— Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре — явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! — разошёлся следователь.
Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало ясно как днём — каши с товарищем Самбуром у нас не получится, только прогорклое варево. Даже если достану удостоверение и начну убеждать, что свой — только сильнее раззадорю этого долбаного фанатика.
Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.
— Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, — поднялся я с места. — Приношу свои извинения, если был неправильно понят.
— Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! — процедил Самбур.
— Действительно, — спохватилась Раиса. — Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте, я вас провожу.
— Да я вроде сам найду дорогу… — произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.
Там она приблизилась ко мне и прошипела:
— Вы что — с ума сошли?
— А в чём дело? — не понял я. — Я сделал что-то не так?
— Вы всё сделали не так! — устало вздохнула Раиса. — Зачем явились к Самбуру в таком виде?
— А чем плох мой вид? — Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.
— Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.
— По-моему, по одёжке только встречают, — заметил я.
— Как вам сказать… Понимаете, Иван — он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы — выдал какой-то профессор, из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски — у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло — его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв и бросили его тело к вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он — хороший человек, добрый, умный, понимающий — вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, — заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.
— А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, — покачал головой я.
— Да, — подтвердила Раиса. — К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали…
— Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, — вздохнул я. — Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча — мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я — в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. — Я достал удостоверение и показал его Раисе. — Вот, пожалуйста.
Та внимательно изучила его.
— Убедились, что я не вру?
Она кивнула.
Я убрал корочки в карман.
— Если с Иваном у нас разговор не сложился и, так понимаю, вряд ли теперь сложится — может вы сумеете мне помочь, товарищ Раиса?
Глава 11
Нормальный опер умеет, когда нужно, включать обаяние, однако товарищ Раиса была влюблена в следователя Самбура, а любящая женщина — прочнее каменной стены и устоит против любых мужских чар. Так что мне обломилось сразу.
— Товарищ Быстров, мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, — сухо произнесла она.
Поняв, что ловить здесь нечего, я распрощался и покинул здание суда.
Может, пойти в прокуратуру и накатать на этого следака телегу? Так мол и так — ведёт себя грубо, в каждом прилично одетом человеке видит контру, склонен к поспешным выводам и решениям.
Ну и кому после этой кляузы станет лучше? Самому ведь будет противно, ненавижу доносы и сутяжничество. И вообще: доносчику первый кнут! По-моему, вполне справедливо, особенно в таких ситуациях.
Даже если заменят Самбура на кого-то другого — где гарантия, что новый следователь встретит меня с распростёртыми объятиями как самого дорогого человека на свете?
Я бы на его месте сделал всё, чтобы мне же по итогам и прилетело, грамотных способов предостаточно.
Нет, жалобы — не наш путь.
Тогда вариант номер два — идём по линии коллег из петроградского уголовного розыска.
Я снова сел на трамвай и поехал на проспект Рошаля, дом 8, где располагалось Управление Петроградской губернской советской рабоче-крестьянской милиции и отделение уголовного розыска.
Табличка прямо у входа в здание гласила, что мне нужно подняться на третий этаж.
— Вы к кому, товарищ? Прошу предъявить документы, — невысокий, аккуратного вида дежурный отвлёкся от лежавших перед ним формуляров.
Я показал удостоверение.
— Быстров Георгий Олегович, сотрудник уголовного розыска… Чем могу помочь?
— Мне бы товарища Ветрова.
— Придётся обождать. Все на задании, — извиняющимся тоном произнёс дежурный.
— Не вопрос, подожду.
Я покорно сел на предложенный стул. Было наивно думать, что всё получится легко и сразу. Обидно, конечно, тратить время на тупое ожидание, но что поделаешь…
Часа через полтора показалась первая партия горячо возбуждённых людей в штатском. Захлопали двери в кабинетах, раздались шумные разговоры — судя по интонациям операция прошла успешно, преступники задержаны.
Я приподнялся.
Дежурный заметил мои действия и отрицательно покачал головой: Ветров ещё не появился.
Я разочарованно сел. Опять нужно ждать, да и найдётся ли свободное время для меня у такого занятого человека, как инспектор 3-й бригады уголовного розыска. Насколько я помнил из лекций по истории советской милиции, потом бригаде присвоят первый порядковый номер, и сейчас в ней работают не просто толковые сыщики — а физически сильные и крепкие молодые люди, профи экстра-класса, универсалы, совмещающие должностные обязанности опера и бойца СОБР моего времени.
А командовать такими должен волкодав из волкодавов, тем более, если он лично выезжает на задержания, где вряд ли раздаёт своим орлам ЦУ по рации.
Стоило только этому человеку войти, я сразу понял — это он: крепкий, с поджарой, но при этом атлетической фигурой, плечистый, с волевым и решительным лицом.
— Товарищ Ветров, это к вам, — обратился к нему дежурный, показав в мою сторону.
Я тут же вскочил и подошёл к Ветрову.
Тот посмотрел на меня без особого удивления, скорее даже с какой-то усталостью: видимо, привык, что часто обращаются с просьбами.
Я показал ему удостоверение.
— Вы к нам в командировку? Странно, мне ничего не говорили, — недоумённо произнёс инспектор.
— По личному вопросу, товарищ Ветров.
— По личному? — нахмурился он. — Хорошо, давайте пройдём в мой кабинет. Там и поговорим.
Он бросил взгляд на циферблат ручных часов.
— Минут пять у меня есть. Уложитесь, товарищ Быстров?
— Постараюсь, — пообещал я.
Мы вошли в его кабинет. Он снял с себя мокрый плащ.
— Слушаю вас…
— Для начала, пожалуйста, прочтите, — я протянул ему письмо от Смушко.
Ветров пробежался глазами по неровным чернильным строчкам на бумаге.
— Ваш начальник очень хорошо отзывается о вас. Пишет, что вы — лучший его сотрудник, — произнёс он, когда дочитал. — Раньше он слов на ветер не бросал. Надеюсь, и сейчас не изменился.
Я смущённо улыбнулся.
— Я понял из письма, что у вас, вернее, у вашего родственника серьёзные неприятности.
— Да, товарищ Ветров. Муж моей сестры Александр Быстров обвиняется в убийстве.
— К сожалению, не припоминаю такого дела. Очевидно, его расследовали, не привлекая мою бригаду. А что — есть основания предполагать, что ваш родственник не виноват?
— Не знаю, товарищ Ветров. Я пытался поговорить со следователем, но разговор сразу зашёл в тупик.
— Как сотрудник уголовного розыска вы должны отдавать себе отчёт, что существует такое понятие, как тайна следствия, и следователь не то что не обязан, он не имеет права посвящать никого из посторонних в ход уголовного дела, — пригвоздил меня тяжёлым взглядом к полу Ветров.
— Я ни в коем случае не хочу обвинять следователя. Но, если есть хотя бы ничтожная вероятность ошибки в его выводах, хотелось бы исправить, пока не пострадал невиновный.
— Кто занимается делом вашего родственника?
— Следователь Самбур.
— Тогда ясно, почему у вас не заладился разговор, — усмехнулся Ветров.
— Мне тоже, — вздохнул я.
— Самбур — хороший следователь, настоящий бульдог — если вцепится, никогда не разожмёт челюсти. За это его и ценят на службе.
— В моего родственника он вцепился мёртвой хваткой.
— И другие варианты, значит, не рассматривает?
— Увы.
— Вы, конечно, понимаете, что народные следователи — лица юридически и процессуально независимые от милиции и уголовного розыска…
— Безусловно, — напряжённо подтвердил я, ещё не догадываясь к чему клонит Ветров.
Следуя этой логике он мог смело послать меня в известном направлении. Письмо — письмом, но к чему заморачиваться чужими проблемами, да ещё и вторгаться в такую тонкую сферу, как взаимодействие между органами государственной власти?
— Если я позвоню лично товарищу следователю или попробую достучаться через его же начальство, могу вас заверить — он заартачится и будет формально прав на все сто. Характер Самбура я успел изучить досконально, так можете мне поверить на слово.
— То есть без вариантов? — загрустил я.
— Но и хорошего отношения между людьми никто ещё не отменял, — подмигнул Ветров. — Есть у меня один сотрудник, у которого со следователем Самбуром полное взаимопонимание. Думаю, он поможет.
Я облегчённо вздохнул. Если всё обстоит именно так, как говорит Ветров — ситуация не безнадёжна.
— Пойдёмте, я вас сведу, — сказал Ветров.
Мы зашли в соседний кабинет. Там парочка совсем ещё молодых ребят — каждому не дашь больше двадцати-двадцати пяти, наседали на цыганистого вида мужичка, который сидел на табурете. По затравленным глазам того чувствовалось, что допрашиваемый сейчас ищет пятый угол и никак не может его найти.
— Ну как? — спросил Ветров.
— Запирается, товарищ инспектор. Говоришь — говоришь человеку, а он не понимает, что игрой в молчанку делает себе только хуже, — откликнулся невысокий парень с правильными чертами лица.
Его волосы были тщательно причёсаны, а в облике чувствовалась некоторая франтоватость.
— Ну ты своего добьёшься, — улыбнулся Ветров и представил меня «франту». — Знакомься, это товарищ Быстров. Наш коллега, только из провинции.
В его устах это слово не имело негативного оттенка, обычная констатация факта и только.
— Сергей Кондратьев, — деловито произнёс парень, пожимая мою руку.
— Тот самый? — невольно вырвалось у меня.
Любой, кто читал «Повесть об уголовном розыске» Гелия Трофимовича Рябова или смотрел старый шикарный советский телефильм «Рождённая революцией», должен был понять мои чувства. Да и как иначе — я только что пожал руку главному герою этих легендарных произведений.
И пусть там Кондратьева называют Николаем, нет, наверное, такого оперативника, который бы не слышал о прототипе этого вне всяких сомнений выдающегося человека!
Передо мной стояла живая легенда уголовного розыска — Сергей Иванович Кондратьев.
Внешне он совершенно не походил на игравшего его роль артиста Евгения Жарикова. Тот был крепок и коренаст, Сергей — скорее тонкокостный и худощавый. У Жарикова роскошная густая шевелюра, у Кондратьева аккуратно причёсанные жидкие волосы и залысины по бокам, да и само лицо, несмотря на определённую правильность, скорее мальчишеское. Но это скорее всего потому, что сейчас Сергею Ивановичу ещё не исполнилось двадцать пять.
— Что значит — тот самый? — удивлённо вскинул бровь он. — Откуда вы про меня слышали?
— Мой начальник, товарищ Смушко, о вас рассказывал. А ему в свою очередь рассказывал товарищ Ветров, — кое-как выкрутился я, не сводя с человека-легенды восхищённого взгляда.
— Страшно подумать, что обо мне понарассказывал мой начальник, — фыркнул Кондратьев.
Ветров улыбнулся.
— Вижу, вы споётесь, товарищи. В общем, Сергей, надо помочь товарищу Быстрову.
— Георгию… Можно просто — Жора, — добавил я. — И давайте сразу на ты.
— Тогда оставляю вас, — Инспектор вышел.
— Говори, с чем пожаловал, Жора, — сразу взял быка за рога Кондратьев.
Я кивнул на цыганистого типа.
— А, этот… Ничего, Ваня Бодунов его расколет, — успокоил Сергей. — А ты не жмись, мы, как понимаешь, все свои. Идёт война и сидим мы с тобой в одном окопе.
В этот момент зазвонил телефон, установленный в кабинете. Кондратьев снял трубку, чему-то про себя улыбнулся и, коротко ответив «Жив», положил на место.
— Жена звонит, беспокоится, — слегка виновато пояснил он.
Я понимающе кивнул. Та самая Маша, которую зачем-то убили в книге и в кино. На самом деле она надолго пережила мужа.
— Слышал, что у вас тут весело… — протянул я.
— Да и у вас, думаю, не иначе, — без особой радости сказал Кондратьев. — Ну, чем помочь-то?
— Дело в том, — начал я, но тут в наш разговор вклинился напарник Кондратьева — Бодунов:
— Серёга, бросай всё. Цыган раскололся. Теперь мы знаем, где ховается Сеня Борщ.
— Он там один? — напрягся Кондратьев.
— Не знаю я, граждане начальники. Может один, а может и нет. Он мне не докладывался, — заканючил Цыган.
— Все наши на выезде, — покачал головой Кондратьев. — Вдвоём Борща брать рискованно. Он калач тёртый, если не обложишь как медведя в берлоге — уйдёт.
— Почему вдвоём? — спросил я.
Кондратьев и Бодунов недоумённо посмотрели в мою сторону.
— Втроём, — улыбнулся я.
Глава 12
— Товарищ, вы уверены? — спросил Бодунов. — Мы ведь не в бирюльки идём играть.
— Давайте без лишних вопросов, — сказал я. — Не первый год замужем.
— Отлично! — обрадовался Кондратьев. — У тебя оружие есть?
— Обижаешь! — Я продемонстрировал «Смит-Вессон».
— Патроны?
— Есть маленько. Но если ещё отсыплете — возражать не буду, — раскатал губу я, но был зверски обломан в лучших чувствах.
— Тут, брат, я тебе не помощник. У нас в угрозыске всё больше с «Кольтами» ходят. Это милиция револьверы таскает, — Кондратьев показал свой увесистый пистолет.
Бодунов достал такой же.
— Ладно, — вздохнул я. — Воюю своими. Вы мне хоть покажите карточку этого Борща, если есть, конечно. Я ведь в глаза его не видел.
— Это запросто, — заверил Кондратьев. — Момент!
Он достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий, покопался в них и показал одну мне. На ней был изображён угрюмого вида мужик с характерным лицом, про которое принято говорить, что оно, дескать, не обезображено признаками интеллекта.
— Вон, любуйся. Физиономия словно иллюстрация теории Ломброзо. Ночью приснится — не отмашешься. Убийца первостатейный. Хотя я тебе вот что скажу из личного опыта, товарищ Быстров: врёт этот Ломброзо, как сивый мерин. Преступники — они разные бывают. С иных картины писать можно. Да и этот Борщ — не такой тупой, каким по карточке кажется. Нагляделся?
— Ага. Запомнил, — подтвердил я. — Встречу — не перепутаю.
— Тогда собираемся.
Сдав Цыгана конвоиру, мы поспешили на улицу.
— Далеко добираться? — поинтересовался я.
— Да рукой подать, — начал отвечать Кондратьев и сразу спохватился:
— Стоп, ты всё равно город не знаешь. Но не переживай, долетим с ветерком. Для таких срочных выездов товарищ Петржак — начальник угро — велел держать специальное авто.
В легковой автомобиль почти на ходу запрыгнул ещё один сотрудник.