— Тебя бы я в университете не встретил, прохвост, — с сожалением раздвигая ноги засыпающего парня, бормотал принц. А иногда гладил волосы и уходил. — Но тогда и я бы не стал там учиться. Зачем?
“Чтобы повстречать там Эжени, ” — противоречили глаза Эжена.
Эжен молился горячо. Он отмаливал себе прощение за то, что оказался на пути у Эйнара и Жени. Он любил обоих, и выбор стал невозможен для него. Он молил об освобождении от этой страсти у Эйнара, и о дружбе с Эжени — о прежней дружбе. Капюшон свалился с его головы, когда он в очередной раз поднял глаза к звездному небу на потолке. Стрелки часов, сложенные из двух лун, сомкнулись у них над головой — и речь священнослужителя прервалась убийственным боем. Люди вскакивали с колен и бросались вон из храма, оглашая вечернюю тишину грохотом сотен шагов. Эйнар прижимал к себе Эжени — они так и застыли посередине зала на коленях, а Эжен боялся оторвать глаза от звезд, заискрившихся на своде храма — теперь он точно знал свою участь.
— Теперь я нагоню вас, — он устало улыбнулся Эйнару. Часы молчали давно и, по преданию, начинали отсчитывать минуты уходящей жизни, предрекая гибель просящему или исполнение заветных желаний. Боги делали свой выбор.
А земной человек, наделенный только желанием обладать чужим телом и душой, противопоставил им свою силу. Он пока не готов отдать никого. Эжен и Эжени нужны ему оба. Когда поднимали с ног ничего не понимающую Эжени, Эйнар прихватил ладонь маркиза и продолжал удерживать ее до тех пор, пока они не покинули храм. Эжени радовалась солнцу, временной свободе, и почему-то решила, что путешествие отвлечет ее от грустных мыслей. Ведь Эжен почти родич — он скрасит эти дни. Их мысли совпадали, и Эжен обнял подругу за пояс, поднырнув под ее руку:
— Давно не чувствовал себя таким счастливым! Мы повеселимся на славу! А Эйнар пусть грустит во дворце. — Маркиз повеселел на глазах, словно решил хитроумную задачу, с которой провозился полжизни. А ведь так и было! Но кто позволит малышу уйти просто так?
— Ты просил о смерти, щенок. Кто позволил тебе мечтать об избавлении? — вечером Эйнар шептал на ухо маркизу злые слова и брал его в очередной раз. Когда Эжен отказал ему и не открыл дверь, Эйнар выбил окна и забрался в спальню. — Отмолишь свои грехи и вернешься. Эжени понесет. Ты ведь помнишь — два желания. Он исполнит два. С чего ты взял, что он услышал тебя?
— Но ведь ты не просил ни о чем? — Отпирался маленький маркиз. — Не тебе решать мою судьбу! — Он упирался ладонями в грудь Эхо и пытался свести колени, но …
— Платье незаменимая вещь, маркиз. Я подумываю о том, как наказать вас. Навсегда.
В ту ночь он посетил Эжени уже под утро, и, ссылаясь на затянувшийся Совет, обнял ее на прощание и уснул. Процессия из двух паломников и небольшого отряда отправлялась в далекий путь — от Эйнара Эхо, но только он об этом не узнал, потому что сладко спал до полудня. К обеду принц думал, что его отпустило, а к вечеру в голове уже крутился план, в котором он вернет обоих в дом немедля — супруг он или не супруг? И что-то подсказывало ему, что это не так. Его удержала гордыня и необходимость показать отцу, что он хозяин в своей семье. Доказать двору свою состоятельность как мужа. Ему нужен был ребенок от Эжени, и он приготовился заплатить за это свою цену.
— Боюсь, что в том донесении нет ничего существенного… — Эйнар перевернул пергамент и выбросил его в камин. — И что же было дальше? — он обратился к советнику, а сам протянул руки к огню и залюбовался шипением медленно умирающей сосны — она шипела и брызгала осколками смолы, но грела получше угля. Кроме того, Эйнар считал ее своим деревом и иногда приходил к единственной сосне в саду — она росла как раз у французских окон флигеля Эжена. Как видно, будущему королю, приходилось думать часто и помногу. — Где они сейчас? — Эйнар вспоминал свою парочку часто. Он откровенно скучал. Таскался по балам соседей и не торопился нагонять паломников. Он дал им время насладиться свободой. Увесистая пачка донесений росла день ото дня. Месяц. Прошел ровно месяц, прежде чем он решился посмотреть чем же заняты его любимые люди. — С таким успехом, он мог бы присылать мне пустые конверты.
— Маркиз и принцесса изволили почивать прошлой ночью в поле. — Эйнар удивленно посмотрел на советника. — Вернее в стоге сена. Эта ночь не первая, когда они спят на сене. Все здоровы и принцесса очень сдала. Вечером Эжен приводит ее бедные ноги в порядок. Он беспокоится о ней и сам стирал в ручье ее платье, когда Эжени вымазала его в сливках…
— Так значит…
— Это было всего один раз. Кардинал лично велел ей напиться сливок, потому что таких она вряд ли когда-нибудь попробует в ближайшее время. Словом, это была воспитательная акция, и Эжени держится. Она сносила три пары сандалий. Оба платья и платок пришли в негодность еще на прошлой неделе, и их пришлось заменить на нечто более демократичное. Эжени путешествует в костюме гренадера. Поминает чертову моду на всех привалах и сожалеет, что дамам не позволено ходить так всегда. И ляжки целы и каждый может оценить изъяны будущих жен.
— Пока это путешествие не превратилось в фарс, необходимо нагнать их отряд. А что Эжен? — Эйнар не стал изображать ложное равнодушие.
— Месье Эжен премного благодарен принцу за это путешествие. Он никогда не путешествовал дальше дворца и к тому же, он наедине с Эжени. Им хорошо вдвоем. По слухам, они стали также близки, — приблизившись вплотную к принцу, зашептал советник по щепетильным делам. — Не подумайте плохо, но Эжени вошла в свою лучшую пору. Если наследник не поторопится, то детей можно не ждать больше никогда. Неизвестно, насколько ее хватит и когда она вновь сорвется. Впрочем, сына может родить любая наложница. Вам стоит только намекнуть, мой принц.
— Я хочу наследника только от тех, с кем сплю по любви. Продолжайте, Дюшен. И что же? Они посетили святые места? Скольким монастырям они оказали помощь? Какими суммами исчисляется вымолить у Богов, нашего общего ребенка?
— Боюсь, что я не располагаю информацией о подобных делах, — советник начал рыться в донесениях и вытащил всего одно: - Вот, кажется, они все-таки посетили одно местечко. Правда пользуется оно дурной славой.
<b>Из донесения офицера гвардии охранного полка.</b>
<i>С прискорбием сообщаю, что господин полковник занемог в пути, на почве несварения и остался ждать наш кортеж до того момента, как мы повернем вспять.
</i>
— Побегут они что ли? Вояки… — Эйнар с нетерпением пробегал глазами письмо и искал подтверждения своих подозрений.
<i>
Объекты Э. в количестве двух особей, изволили посетить табор и неоднократно заходили к гадалке. Г-жа Э. целых три раза со смехом вышла из палатки и спрятала некий мистический артефакт в лиф.
Месье Э. побывал там раз пять, не меньше, точнее не смогу сказать, потому что, оказавшись бессменным надзирающим, позорно вырубился. Э. закрывал лицо платком и, кажется, был сильно расстроен.
Кардинал был у гадалки дважды, орал непристойные песни на манер ромале и презентовал перстень барыне за танец. Перстень пришлось изъять как собственность Короны и заменить менее ценным из коллекции святой церкви.
На следующий день, я застал месье Э. на коленях под дубом. Он горько плакал. Видимо, окончательно истер ноги в дороге, и я испросил разрешения у его Святейшества посадить Э. на круп своей лошади. Э. и Э. больше не разговаривали до самого трактира.</i>
— Что, черт возьми, там происходит? Этот шабаш пора закончить. — Эйнара обрадовало лишь то, что толковый офицер присмотрел за его главным сокровищем: “Может и правда устал в дороге?” — Гадалку допросить и притащить во дворец. Что она наговорила им? А монастырь? Неужели в плане их путешествия нет монастыря?
— Был один, но теперь его разогнали.
— Это еще почему? — Эйнар уже ничему не удивлялся.
— Именно там с кардиналом и приключилась беда. Он встретил там товарища по семинарии и понеслось…
— Куда?
— Сперва они квасили в общей столовой. Потом переехали в подвал. А там ночью передрогли во сне, и его святейшество простудил мочевой пузырь. До сих пор, по слухам, бегает раз двадцать на день до ветру. В общем, монастырь расформировали, до полной перепланировки и утепления палат. А так как деньги при кардинале все истощились, то монастырь просто заперли на замок. Но не извольте беспокоиться, мы оставили там сторожа из эскорта. И смею добавить, гадалку мы допросили немедля, как только получили донесение. Принцесса получила в дар бутылочку со снотворным. Необычным зельем. Вероятнее, попросту ядом. Ночью он был изъят у Мадам и отправлен на исследование, но доподлинно известно, что часть жидкости бесследно пропало. Не извольте беспокоиться — все живы!
<b>Из донесения Дю Мара. Последнего.</b>
<i>Лунная дорожка просочилась сквозь густые заросли прибрежных ив и опустилась на воду пруда. Лишь журчание воды на плотине в устье ручья нарушали покой паломников, резвившихся у береговых зарослей камыша. Вода помогала смыть усталость и дорожную пыль с путников, одаривая их свежими силами. Э. и Э. вошли в воду в старых платьях, и я залюбовался их силуэтами на фоне полной луны. Как видно из разговора господ, они давно и близко знакомы. Оба скинули надоевшие за день платья и поплыли. Темные волосы, как морские змеи струились по спинам — завораживающее зрелище…
</i>
— Дю Мару надо поэмы писать. Когда он уходит в отставку?
— Он молод и пишет стихи, правда, безуспешно. Участвовал в нескольких конкурсах, и по заграницам мотался во время отпуска. О чем и грамота имеется. Наград не снискал, но у дам его стишки пользуются успехом. Вот, из последнего, — и советник принял позу для декламации, но стушевался под недоуменным взглядом принца, закашлялся и продолжил, — Дю Мар хороший офицер. Думаю, вы останетесь довольны им. Если бы не его шпага, и хроническая поэтически-запойная бессонница, боюсь, наши путешественники давно бы покинули этот бренный мир.
— Но в отчетах нет сведений на эту тему!
— Наш Дю Мар, считает невозможным беспокоить вас по пустякам. Эжен просил принцессу о милости, и она взяла на себя грех. Он выпил то лекарство.
<b>Донесение капрала Кунца Дитриха по начальству.
</b>
<i>Петух как проорал, тогда только господа и изволили угомониться. Дама, поведения вовсе не дворянского, блевала на пороге. Мальчик, при ней состоявший, держал ее сзади за подол, дабы та не свалилась в лужу, в которой заночевал боров. Свинья долготерплючая попалась, и всю ночь лежала тихо, а под утро развизжалась и понеслась по деревне, перебудив всех крестьян раньше солнца. Мальчишка, по указанию барыни, пытался борова изловить и гонялся за ним, пока сам не притомился, и не уснул под тыном у Церкви, а кардинал напился до видений и при помощи местного святоши изгонял дьявола из спящего паломника. Безуспешно! А когда явилась мадам, то ругала весь свет скверными словами, пнула пацана в бок, и легла рядом. От храпа, производимого этими пьяницами, и громких воплей кардинала, у девки Александры случилась падучая. Видно, бесы потихоньку из паломников повыбирались и стали искать пристанища. Прошу главу ратушного совета, выделить средства для изгнания дьявола из девки, местного священника и борова. Всего, на это мероприятие необходимо не менее двенадцати серебряных монет, пеньковой веревки три метра и штоф вина белого, потому что наш экзорцист нынче тоже в запое находится.
Господа паломники проспались и в добром здравии отправились по намеченному маршруту. Дай им Боги легкого пути и будем рады, если они посетят нас на обратном пути. Городок у нас тихий и событиями небогат.</i>
Лишь последнее донесение было прочитано более внимательно в покоях Короля. Остальные Эхо-старший пожег в тот вечер в печи, чтобы не беспокоить своего сына лишними сведениями. До Эйнара долетели лишь отрывки рассказов об этом путешествии. И даже этого было достаточно, чтобы Его Высочество ни свет ни заря выскочил на дорогу вместе со своим отрядом. Не укладывалось в голове, почему его единственный сын залип на эту парочку разгильдяев, почему церемонится с ними даже, когда их обоих пора выпороть на заднем дворе, почему готов пожертвовать репутацией семьи ради них? Принцесса станет членом семь лишь с рождением ребенка, а вот Эжен носит двойную фамилию, ему она досталась по праву любви и желанию сына, вопреки всем законам. Эйнар, избалованный свободой, должен найти выход. Ему отвели на размышления еще год. Год свободы, безответственности и потрясений — налюбиться на всю жизнь, а дальше, как решат Боги. А вот с ними королевская семья всегда находила общий язык.
Комментарий к Три желания
если глава получилась несколько не информативная и запутанная, то я об этом догадываюсь.
========== Разменная монета ==========
<right>Всякое желание есть зачаток новой скорби.
Вольтер
</right>
Эжен улыбнулся во сне. Открыто, навстречу новому солнцу, но глаза продолжал жмурить, как сытый кот - потягивался и скручивался вновь уютной колбаской.
Девушка хорошо изучила своего друга и знала, что у нее есть еще несколько минут “на помечтать”. С каждым утром он прижимался к ней во сне все плотнее, как в старые времена, без стеснения и ложного стыда, без оглядки на досужие разговоры. Еще мгновение он разрешил себе поспать: обхватил плечи Эжени, прижался и придавил своей головой мягкое плечо.
“Ребенок!” — думала она. Накрыла его волосы крупной красивой ладонью и замерла в ожидании утреннего чуда пробуждения Эжена — он красиво просыпался: долго прятался от наглого солнышка — то приоткроет, то обратно захлопнет веки. Поласкает “подушку” и - не дожидаясь ее хохота от щекотки и законного наказания - вскочит на ноги и побежит умываться. “Ребенок!” — отшучивалась Эжени от недовольных взглядов кардинала, возмущенно округлявшему глаза на их игры.
Сколько разговоров разных перетёрто. У Жени голова кругом идет от желаний. С каждым днем она все больше скучает по мужу. Она вольна решать сама свою судьбу и может вернуться в замок. Таков был договор с мужем. Но растет уверенность в себе, вернее, она возвращается к принцессе. Мальчик — ее любимый, вернее любимый ребенок их семьи - отступился, дал ей карт-бланш на эту игру. Вот сейчас Эжен дрыхнет на ее плече — он доверяет ей свою жизнь, и это уже… не взаимно. Потому что она может в любой момент перерезать ему горло — так как учил ее муж и отец. Женщина должна уметь защищаться. А Эжен сейчас и сам не хочет ничего, кроме того, чтобы его вернули домой. Ему никто не нужен. Он готов отпустить Эйнара и Эжени. Вычеркнуть обоих. Так думала Эжени сегодня утром.
Но в груди засосало нежданной болью: он ей нужен не меньше Эйнара. Заполошно вспоминая слова гадалки, она схватила руку Эжена — легче перышка — и рассматривала его ногти: и правда посинели. Она поила его ядом только три дня. Этого было мало. Каждый день по капле вливать в его питье, чтобы не вызвать подозрений; чтобы смерть задолго до ухода Эжена наложила серые тени под глаза — пусть думают, что ему не хватает сна; распушила густые темные пряди и рассыпала на них сизый пепел старения — пусть говорят, что малыш истаскался до срока; изуродовала пальцы: он болен так долго! Пусть думают, что угодно. Их желания совпали в тот миг. Эжен уступал Эйнара и его любовь — потому что принц никогда не скажет вслух этих слов, а может и не любит. Какая цена у любви будущего короля? Этого никто не узнает. Он с легкостью сдаст свои позиции, а Эжени лишь надо не пропускать ни дня, вливать коварное питье, которое убьёт его со временем. А она отступает, медлит, и он знает об этом. Прощает и не сердится. Она сделает это, когда аргументы будут очень серьезными, когда на кон встанет нечто большее, чем любовь. Что же это будет?
Все именно так, как говорила цыганка. Позвякивая медными браслетами, она плела какие-то сказки о жизни Эжена, но разве это интересно женщине, которая любит и готова на все лишь бы вернуть свое по праву. Старуха напомнила о чем-то забытом, безвозвратно-оставленном. Но и это неинтересно Эжени. Все забыто и даже сам маркиз не желает помнить. Воспоминания начисто подтерты подарками, весельем придворных шалопаев и, конечно, любовью, которая вытеснила старые привязанности Эжена. Все думают, что он забыл прошлое. Никто не спрашивает, а зачем это Эжени? Как простая рыбачка, она мечтает только об одном — Эйнар должен дать ей ребенка. Должен вернуть чувство горечи и сладкого наслаждения, когда он рядом, когда смотрит холодно, но обещает небеса. За это стоит побороться!