В жизни Эжена проснулись желания — новые мечты. Он хочет путешествовать, видеть мир, который сейчас сузился до ожидания любовника, до его наглых ласк, которых он всегда ждет, и от которых теперь мечтает избавиться любой ценой. Ему нужна свобода. И он так запутался, что готов умереть. Потому что жизни без Эйнара Эхо никогда не будет. Так думает он сегодня утром.
Он просто складывает маленькие осколочки в мозаику, которую хранит глубоко под пыльными перинами на чердаке. Обычно он не заходит туда подолгу. Их как будто нет в его жизни. Почему именно сейчас? Стоило Эжену выбраться за стены замка, и весь хлам вылез из щелей. Эжен перебирал в голове обрывки фраз, долетавших до него как эхо, и думал о возвращении. Он мечтал проснуться и забыть. Всех, кто стал смыслом его жизни. Упрямец твердил, что выживет один и без всяких глупостей. А любовь к мужчине? Грешно и глупо. Что смогут они дать друг другу? Он не хотел слышать ответ. “Много, ох, как много!” — Он понимал это: мечтал о рыбалке у горного ручья, о купании голышом в море, о том, как ловко Эйнар управляется с арбалетом: — “И меня научит!” — Он мечтал и просыпался, незаметно отказываясь от своих мыслей: “Нет, не научит”.
А Эжени все о своем канючит, просит Богов о милости. О счастье для себя. Кто ж его поймет, в чем оно, это счастье? Просят люди так много! Даже Боги не управляются с ними. Меняют любовь на деньги и власть. Справедливо? Её просьба такая незначительная и просто-выполнимая! Неужели откажут?
В живот словно нож пихнули — ни дышать, ни думать она больше не смогла. Хлопала по спине Эжена рукой, пыталась разбудить окончательно. А когда он вскочил, она попыталась встать с колен, но не смогла. Живот потянуло, а потом словно разорвало осколками боли. Эжени потеряла сознание.
— Дурочка моя, все твои чертовы диеты! Ты мне нужна любая. Эжени, просыпайся! — кричал парень и колотил её кулаками по плечам. Потом затих и влепил ей пощечину. Щека у девушки порозовела, налилась кипятком и носик задышал. Он радостно целовал ее лицо, с обеих сторон захватив его ладонями: — Дура! Я сам буду заниматься твоим питанием.
А девушка улыбалась, целовала ему руки и шептала какие-то глупости себе под нос, но видно кого-то благодарила. Только вот за что? Вопрос.
— Мы возвращаемся Эжен, я не хочу больше колесить по дорогам. У меня есть семья — Эйнар и ты! Вы же не бросите меня? — Под недоуменным взглядом недавнего собутыльника, Эжени попыталась встать с колен: — Ну что ж ты смотришь, разгильдяй? Мы скоро заживем по старому, дружочек, вернем все по местам. Если господину Эхо противно будет наше развеселое общество, то нам на это наплевать. У нас теперь все будет как прежде — он больше не посмеет мне перечить, Эжен! Я вернусь в дом принцессой, а не уродливым династическим препятствием.
— Эжени, почему ты так говоришь? Эйнар всегда уважал твое мнение, а то, что не отпустил, не развелся… Так значит любит!
— Милый мой дурачок, это все шутка. Банальная игра в любовь и доверие. Дружба, я бы так определила род отношений между нашими вселенными. Каждый на своей орбите. Вот пусть так и будет! А я, — помедлила принцесса, — я стану королевой, обещаю тебе, Эжен. Если бы ты знал, что сделал для меня. И ты, ты тоже станешь свободным от него. Если захочешь. — Мысли Эжени были очень высоко, именно высоко, а сама она быстро семенила по дороге в обратном направлении. И даже забыла про завтрак!
Эжен не понял ни слова из ее монолога и лишь отметил про себя: приболела к осени, бывает. Тяжелый сезон, бессистемное голодание и перепой. Хоть бы “белочку” не словила! Эйнар меня прибьет. Да нет, видимо, — рассуждал он здраво, — мания величия.
Кардинал развел руками, эскорт, поразмыслив, двинулся вслед за будущей королевой, а Эжен с Дю Маром лишь покрутили у виска. Офицер придумал небольшую песенку, и ее подхватили на дороге солдаты. Эжени любовалась лесом, кружилась иногда от счастья, разглядывая высоко взлетающих ласточек и стрижей:
— Вот так бы и мне, и мне, — просила она, напрочь забывая, что все желания переплетены в тесные силки: одно надежно держит другие. Суеверной она не была и мечтала об одном — поскорее добраться до перины и запереть свою дверь навсегда от мужчин, теперь они ей не нужны, больше ей не нужно вымаливать их внимание. И пусть люди рассудят ее с Эйнаром. Как было легко на душе! Старый пожелтевший лес заканчивался, и Эжени вылетела на берег моря. Она неслась к воде, сбрасывая бесстыдно с себя мужские тряпки и сапоги, волосы больше не прикрывал платок, и они свободно струились по спине. Она была прекрасна, в одной рубашке, слегка прикрывавшей постройневшие бедра. Эжен наблюдал за ней с сопки и кажется начал понимать. “Так даже лучше”, — решил он для себя и вытянул острый длинный листочек из песка.
Дю Мар спешно разворачивал лагерь за сопками, но все-таки решился предупредить Эжена о прибытии принца:
— У вас осталось не более двух часов, мой друг. Не потеряйте это время. Беременность так красит женщину.
Мечтатели и поэты всегда видят больше простых смертных.
Эжен рассматривал полуденное светило, которое насмехалось над ним, разрезая растопыренную ему навстречу ладонь и заглядывая в его сердце. Оно твердило: — Глупый-глупый мальчик! Ты так и не понял, зачем тебя взяли в путешествие? Твой долг выполнен. Беги!
Он задохнулся криком. Рядом с ним тело Эжени поменялось — мягкие округлые бедра больше не тряслись при каждом движении — они двигались упруго и влекли к себе, как тогда. Он накрыл лицо ладонями, чтобы не видеть ее сейчас, чтобы не ударить за сытую насмешку на лице. Его использовали. Поговорить напоследок? Разобраться и суметь простить женщину, укравшую Эйнара и не только.
Но они больше не сказали и слова с Эжени. Море сделало из ленивой самки кита никогда не спящую акулу. Она лишь потрепала по голове Эжена и отвесила ему мимолетный поцелуй, который соскользнул с его волос вместе с ее губами — тоже последний. Благодарно принимая огромную простыню, Жени обернулась к солнцу напоследок и пошла спать в палатку. Он больше не войдет к ней. Не потревожит.
Эжени разоспалась под полуденным солнцем и пробудилась лишь под восхищенным взглядом Эхо. Их встреча стала очень громкой, и отряд бывших паломников приткнулся у костра и завел песню погромче. Оказывается, Эхо скучал по супруге. Они оба клялись, что больше “никогда-никогда-никогда”, но стоило их взглядам пересечься, и они набросились друг на друга, не стесняясь выражать свой восторг от долгожданной встречи: “Мне кажется, я заново влюбился в тебя Эжени”. А Жени молча принимала ласку, несвоевременную и какую-то лишнюю: “Теперь мне это не нужно. Я думаю, Вас не затруднит выделить новые комнаты для меня и будущего наследника, Эйнар?” И ему нечего было ответить. Эжен стал разменной монетой в большой игре.
Вот так вершат великие дела маленькие люди.
В дороге Эйнар думал о Эжене, как встретит, как обнимет и приласкает ремешком шалопая, как выпросит прощение, но все это потом. Перед глазами металась грива коня, вздрагивали мышцы на крепкой шее под цепкими пальцами хозяина — он передавал свою боль единственному живому существу, которое было сейчас рядом. До крови расцарапав кожу гнедого, он наслаждался густым запахом пота и зверя — он будоражил его и коня, взлетавшего под седоком в бессильной злобе. Эйнар каждую минуту убивал Эжени. За каждую каплю яда, проникшую в тело Эжена. Его Эжена. Он думал так, пока не ворвался в ее палатку… Она изменилась, похорошела, вернулся хищный блеск и наслаждение своим телом. Как она лежала! “Только помани меня…” — думал глупый принц и забывал о мести. Минуту назад его ноздри повторяли движения загнанного коня, а сейчас он склонялся у ее ног и протягивал руки под тонкую ткань, едва прикрывавшую колени принцессы. “Вот и все…” — подумал принц и грубо навалился на ее тело. Он проваливался в этот омут снова и снова, забывая Эжена. Предавая его любовь. Сладкая истома, навалившаяся на обоих одновременно, связала языки на долгие минуты. А потом полилось. Все обиды, упреки, нашлось место каждой чревоточинке в их словах. Он лупил ее по губам, умоляя замолчать. А потом целовал так, что губы все равно болели и становились синими.
— Ты тут не причем, Эйнар. Ты ведь знал, что так случится! Понимал и все же рискнул.
— Сейчас не время говорить о том, что случилось. — Он хищно разглаживал складки на ее сорочке.— Мы оба знаем, что только так получим корону. Когда сын подрастет, все забудут Эжена, а те, кто не захочет забывать, познакомится с прекрасным новомодным аппаратом, лишающим ненужных воспоминаний навсегда. Я думаю, память изменит всем нам. Этот ребенок только наш.
— Как заставить молчать Эжена, Эйнар? Он все понял, я уверена.
— Что ты еще хочешь от меня? Боги не простят тебе убийство отца своего ребенка. Кого угодно, но не тебя. Лишат нашего наследника счастья. Он уйдет сам. А сейчас… — А сейчас он не мог оторваться от ее тела. Принимая ее грубую ласку, он дрожал от ненависти и желания. Перед глазами то и дело всплывало лицо парня, с каждым разом оно отдалялось, и Эжен больше не смотрел на него. Эхо заскрипел зубами от злости и прорычал в волосы Эжени совсем не ее имя. Да кто там услышал и понял?
А Эжен думал и был готов прокусить свой собственный язык: “Так будет правильно!”
Впереди был разговор, в котором он должен вымолить у Эйнара если и не прощение, то хотя бы отсрочку.
*
— Эжен, — Эйнар стоял у выброшенного на берег бревна и не спускал глаз с парня. Он понимал, что скажет сейчас совсем ненужные слова, лишние в их отношениях. - Как ты, малыш? Я скучал по тебе. - После этого слова он напоролся на насмешливый взгляд, но в ответ не получил ни слова. — Нам не нужно больше притворяться. Ты же понимаешь, что это ради тебя и твоей безопасности. Ты сможешь вернуться в свой дом. Помнишь его? Я уже послал запрос в твое имение. Снял официально арест на владение. Его приведут в порядок очень быстро. Если ты хочешь, то можешь присмотреть за всем сам. Скажи что-нибудь, умоляю.
— Сказать, что солнце сегодня сядет на западе? Или, что я утоплюсь в море? Не дождешься, Эйнар! Теперь я буду жить. Мне теперь есть ради чего жить. — Горячность стекла расплавленной лавой с его лица, потому что солнце и правда начинало садиться и, его последние горячие лучи лизнули загорелое лицо, напоминая, что шутки с принцем до добра не доводят. Но он отмахнулся от этого милостивого предупреждения и продолжал вырезать на бревне каракули. Эйнар любовался его злостью и телом. Он обнял его со спины и присел сзади, плотно обхватывая его руками. Волны оргазма, пережитые несколько мгновений назад в постели с Эжени, заставляли его смотреть на мир расслабленно и счастливо. Он чувствовал себя наполненным огромной силой. Ему хотелось жить. Делиться с миром своим счастьем.
— Не вредничай, Эжен. Я оставил тебе фамилию. Ты теперь мне брат, и я этого никогда не забуду.
Вырываться из теплых любимых объятий было противоестественно, но Эжен все равно пытался это сделать. И даже укусил своего принца за ладонь. И чуть не огреб пощечину, но Эйнар смилостивился и, занесенная для удара ладонь, сперва перекочевала в его собственный рот, а потом он сунул ее Эжену:
— Залижи!
И маленький маркиз вцепился в нее со всей дури, подстегиваемый обидой и ревностью, отлетел сброшенный на песок и, задыхаясь от смеха, заговорил:
— Не думаешь ли ты, что я сам от всего откажусь, мой будущий король. Да я скорее сдохну, чем поделю свое с тобой. — А потом взмолился и пополз на четвереньках к Эхо: — Отдай мне его, я ведь больше не хочу ничего. Мы заживем тихо, и я уеду в тот же час. Только поклянись, и я уйду. Эйнар, прошу тебя. А у тебя еще будут… — он не договорил, потому что принц тряхнул его за плечи и выплюнул ему в лицо слова:
— Запомни, Эжен, я люблю тебя, но я никогда не позволю смешать мои планы. Уезжай сейчас, пока я могу отпустить тебя. Не думай, что это так просто. — Он смотрел ему в глаза и пытался отыскать в них хоть каплю согласия.
— Хорошо, Эйнар, я уеду. Только повидаю его, и тут же уйду. Раз ты так хочешь, я смогу это сделать. Я откажусь. Эйнар, только один день с ним, и я не покажусь ко двору никогда.
— Я устал спорить. У меня есть условие. Пока ты живешь в моем доме, я буду по-прежнему с тобой. Я даже не лишу тебя внимания подруги. Но и ты выполнишь одну мою просьбу.
========== Всё, как ты хотел… ==========
Скрипочка в футляре манила к своим струнам, приглашала поцеловать гриф, понежить округлые бока, а потом спрятать от морозного воздуха, завернуть в синий бархат и покачать перед сном. Эжен дул на нее и пытался согреть своим дыханием, боясь прикоснуться к четвертушечке, которую принес с собой мальчик из дворцового оркестра. Хрупкая и сильная — она смутно напоминала ему кого-то из прошлой жизни. Хандра раздирала его сердце, и в тоже время ему было спокойно — он знал, как пройдет его день. Еще один из многих, которые подарил ему Эйнар Эхо.
Нужно было встретить еще одно утро, позавтракать в семейном кругу - “очень тесном”. Он шел туда, чтобы увидеть Эйнара и Эжени. Садился с ними за стол, накачиваясь вином еще до обеда. Иногда он был сама воспитанность и благопристойность. Образцовый маркиз с радостью препарировал на мелкие кусочки снедь и запихивал ее в рот приблудившейся к нему болонке принцессы. Собачонка выбрала никудышного едока и любовалась им с преданностью любовницы. Эжен скармливал ей фуа-гра, кидал маленькие кусочки в черную пасть, наблюдая за тем, как милуются супруги за столом. Стол был не очень длинным, но за ним свободно могли поместиться человек шесть, и чета наследников занимала места во главе на противоположных сторонах. Часто они проводили утро только втроем, и тогда Эжен мог “насладиться” их нескрываемой радостью без свидетелей. В такие дни Эжени сама подавала завтрак любимым. Невольно задевая шуршащей юбкой мужа и легко приглаживая мимоходом непокорные вихры Эжена. Он брезгливо смахивал эту ласку вслед за ней. Он не мог есть. Кусок не лез в горло, когда рядом все были счастливы. Все ждали наследника.
За столом царила Эжени. Расцветая с каждым днем, она становилась все спокойнее. Ласково кормила с рук Эйнара. Ее плавное движение от маленькой тарелочки с клубникой, которую она кромсала милым ножичком, к губам любимого супруга, невольно резало пространство между семьей Эхо и маленьким маркизом. Его мутило от одной мысли о таком обращении: Эйнар не мог есть с руки! Нет таких рук, которые могут позволить себе это.
Он подложил ладони под подбородок и с отвращением бросил последний взгляд в их сторону. А потом закрыл глаза. Он научился спать с открытыми глазами - все замечать, откладывать подальше от сердца и не подпускать к голове. Он мог бы поесть этой чертовой клубники, как этот паяц, который на днях может одеть корону. Но он шут гороховый, а Эйнар… Его надежда на справедливость, его мечта о любви. Боже, как больно сражаться за его внимание с Эжени! Никто не достоин счастья больше чем она и Эйнар, и за что эта насмешка — он опять теряет любимых.
И эти проповеди, черт бы их подрал! Эжени торчала у святош целые дни, и он должен. Таково повеление его величества. Как только Эжен оказывается один, в его поле зрения появляется посыльный с приказом.
“Иди туда Эжен, найди неизвестно что”, — он кривлялся перед зеркалом, когда в дверях появился наследник.
— Я бы так и нарисовал тебя малыш. Голым и со скрипкой в руке. Только мне сдается, что ты готов ее разбить.
Эйнар обошел маркиза со спины, обнял, почти не касаясь, и вытащил несчастный инструмент из рук жаждавшего крови парня, с трудом разжимая сведенные злостью пальцы.
— Когда ты вернешься к музыкальным занятиям? Раньше тебе это помогало, да и нам было легче, — Эжен таял в серебряном отражении своего любовника, растворялся в слабо-поблескивающих тревогой глазах.
-Хочешь заставить меня? — Эжен развернулся в объятиях и уперся руками в грудь Эйнара. — Так нельзя, Эйнар, я хочу сам решать, когда мне молиться, и как мне заботиться о себе. Не лезь со своими нравоучениями.
— Мне кажется, ты стал слабоват на язычок, раньше он давно бы нашел себе применение.
— О, да, мой принц, это было раньше, а теперь мой язык ласкает задницы юных мальчиков со скрипкой. Это ли не настоящее ему применение. Стихи мои успеха не имели и вышли мне боком. Может быть на этой стезе, я смогу снискать себе славу… — … и скрипка была разбита - ее осколки окружили двух мужчин непроницаемой стеной ненависти. Эйнар не смог остановиться, и губы Эжена распухли от удара. Потекла кровь. Мальчишка на постели зашевелился и поднял лохматую рыжую голову из вороха одеял.