого нет, значит, три, пять наиболее часто ими посещаемых, обойдем их с фотографиями девушек, найдем среди персонала свидетелей, просмотрим записи камер наблюдения, вычислим сволочь. Также сделай запрос по всем гостиницам – выясни, не остановились ли где за последние дни обладатели дворянских титулов. Если таковых наберется несколько, чтобы сузить круг поисков – старше сорока лет.

– Пятидесяти! – вставила Евгения.

– Для начала учтем и младенцев. А вот потом уже будем думать. Также – кто пересек границу в последнюю неделю – запрос пограничникам.

– Ром, – нахмурился Леонид, – окстись, если в гостинице постоялец еще может козырнуть титулом, то пограничники вбивают только паспортные данные, имя и фамилию. Не ставят титул в паспортах ни одной страны, кроме, может, только какой-нибудь Буркина-Фасо.

– Ты прав! Но поспрашивать надо. Вдруг кто-то что-то видел, что-то слышал… Если мы его найдем, отпереться ему не получится. Мы имеем отпечатки ладоней и пальцев – первое. Вот по сгибам на ладонях нам и установят примерный возраст. Отпечатки пальцев – в Интерпол. Жень, слюна с мест укусов будет?

– Конечно.

– Слюна – второе. Следы зубов – третье. Судмедэксперт сделает нам по следам откусов слепок челюстей. Трупов два, что облегчит ему задачу. Часть ногтя – четыре. Плюс следы обуви. Если он прилетел в Россию в первый раз и не на ПМЖ, то вряд ли тащил с собою несколько пар обуви. И всю кровь он с этой пары не смоет. Проведем идентификацию с кровью Людмилы – еще одно доказательство. Для розыска: если пара не новая, то по стертым краям подошв установим примерный вес. Задачу нам упрощает то, что преступление не планировалось, все произошло спонтанно, никакого холодного расчета – следы не вытер, кровь с рук не смыл и вообще зачем-то сиганул в окно. Странный маньяк, право слово. Почему он не вышел через дверь?

– Может, не хотел на выходе из подъезда с кем-то встретиться? – предположил Леня.

– В полшестого утра?

– Не знаю.

– То-то. Блин, альпинист какой-то… Протокол составь! Про понятых не забудь! Оперов, как закончат, отпускай – наш маньяк уже давно тю-тю.

– Ладно.

– А как приедешь, не забудь про запрос в архив.

– Хорошо…

Роман быстро записал услышанное от Ларисы, посмотрел на лист – вот, даже фамилию не спросил. Взял фотоаппарат, шнур от него для подключения к компьютеру – все нужное у них в отделе есть, но вдруг флешку не вынешь, или еще что, – отключенный телефон Людмилы, ноутбук сунул под мышку.

– Я – в отдел! Закончишь тут – и сразу ко мне! – сказал он Лене.

– Есть…

Девушка по-прежнему сидела на лавочке, Петрович записал ее недостающие данные, дал расписаться и отпустил с миром, два раза уточнив номер ее мобильного.

Кинув на заднее сиденье вещи, сел за руль. Долго вертел в руках бумажку с телефонами Молодчанинова-старшего, подумал-подумал, решил позвонить по дороге.

9. Леонид

Ленькой Роман в общем-то был доволен, и его природную ленцу старался из него вышибить, нагружая работой по самое не могу. Получалось, но никто в отделе не мог понять, какого черта того понесло в следователи. Леонид Самуилович Фринзон, сыскарь, знакомьтесь. Смех да и только!

Этого парнишку к ним перевели два года назад. Щуплый, высокий, нескладный – как у того же Ирвинга, «теловычитание, а не телосложение». Но оказалось, что серьезно увлекался всякими единоборствами, что и доказал при первом подвернувшемся случае – колошматил по головам преступников так, что помощи друзей при аресте даже не потребовалось. Еврейские корни Лени всем служили поводом для шуток. Он кипятился, кричал, что у него греческое имя, и всем показывал крест, висевший на шее, доказывая, что он – православный.

– А Самуил – это древнеримское имя или тоже древнегреческое? – подкалывал его начальник отдела подполковник Слепчук.

Роман же увлекающемуся теологией Леониду всегда повторял:

– Жид крещеный, конь леченый, вор прощеный – одна цена. Ты – «выкрест».

Никто в отделе не был особым антисемитом, и если б Леня не обижался, его бы никто и не трогал. Но раз уж он огрызался, то почему его бы по-доброму не позлить? Работа у ребят тяжелая, грех не позабавиться веселой хохмой. Сначала принялись за его фамилию, Дениска Степнов склонял ее и так, и эдак, переводил на английский, говорил:

– Если бы ты звался Фризоном, все понятно – «свободная зона». Но что делать со второй буквой «н»?

Когда же лингвистические опыты Дэну надоели, он прозвал Леонида «Ленькельсоном» – и это прозвище к Леньке прилипло. Правда, получилось длинным, и не каждый являлся поклонником фонетических тренировок и логопедических занятий, так что Витя Поржиков, называемый не иначе как «Поржик, дай коржик», постепенно направил все юмористические стрелы от себя на Фринзона, для краткости переделав его прозвище в просто «Кальсон». Так и обращался: «Привет, Кальсон». Ну, или «Панталон» под настроение. Тут уж Ленька и вправду пообещал набить всем морду.

У него то смеха ради просили деньги взаймы, обещая «хорошие проценты», то спрашивали, как идут внешнеполитические дела у Шимона Переса.

Но потом к нему привыкли, и со временем донимать перестали, хотя главным катализатором для такой перемены явился один неприятный случай. Правда, начиналось все, как обычно, достаточно весело.

Во время очередного мозгового штурма, когда в кабинете у Слепчука собрался весь отдел и Олег Мерещенко стал тоскливо поглядывать на часы, осознавая, что время желанного обеда неумолимо отодвигается в туманные дали, заметивший это здоровяк Ваня Коренев не выдержал, и обратился к начальнику:

– Семен Сергеевич, отпустите на обед?.. – и добавил тихо, но с отчаянной надеждой: – А?..

– Да вы что! – сверкнул глазами подполковник. – Хочешь сказать, если вам дать выйти, через час сюда хоть кто-нибудь вернется? Дудки! Вопрос срочный. Сидим, работаем. Закончим, иди жри.

– Мы можем закончить, – подал голос Степнов, – что через час, что через пять. Вопрос не только срочный, но и сложный.

– Тогда, – встал во весь свой 165-сантиметровый рост Слепчук и потянулся, – давайте зашлем кого-то в ближайший магазин за какой-нибудь фигней, да прямо здесь быстро перекусим. В американских фильмах полицейские и следаки только и делают, что на рабочем месте пьют кофе и жрут сэндвичи. Чем мы хуже?

– А кто пойдет? – спросил практичный Роман. На улице стояла несусветная жара, и вырываться из-под ласковых прохладных волн командирского кондиционера вовсе не хотелось.

– Кинем жребий! – проявил присущий ему азарт Поржик.

– Да ну вас! – сказала Женя, и тут же непроизвольно зевнула, но быстро прикрыла рот ладошкой. – Я схожу, все равно я половины из того, о чем вы тут спорите, не понимаю. Что покупать?

– Да гамбургеры и чизбургеры в «Макдоналдсе», – решительно заявил проглот Фринзон. – Еще будем тратить время, бутерброды тут нарезать.

– Правильно, правильно, – подвел черту Семен Сергеевич. – Каждому по два. А чай-кофе у нас свои есть.

Пока ребята доставали кошельки и отсчитывали деньги, уже вышедшая из-за стола Евгения повела плечами и вдруг высказалась:

– Нет, ну как вы можете эту гадость есть, я не понимаю! И без своего раздельного питания я на эти какашки смотреть не могу!

– Ну, ты так не говори, – тут же возразил Коренев. – Я, например, каждое утро проплываю три километра, четыре раза в неделю хожу в зал поднимать железки, и это не считая наших нормативов. Поэтому, чтобы я не ел, не прибавляю ни грамма.

Глядя на косой аршин в Ваниных плечах, в сказанном трудно было сомневаться.

– Да при чем тут вес! – парировала эксперт-криминалист. – Это же – сплошные яды! Вы ведь по собственному желанию их себе в организм засовываете!

Этот спор стал напоминать Роману слышанную как-то дискуссию дворовых алкоголиков. Заглотнув из пластиковой бутыли литр желто-зеленого самогона, изготовленного на основе картофельных очисток, куриного помета и дихлофоса, они принялись рассуждать о вреде заменителя сахара. И решили, что он весьма плох, ибо разрушает печень. Что нам, выпивающим через день и поглощающим чебуреки через два, Женька, твой здоровый образ жизни?

Корень, гордо пронесший полученный во время срочной службы обязательный морпеховский задор через все последующие годы, твердо ответил девушке:

– Яды, не яды, главное – спортом заниматься… – и, встретив направленный на него похвальный взгляд подполковника, не то что решил лизнуть зад начальству, но, так, обозначил намерение. С воодушевлением он продолжил: – …и не бухать! По мне, я так лучше помучаюсь со штангой, но съем борщ и кусок жирного мяса, чем стану сидеть на немощной диете, поглощая все твои пророщенное просо, хлеб из отрубей и этот, как его… сельдерей!

Мужики одобрительно загудели.

– Подожди! – вдруг встрепенулся Ленька. – Не надо так про сельдерей! – заметив, что от него немо ждут пояснения, продолжил: – Еду я недавно в машине, слушаю радио, и тут вдруг на «Серебряном дожде» рассказывают о пользе сельдерея. Мол, ни углеводов, ни белков, одна клетчатка, в организме ничего не остается. Ну, я похихикал, однако, тем же вечером я оказываюсь в гостях у… – тут его щеки чуть порозовели, – одной девушки…

– Ну? – дружно заинтересовались присутствующие, исключая сморщившего гримасу и посмотревшего на часы Слепчука и картинно вздохнувшего криминалиста.

– И чем она меня угощает? Сельдереем! Но как она его приготовила? Я смотрю – ну это же трава! Я, там, бычок, козлик – это есть? А она в воду пароварки добавила пару чайных ложек соевого соуса, потом поперчила-посолила, приготовила, поставила на стол, и рядом – глубокую чашку со сметаной. Значит, берешь половинку или треть стебля, окунаешь в сметану и… – тут Фринзон зажмурился, – мама дорогая! Это же просто смерть под парусом!

– Женя! – громко произнес подполковник, пока ребята хихикали.

Когда девушка сделала шаг к столу, чтобы взять собранные деньги, Поржиков внушительно скомандовал:

– Всем по гамбургеру и чизбургеру, а Леньке – сельдерея!

Мужики довольно заржали.

– Хорошо, – ничуть не смутился младший товарищ, – только не забудь тогда соевый соус, сметану, пароварку и… – тут он сделал нарочитую паузу, – девчонку!

Ну, тут уж хохот стоял громовой. Пошутили вроде, и ладно, но когда утром следующего дня Фринзон пришел на работу, на его столе красовался прозрачный пакет с пучком сельдерея из ближайшего продуктового. Такой старый пучок, с желтыми подвявшими стеблями, с грязью у корней. Ленька улыбнулся и оторвал приколотый степлером к упаковке лист бумаги формата А4 с напечатанными стихами, плодом коллективного творчества. Присутствовавшие рядом Степнов и Поржиков ждали очередного веселья, но просчитались. По мере того, как Фринзон изучал текст, выражение его лица менялось к худшему. Написано было следующее:

От Невы до Енисея
Нету круче сельдерея!
Это – лучшая еда!
С ним здоровье – хоть куда!
Доживаешь до ста лет!
Ну, а главный тут секрет —
Обожрешься сельдереем —
Перестанешь быть евреем!

На глазах приятелей побледневший Ленька медленно-медленно несколько раз сложил этот листок, сунул его в карман, потом взял пучок и метров с двух зашвырнул его в стоявшую в углу корзину для бумаг.

По телефону он отпросился у Романа с работы, и так как была пятница, три дня его никто не видел. Начиная с понедельника он общался со всеми исключительно в рамках должностных инструкций – хоть без всякого вызова, но строго. В общих посиделках и разговорах Фризон не участвовал. Оттаял Фринзон только через неделю. Перепуганные ребята его больше не донимали.

Постепенно Ленька заматерел, плечи расправились, взгляд стал самоуверенным. Когда Роман с ним стал общаться теснее, в том числе и вне работы, выяснилось, что тот – жуткий бабник. Как у него получалось – неясно, но какую чушь он девкам ни вываливал, они проглатывали ее с радостью. Однажды вечером коллеги вдвоем пошли пропустить по стаканчику, и у стойки бара Ленька начал клеить девицу. Подошел к ней, окинул ее взглядом и начал:

– Вот я смотрю на вас, и знаете, что я вижу?

– Нет, – с интересом ответила девица.

– Я вижу не вашу превосходную фигуру, не эти роскошные волосы, не эти манящие губы, я вижу ваши глаза. И они мне говорят… – тут последовала пауза.

– Что же они говорят? – живо откликнулась заинтригованная девушка.

– Они мне говорят, что вы знаете – вас ждут изменения в жизни. Но вы не хотите встретить эти изменения в одиночестве…

И девица растаяла, а Роман мучительно вспоминал, где он эту хрень уже слышал? А, ну как же – это ведь в самом начале «Города грехов»! Если бы Петрович сказал какой-либо незнакомой женщине, что у нее «манящие» губы, в лучшем случае она бы покрутила пальцем у виска, а вот от Леньки – заглотнула наживку.

У Леонида была на предплечье татуировка. Вообще-то «портачки» у сотрудников не приветствовались, но в наше время на это стали смотреть сквозь пальцы – вот он возможностью и воспользовался. Как-то в том же баре Роман рассказывал одной девушке вполне правдивую и, как ему казалось, смешную историю, говорил, говорил, она лениво кивала головой и чуть ли не зевала. Тут подошел Фринзон, и после пары его фраз она уже с придыханием спрашивала:

– Леонид! А что означает ваша тату?..

У них со временем возникла игра – товарищ никаких книг, кроме изысканий на тему совпадения мировых религий, не читал, а Роман, если в очередном тексте нового автора находил что-то, похожее на описание приятеля, ему потом зачитывал. Началось все с цитат Тибора Фишера: «он мог тут же заполучить любую понравившуюся ему девушку, а также ее мать и подружек – поодиночке или всех разом. Они не ревновали и понимали, что он – явление в своем роде выдающееся и ниспослан всей женской части человечества в целом», а также «как и большинство мужчин, он – всего лишь система жизнеобеспечения для его хрена». Потом нашел у Льва Толстого: «несмотря на излишества, которым он предавался в удовольствиях, он был свеж, как большой зеленый глянцевитый голландский огурец». Но когда Петрович зачитал ему выдержку из Алексея Иванова, утверждая, что эти слова подходят к Леньке один в один, тот попросил больше ничего не цитировать. Фраза звучала так: «чтоб кажен день по ковшу вина и новую бабу и чтоб с печи не слезать, а рожа со сковороду была и в масле».

Назад Дальше