Быть такого не может: я жму руку автору «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». Эх, сюда бы фотографа, чтобы сделать карточку на долгую память…
Правда, пока ничего не выдаёт в Катаеве гения и легендарную знаменитость, он — такой же, как и я сотрудник уголовного розыска. Обычный парень интеллигентного вида, худой от вечного недоедания и плохо одетый — наше ведомство зарплатой не баловало, платило мало, зато нерегулярно.
В башке всё перемешалось, я не находил слов, но как-то собрался с мыслями, выдавил из себя:
— Как там у вас в Одессе?
— Да как и у вас, наверное: грабежи, убийства… Начальство нервы треплет.
— Это оно может, — хмыкнул Кондратьев.
— А в Петроград по какому вопросу прибыли? — снова спросил я.
— Может на ты перейдём? — предложил Катаев.
— С удовольствием. Так что стряслось у тебя, Женя?
— Да у нас в Одессе в прошлом месяце серьёзная заварушка приключилась — сразу семнадцать трупов. Есть основание полагать, что один из подозреваемых скрывается в Петрограде. Вот, приехал к коллегам за помощью. Надеюсь, не откажут.
— Не откажем, — заверил Кондратьев. — Но, как ты понимаешь, у самих дел по горло.
— Это я понимаю, — вздохнул Катаев.
— Да ты не журись! Я к тебе Шуляка прикреплю. Он кого хочешь из-под земли достанет. Кстати, а где Шуляк? Что-то я сегодня его ещё не видел, — забеспокоился Кондратьев. — Не заболел часом?
— Да в порядке Шуляк, — заверил я. — Мы с ним пару налётчиков взяли, оформляет их сейчас.
— Ты сказал, с ним? — дёрнулся Кондратьев.
— Так получилось, — ухмыльнулся я. — Сергей, мне тут сказали, что у тебя для меня известия какие-то есть.
— Есть, — Кондратьев посмотрел на Катаева, и тот, поняв, что сведения не предназначаются для его ушей, деликатно ответил:
— Ладно, мужики. Мне пора — пойду искать этого вашего Шуляка.
— Женя, погоди секунду, — попросил я.
— Чего, Жора? — Его глаза блеснули из-под очков.
— Ты тут занятную историю рассказал… Это всё правда?
— От первого до последнего слова. Но ты бы слышал, как её на суде Саня Казачинский излагал: публика аж от хохота рыдала. Правда, самому Сане не до смеха сейчас, ему смертный приговор светит, — помрачнел Катаев.
— Знаешь, Женя, думаю, твоего друга можно вытащить, — горячо произнёс я.
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверен. Ты попробуй спасти его — у тебя получится. А история и впрямь занятная, про неё бы книжку написать… Какого, говоришь, цвета был украденный фургон с зерном? — спросил я, заранее зная ответ.
— Вроде зелёного, — произнёс Катаев.
— Ну вот и название для повести родилось — «Зелёный фургон». И пусть её твой друг напишет сразу, как только выйдет на свободу. Людям понравится — даже не сомневайся, — улыбнулся я.
— Я передам Сашке, — сказал Катаев. — Всё, бывайте — я пошёл!
— Удачи! — пожелал ему я с чистой душой.
Катаев ушёл, а моё настроение снова сыграло в минус.
Я повернулся к Кондратьеву, который с интересом слушал наш разговор.
— Выкладывай, Серёга — что опять с мужем моей сестры приключилось?
Тот виновато опустил глаза.
— Не успел ты походу, Жора… Сегодня Александра Быстрова на Гороховую забрали. ГПУ раскрыло какой-то заговор в военшколе. Есть подозрение, что твой родственник замазан в нём по полной. И не он один, в школе идут аресты как среди преподавателей, так и курсантов.
— Ясно, — вздохнул я.
Чего-то такого и следовало ожидать. Если чекисты начали копать, то не остановятся. И, даже если я найду настоящего убийцу Хвылина, вряд ли это сильно поможет Александру, если на него теперь повесят ещё и политику.
Положение хуже губернаторского… Куда ни кинь, всюду клин. Хоть покупай билет и назад возвращайся.
Пожалуй. Я бы так и сделал, если бы не сестра… Но её надо как-то морально подготовить к неизбежному.
— Катерина… Моя сестра знает об этом?
— Вряд ли. Мне Самбур всего час назад позвонил. Ей ещё не сказали, — ответил Кондратьев.
Сука! Как же я сейчас ненавидел себя за то, что принесу Кате такую весть… Как бы я хотел поменяться сейчас с кем-то своим местом, но вот только не знал, с кем.
— Да ты нос не вешай. Может, обойдётся, — сказал Кондратьев, чтобы приободрить меня, но по интонации было ясно, что он сам не верит своим словам.
— Сергей, спасибо! Пожалуй, мне тоже пора идти… Вот только показания дам по налёту и поеду к сестре. Мне надо побыть с ней.
— Конечно-конечно, — кивнул тот.
Выполнив все необходимые формальности, я сел на трамвай и поехал к Кате. Меня охватило глубокое опустошение, я понимал, что мне будет сложно подобрать какие-то слова.
Я мог побороться с уголовной Фемидой, но против ГПУ был совершенно бессилен. И это ощущение собственной никчёмности сводило с ума!
Только одна мысль птицей билась в голове: что я скажу Кате, что…
Я вышел из трамвая на пару остановок раньше, чтобы пройтись. Иногда лучше всего думается на ходу. А мне надо было основательно подумать.
Вот только чем ближе я был к Катиному дому, тем яснее понимал, что итогом всех размышлений является пшик, ноль без палочки.
Скрепя сердце, поднялся на нужный этаж, надавил на кнопку звонка.
Открыла осунувшаяся Катя.
— Жора, — она ткнулась носом мне в грудь. — Ты… ты где был всю ночь?
— Там же, где, наверное, была и ты — сидел в камере, — признался я.
— Меня отпустили, причём быстро. Самбур мне не поверил, — печально сказала сестра.
— Я знаю — мы разговаривали. Зачем ты оговорила себя, Катя?
— Я хотела ему помочь, дать передышку, чтобы его не трогали, пока ты ищешь убийцу. Но меня сразу раскусили. Я, наверное, ни на один из вопросов не ответила правильно, — грустно улыбнулась сестра.
— Пожалуйста, больше так не поступай, тебя могли привлечь к ответственности за дачу ложных показаний, — попросил я.
— Больше не буду, — пообещала она.
Внезапно Катя нахмурилась.
— Стой, ты сказал, что был этой ночью в камере? Тебя арестовали? За что?
— Да всё в порядке. Маленькое недоразумение. Милиция быстро во всём разобралась, и меня отпустили.
— Этот арест… Он как-то связан с делом Саши.
— Связан, — подтвердил я.
— Бедненький! — участливо произнесла сестра. — Прости меня за то, что тебе так достаётся из-за нас…
— Тебе не за что извиняться передо мной. Катя, мне надо кое-что тебе сказать, — я набрался сил, чтобы сообщить сестре страшное известие, но тут выражение Катиного лица изменилось, она словно позеленела.
Она вдруг схватилась за рот и убежала в уборную.
Оттуда до меня донеслись рвотные позывы.
Я обеспокоенно замер у закрытых дверей — сестре было плохо, её словно выворачивало наизнанку.
Немного погодя, щёлкнул запор, Катя вышла.
Она была бледной как простыня и пошатывалась.
— Катя, что с тобой? Да на тебе лица нет!
— Ничего страшного, — пробормотала она.
— Какое там — ничего страшного! Ты отравилась? Тебе в камере подсунули какую-то гадость? — забеспокоился я.
— Братишка, не паникуй, — слабо улыбнулась она. — Со мной всё в порядке.
— Вижу я это твоё в порядке! — в сердцах воскликнул я. — Хочешь, я сбегаю за врачом — пусть он тебя посмотрит, выпишет лекарства… За деньги не беспокойся — любую сумму найдём.
— Не надо врача, — тихо сказала она. — У меня всё в порядке. Так и должно быть для женщины в моей ситуации.
Она лукаво улыбнулась, и тут до меня дошло.
— Катя, ты… — чуть не закричал я.
Сестра кивнула.
— Да, я в положении. Жду ребёночка. Знаешь, я для себя сразу решила, как только узнала, что беременна: если будет мальчик, назову его в честь тебя — Георгием. Ты ведь не против?
— Не против, — ошарашенно пробормотал я.
Стало душно, хотелось выбежать на улицу, сунуть голову в холодную воду. Как… как теперь быть! Сестре и без того досталось, а сейчас, когда она в положении — какую боль и муку принесёт моё известие, как это отразится на будущем здоровье ребёнка!
— Тогда договорились. Да, ты что-то хотел сказать, прежде чем мне стало худо. Теперь я пришла в себя и готова слушать, — вскинула подбородок сестра.
Глава 29
Я слегка замешкался, всё ещё не понимая, какую линию поведения предпринять, что и как сказать Кате. И в каком-то порыве отчаяния решил, что пока промолчу о том, где сейчас находится Катин муж.
Я конфузливо, словно пойманный с поличным, улыбнулся.
— А ты точно в состоянии разговаривать?
— Я же сказала, что мне стало лучше. Что тебя интересует, братец?
— Да так… я хотел с тобой немного поговорить о Зинаиде Хвылиной, — промямлил я.
— О Зинаиде, — Катя помрачнела. — Что ты хочешь знать, Жора?
— Желательно всё. Тебе ведь говорили, что это она дала показания против Александра?
Катя кивнула.
— У меня есть все основания полагать, что она соврала. Теперь я хочу понять, почему.
— Но ведь можно пойти и узнать у самой Зины, — удивилась Катя.
— Если бы всё было так просто, — пробормотал я.
— Что? — вскинулась Катя.
— Ничего, мысли вслух, — пояснил я, решив, что умолчу и о её странной смерти. — Просто думаю, что она настолько завралась, что вряд ли расколется. Для неё это слишком опасно.
— Давай я накормлю тебя ужином, а потом мы поговорим о Зинаиде. Предупреждаю: мы не были близки, так что многого я тебе сказать не могу, — предложила сестра.
— Хорошо, — легко согласился я. — Ужин был бы весьма кстати.
— Тогда подожди немного, я разогрею.
После того, как я расправился с ужином, Катя помыла посуду, убрала её и села рядом со мной. У неё был такой милый и беззаботный вид, что меня снова кольнул острый приступ угрызения совести и страха за её будущее. Оба этих чувства вступили в схватку между собой. Внутри меня словно проворачивали зазубренный кол.
Я снова понял, что очень-очень люблю сестру и не смогу причинить ей боль.
Ещё час назад выложил бы ей всё как на духу, а сейчас просто не мог.
Рано или поздно правда всплывёт, я превращусь в глазах Кати в лжеца и подонка, но я решил поставить на карту всё, что у меня есть, и победить, пусть даже не понимая, как я это сделаю.
— Катя, огромное спасибо за вкусный ужин!
— Рада, что тебе понравилось, братец, но подозреваю: всё дело в том, что ты был зверски голоден и уплёл бы за милую душу даже сваренную подошву, — улыбнулась сестра.
— Не наговаривай на себя, — в тон ей ответил я. — Если не против, вернёмся к тому, с чего начали — расскажи мне про Зинаиду Хвылину.
— Наши семьи не дружили, и Зину я знаю постольку поскольку… Виделись совершенно случайно на торжественных вечерах, которые устраивались на работе у Александра. Начальник военшколы Слыщёв хотел сдружить преподавательский коллектив и потому просил, чтобы все приходили с супругами. Сначала была торжественная часть — официальные речи, выступления докладчиков и всё такое, потом всех приглашали к накрытым столам, играла музыка, были танцы… — Катя мечтательно зажмурилась.
— Продолжай, — попросил я.
— Слыщёв узнал, что Зинаида — поэтесса, попросил прочитать стихи. Зина выступила, разразился страшный конфуз — вечер был в честь годовщины Октября, а стихи были о кладбище, надгробных памятниках и прочей жути. Комиссар военшколы аж позеленел. Ей из вежливости похлопали, но больше Зину выступать не просили, — усмехнулась сестра.
Я понимающе кивнул.
— А как к ней вообще относились?
— За всех не могу сказать, но Саша полагал, что у неё не всё в порядке с психикой. Мужчины её опасались и старались держаться в сторонке.
— Она что — такая страшная?
— Что ты! — усмехнулась Катя. — Наоборот, она внешне весьма привлекательна, но эта странная манера всегда одеваться во всё чёрное, словно вдова… быть может, она как будто предчувствовала, что совсем скоро потеряет мужа. Просто её наряды и поведение отталкивали от себя.
— Хвылин любил жену?
— Он не любил никого, кроме себя. Поговаривают, что он взял её в жены только потому, что Зина была наследницей богатого состояния. Правда, почти всё они растеряли ещё до октябрьского переворота…
— Революции, — машинально поправил я.
Меня всегда раздражало, когда октябрьскую революцию 1917-го года называли переворотом, пусть я и был в курсе, что сначала и большевики называли её так.
— Революции, — легко согласилась она. — Хвылин был ужасным мотом, спустил практически всё ещё до того, как большевики взяли Зимний.
— Я знаю, что они, в отличие от вас, не ютились в коммуналке, а снимали жильё — то есть что-то от прежних богатств в семье осталось?
— Если осталось, то самую малость. Не знаю, смутит ли тебя, но поговаривали, что в последний год Хвылин стал кем-то вроде альфонса — надеюсь, тебе не надо растолковывать значение этого слова?
— Не надо. Альфонс — мужчина, который находится на содержании у женщины, паразит, который тянет из неё все соки.
— Так и есть. Но при этом он всё равно любил просто поволочиться за женщинами.
— И что — действительно был такой неотразимый? — с мужской ревностью спросил я.
— Красавцем его точно не назовёшь. Но он умел говорить, умел ухаживать и знал, как расположить к себе даму. Как тебе известно, он пытался приударить за мной, но я сразу поставила наглеца на место.
— Ты молодчина, Катя! — похвалил я. — Александру с тобой повезло.
— А мне повезло с мужем, — гордо сказала сестра.
— Как Зинаида относилась к его изменам? Извини за такой вопрос, но я сомневаюсь, что она находилась в неведении.
— Она знала о его неверности. Мы, женщины, чувствуем это душой. Но мне кажется, она с этим смирилась: Хвылин не собирался её бросать, не удивлюсь, что он по-своему продолжал её любить. Просто ему было мало одной женщины.
— Да, такие мужчины существуют, — подтвердил я.
— Ты так много меня спрашиваешь — позволь и мне задать тебе вопрос? — лукаво усмехнулась сестра.
— Конечно.
— Я видела комнату, в которой ты живёшь… Ты ведь до сих пор один. Почему, Жора?
— Всё очень просто, Катя, я не нашёл ту, что мне нужна, и которой я тоже буду нужен, — сказал я.
И найду ли ещё?
После смерти любимой я вдруг осознал, что никто не сможет заменить мне её. Были несколько случайных романов, которые не закончились ничем. Должно быть и те женщины, которые попались мне на пути, быстро понимали это и потому исчезали из моей жизни без скандалов и бития посуды. Хотя я знал, что Даша прекрасно поняла меня, если бы я стал жить с другой. Скажу больше: дочь даже несколько раз пыталась меня познакомить, но… мне никого не было надо, кроме так рано оставившей меня любимой с простым и красивым именем Настя.
— Дурачок! — ласково усмехнулась Катя. — По-моему, ты просто никого не ищешь. Рассчитываешь, что любовь свалится на тебя сама собой?
— Я ни на что не рассчитываю, я просто живу. Надеюсь, что сполна ответил на твой вопрос. Дозволь мне снова вернуться к роли следователя.
— Дозволяю.
— Ты сказала, что Хвылин жил за счёт других женщин. Для него было важно — замужем они или нет?
— Думаю, что всё равно.
— Кхм… Ну, а ты знаешь кого-нибудь конкретно?
— Нет, настолько далеко мой интерес к личности Хвылина не заходил. Я игнорировала сплетни.
— Жаль, — вздохнул я и, заметив, что Катя зевает, отвернувшись и деликатно прикрыв рот ладошкой, добавил:
— Ладно, последний вопрос и идём на боковую.
— Что ты! Я готова отвечать столько, сколько нужно! — возмутилась Катя.
— Ну пока я узнал практически всё, кроме одного: были ли у Зинаиды Хвылиной подруги?
Катя задумалась.
— Ну… из наших она более-менее общалась с женой начальника военшколы Елизаветой. Не уверена, что их отношения можно было назвать дружбой, но я видела несколько раз, как они о чём-то шептались между собой.
— Значит, Елизавета Слыщёва может знать о ней больше других, — задумался я.
— Тебе обязательно стоит с ней переговорить. Кстати, она тоже работает в военшколе, как и её муж.