— В общем, похоже на правду, — сказал наконец Кондратьев. — У Лёньки, конечно, баб, что у дурака фантиков, но говорили, что есть одна… вроде как постоянная.
Глядя на Борща, он произнёс:
— Повезло тебе. Поверим мы, но обязательно проверим. Сейчас порешаю вопрос с доктором, а ты пока товарищу Бодунову адресок сестры шепни. И не вздумай тут сознание терять, мы тебя даже с того света достанем — у уголовного розыска длинные руки.
Он направился к выходу.
— Сергей, погоди, — попросил я.
— Чего тебе, Жора? — удивился он.
— Вот, гляди! — Я показал ему наградной браунинг. — Ничего не говорит?
Кондратьев переменился в лице. Напрягся, взгляд его стал пронзительным и тяжёлым.
— Ещё как говорит! Где взял?
— Тут у одного реквизировал.
— А ну пошли, посмотрим.
Я завёл его в комнату с двумя пьяными. Те по-прежнему дрыхли и даже не почесались, когда мы вошли.
— Вот, у него в кармане пиджака было, — показал я.
Мужик сладко причмокнул во сне, словно услышал, что говорят о нём. Но глаз не продрал.
— Обоих оформляем, — сказал Кондратьев и с завистью посмотрел на меня. — Ты ведь даже не представляешь, что нашёл…
— Конечно, не представляю, — улыбнулся я. — Может, поделишься деталями?
— Само собой, Жора: ты заслужил. Этого комбрига Ракитина уже месяц как ищут: и в Москве, и у нас в Петрограде. Всех на уши подняли, — сказал Кондратьев.
— А что с ним случилось?
— В том-то и дело, что не знает никто. Пропал наш комбриг аж в Москве. Вышел из дома и как в воду канул. А если учесть, что это не просто комбриг, а доверенное лицо самого товарища Троцкого… — от волнения Кондратьев запнулся. — Короче, сам понимаешь, улику в деле какой важности ты отыскал!
Глава 14
Я задумчиво почесал затылок:
— Что, будете раскручивать? Дело вроде перспективное.
Кондратьев усмехнулся.
— Да кто ж нам даст! Не по Сеньке шапка. Дело Ракитина в ведении ГПУ, угрозыск так, на подхвате. Надо будет чекистам сообщить о находке. Пусть дальше сами крутят… У нас, как ты понимаешь, и своих забот по горло.
— Понимаю, — кивнул я.
Ещё раз поговорить с Кондратьевым получилось после того, как мы вернулись на Рошаля, дом 8.
Бодунов отправился с докладом к начальству, мы с Сергеем остались одни.
— Чай будешь? — предложил он.
— Не откажусь.
— Тоже люблю это китайское зелье. В шалмане прихватил с собой чутка заварки и сахарку — не всё же нормальные чаи гонять деклассированному элементу, — подмигнул Кондратьев. — Ещё могу бутербродов сварганить. Ты ведь голодный?
— С утра перекусил, а потом так… святым воздухом питался.
— Тогда шамай! — Кондратьев поставил передо мной тарелку с бутербродами. — Бери, не стесняйся — это супруга моя, Мария Константиновна, приготовила.
— Вот это по-нашему! — Я с остервенением впился в бутерброд и, проглотил его практически не жуя.
— Давай, налегай, — приободрил меня Кондратьев. — У меня что-то после аварии аппетита нет.
— Сергей, как ты понял — я ведь к вам не ради праздного любопытства заглянул, — заговорил я, когда с едой было покончено.
— Да я уже понял, — сказал он. — Ветров сказал — тебе надо помочь. После того, что ты для нас сделал, отказ равносилен преступлению. Говори, что надо.
— У тебя со следователем Самбуром хорошие отношения?
— Вполне. Не вась-вась, конечно, но и жаловаться грех. До сих пор ладили. А зачем тебе Самбур понадобился?
— Да есть зачем. Ты только ничего обо мне плохого не подумай, ладно, — попросил я.
— С чего бы мне о тебе так думать? — удивился Кондратьев. — Ты же в доску свой, зарекомендовал себя лучшим образом.
— Проблема у меня: мужа сестры обвиняют в убийстве. Дело ведёт Самбур. Я специально приехал в Петроград, чтобы пообщаться с ним, понять нет ли ошибки.
— И что Самбур?
— Самбур… Посчитал меня контрой, разговаривать отказался.
— Это он может, — улыбнулся Кондратьев. — Ваня через такое прошёл…
— Это я слышал. Расстрел, пытки — у любого психика пошатнётся.
— Погоди, ты что — Ваню Самбура за психа принял? — нахмурился Кондратьев. — Это ты, брат, зря.
— Не надо, Сергей, — попросил я. — Не говорил я такого. Просто мне показалось, что он склонен к резким и необдуманным поступкам. А следователь, если это действительно — стоящий следователь, не вправе позволять себе такую роскошь. От него и закон и инструкции требуют в первую очередь объективности. И во вторую очередь — то же!
— Тут ты меня уел! — усмехнулся Кондратьев. — Я уже и сам пару раз прочищал Ване мозги. Оно вроде на какое-то время помогает, он успокаивается, а потом снова за своё.
— Другими словами — тебя он послушает? — выделил главное в его словах я.
— Пока что контрой не называл и пристрелить не грозился.
— Тогда помоги наладить с ним отношение. Я ведь не отмазывать родственника приехал, а только хочу разобраться. Если Александр — убийца, я пальцем о палец не ударю, пусть его судят по всей строгости закона. Но если всему виной предубеждение следователя к его происхождению — а он из бывших, я в сторонке стоять не стану, — горячо произнёс я.
— Убедил! — согласился Кондратьев. — Сейчас с текучкой разберёмся, а потом двинем вместе с тобой к Ване. Мне самому интересно стало — как же оно было на самом деле…
В кабинете появились Бодунов и Ветров. Оба сияли как начищенные пятаки.
— Ну, мужики, ну вы даёте! — восхищённо заговорил инспектор. — И Борща арестовали, и ниточку к Пантелееву нашли, да ещё и улику по исчезновению Ракитина обнаружили… Я как сообщил чекистам по телефону о наградном пистолете, так на том конце трубки чуть от счастья не охренели. В общем, скоро сюда прибудет оперуполномоченный ГПУ, он себе заберёт тех двух хануриков, у которых нашли оружие Ракитина. Также просили передать огромную благодарность от лица всего ГПУ, в том числе и лично товарищу Быстрову, который добровольно вызвался помочь в задержании особо опасного преступника. Держи пять, Быстров, — Ветров протянул руку.
У меня сначала чуть было не вырвалось «Служу Советскому Союзу», потом «Служу России»… А может надо отвечать «Служу трудовому народу»? Голова чуть было не взорвалась от версий.
И я выбрал нейтральное.
— Ну что вы, товарищ Ветров — не мог же я бросить коллег в трудную минуту, — ответил я, пожимая руку инспектору.
— Сергей, товарищ ввёл тебя в курс его дела? — спросил тот.
Кондратьев кивнул.
— Да, мы поговорили. Может отпустите чуток пораньше, товарищ инспектор, чтобы успеть заняться вопросом товарища Быстрова?
— Иди хоть сейчас. Где Борща оставили?
— В Конюшенной больнице. Вы не волнуйтесь, товарищ Ветров, он не сдёрнет — пока Шуляка охранять приставили, насчёт смены я уже озадачился. Глаз с Борща не спустим, — доложил Кондратьев.
— Отлично. Тогда до утра ты свободен. Летучка завтра в девять, не опаздывай.
— Есть в девять! — Кондратьев засобирался. — Жора, пойдём пока начальство не передумало. В кои веки домой пораньше попаду, — мечтательно добавил он.
Я взглянул на него с белой завистью. Как давно меня не встречала дома жена, как давно не прыгала на пороге в мои объятия дочка! Когда родилась Даша, я сразу понял: вот оно — счастье! Потом это счастье выросло, вышло замуж… но привычка бросаться в мои объятья никуда не делась. Как же я люблю тебя, моя девочка!
И как хреново, что теперь у меня не осталось ничего, кроме воспоминаний.
— Жора, да ладно тебе — всё хорошо будет! — неправильно истолковал мою задумчивость Кондратьев. — Ваня Самбур — не такой дундук, как тебе показалось. Вот увидишь.
— Не сомневаюсь. — сказал я.
В суде следователя не оказалось. Как выяснилось, его рабочий день уже закончился, и Самбур уехал домой.
— Везёт следакам! — восхитился Кондратьев. — Мы, значит, света белого не видим, пашем от темна до темнадцати, а они от гудка до гудка по расписанию и с перерывом на обед.
— Да ладно тебе, — хмыкнул я. — И у следователей работа не сахар. Тоже бывает днюют и ночуют на службе.
— Да я так, пошутил, — отозвался Кондратьев. — Раз Ваню на работе не застали, поедем к нему домой: адрес я знаю.
— Тогда давай для скорости поймаем лихача, — предложил я. — У меня сейчас каждый час на вес золота.
— Не знаю, как у тебя с золотом, но лично у меня: в кармане вошь на аркане — денег нет, — предупредил Сергей.
— Угощаю! — сказал я.
Жил Самбур на Фонтанке. Завидев меня он не обрадовался, покраснел, захотел что-то сказать, но положение спас Кондратьев.
— Ваня, охолони! — попросил он. — Товарищ Быстров — наш человек и тоже сотрудник губрозыска. Мировой я тебе скажу парень! Благодаря ему мы сегодня Борща взяли.
На лице Самбура появился интерес.
— Борща арестовали?! Ты серьёзно?
— Думаешь — вру?! Ну. Как тебе доказать… Если перекрещусь — ты же не поймёшь…
— Не пойму.
— Тогда верь на слово. Цыган раскололся — дал наводку на Борща. Быстров вызвался ехать с нами, хотя совсем не обязан. Понятно, что Борщ нам не обрадовался — засел в биллиардной, стал отстреливаться — в общем, хрен подберёшься без пулемёта. Тогда Быстров, которого ты за контрика с какой-то стати принял, влетел в комнату и засадил Борщу пулю в ногу. Теперь Борщ в больничке, наши вечером возьмут у него показания. Такая вот история, брат, — выпалил Кондратьев и добавил укоризненно:
— И да, долго дорогих гостей на пороге держать собираешься?
— Да, простите… Можете заходить, — посторонился он.
Меня почему-то не удивило то, что в его комнате находилась памятная по прошлому визиту Раиса, она же Рая. Увидев меня и Кондратьева, она покраснела, стала собираться.
— Рая, погоди! — остановил Самбур. — Я поговорю с товарищами и провожу тебя. Темень на дворе, да и обстановка к одиночным прогулкам не располагает.
— Я сама, — сказала Рая, но нам удалось её отговорить.
Самбур вызвался напоить нас чаем, но Кондратьев решительно замахал руками:
— Слушай, во мне и так уже два ведра воды, если ещё выпью — лопну.
— Ну, а вы? — посмотрел на меня сменивший гнев на милость Самбур.
— Не вы, а ты! — улыбнулся я. — И вообще — предлагаю познакомиться заново: Георгий, можно просто Жора!
— Иван. Извини меня за прошлый раз — я тебя не за того принял, нагрубил… Срываюсь порой, на себя потом в зеркало смотреть стыдно.
— Проехали! — не стал лезть в бутылку я.
— Так что насчёт чая, Жора? — облегчённо вздохнул Самбур. — Правда, заварка так себе, как говорится — веником пахнет, но всяко лучше пустого кипятка. Налить?
— Ну… пожалуй с меня пока тоже хватит жидкости на сегодня. Давай лучше по делу поговорим, — предложил я.
— Ну давай. Ты насчёт Александра Быстрова интересовался — так вот, что я тебе скажу, Жора: плохи его дела.
— Насколько плохи? — напрягся я.
— Хуже некуда. Всё против него: и мотив, и отсутствие алиби, и показания свидетелей.
— Ну, а сам он что говорит?
— Ничего.
— То есть как ничего? — не сообразил я.
— Вообще ничего. Молчит, будто в рот воды набрал. Ты про меня плохого не подумай — я напраслину возводить не собираюсь, допросы и расследование вёл как положено. Но твой родственник категорически отказался помогать следствию. В общем, у меня нет другого выбора — на днях отправляю дело в суд. А там уже как решат. Думаю, приговор будет серьёзный и ничего хорошего Александру не светит.
— Расстрел? — взволнованно спросил я.
— Расстрел вряд ли, но лет восемь дадут, — пояснил Самбур.
Глава 15
— Был бы социально близким, дали бы меньше. — вставила Рая. — Но это при условии, что политику не затронут.
— А при чём тут политика? — удивился я. — Вроде бы основной мотив — ревность, это чистой воды уголовщина.
— Убитый — преподаватель военшколы. При желании можно подвести базу под сознательное вредительство.
— Ну, это перебор, — заметил я.
— Перебор, конечно, но всё будет зависеть от прокурора. Если обвинение в суде будет поддерживать Шатилов, твоему родственнику не поздоровится, — добавила Раиса. — Он карьеру делает, хочет перебраться в Москву, а для этого ему нужны громкие и желательно политические дела. Девчонки из прокуратуры говорят, что он сейчас политику к месту и ни к месту приплетает.
— Вижу, у тебя больше информации, чем у меня, — покачал головой Самбур. — Кстати, ты права — Шатилов ко мне уже обращался насчёт этого дела: узнавал детали, просил побыстрее оформить. Похоже, именно он собирается быть обвинителем на суде.
— Что-то уж больно совсем хреновый расклад выходит, — вздохнул я. — Ваня, а где сейчас держат Александра?
— В «Крестах».
— Можешь организовать с ним свиданку? — без особой надежды в голосе спросил я.
— Товарищ Быстров, вы что себе позволяете?! — сразу перешёл на официальный тон следователь, но Кондратьев его одёрнул:
— Не кипятись, Ваня! Если Жора разговорит родственника — кому от этого будет хуже?
— Иван, я обещаю: если Александр — убийца, я заставлю его написать чистосердечное, — твёрдо пообещал я. — Пусть садится в тюрьму. У меня из близких только сестра, я не позволю ей жить с таким человеком.
— Сделай, Ваня! — попросил Кондратьев. — Проведи официально по бумагам, как попытку воздействовать на обвиняемого при помощи его родственников. Ни одно начальство не придерётся. Ну, пожалуйста — ты ведь знаешь, что я тебя никогда не подводил!
— Я одного не понимаю, а твой какой интерес в этом деле? — нахмурился Самбур.
— Да никакой — просто есть такое понятие, как взаимопомощь и выручка. Если не будем стоять друг за друга — нас уголовная шушера размажет как кисель по тарелке, — сказал Кондратьев.
— Действительно, Иван — ты же ничего не потеряешь, — встала на нашу сторону Раиса и, кажется, её слова и стали той соломинкой, что сломала хребет верблюда.
— А, хрен с вами! — махнул рукой Самбур. — Уломали, сволочи! Зарезали без ножа. Организую я вам эту свиданку. Приходи завтра к «Крестам» часикам так к тринадцати — я все документы выправлю и тоже подойду к этому времени. Если задержусь, подожди, никуда не уходи.
— Спасибо тебе огромное, Иван! — обрадованно произнёс я.
— Было бы за что говорить, — пожал плечами следователь. — Хотя не очень-то я верю в пользу от этой встречи. Твой родственник из бывших, не похоже, чтобы ты был у него в авторитете.
— Я должен попробовать, Ваня!
— Должен так должен. А с тебя, Серый, — Самбур пристально посмотрел на Кондратьева, — я ещё придумаю как спросить.
— Само собой! Не люблю в должниках ходить, — усмехнулся тот.
Из дома мы вышли вместе. Самбур пошёл провожать Раису, Кондратьев поехал к своей Марии Константиновне, а я отправился к сестре.
Переполненный трамвай «выплюнул» меня на остановке. Немного поплутав, я всё же нашёл Катин дом.
Парадная была наглухо заколочена — частое явление того периода. Жильцы обычно ходили через чёрный ход.
Поднялся по лестнице, потянулся к дверному звонку, но внезапно дверь распахнулась, чтобы выпустить из квартиры незнакомого мужчину лет сорока: небольшого роста, сухого, с чертами лица, который принято называть аристократическими. Он был в штатском, но выправка всё равно выдавала в нём военного человека, офицера.
Мужчина прощался с Катей, галантно целуя её руку.
Увиденное меня несколько смутило. Любовник? Хотя нет, не похоже… Сестра ничего не говорила о том, что изменяет Александру, да и не похожи они на влюблённую парочку, скорее на двух знакомых.
При виде меня мужчина распрямился, а Катя улыбнулась:
— А вот и мой брат. Я вам рассказывала о нём.
— Вадим Борисович Птахин, — коротко представился он. — Имею честь преподавать на тех же курсах, что и супруг вашей сестры.
— Георгий Олегович Быстров. — кивнул я. — Степень моего родства с Александром вам известна.
— Очень рад нашему знакомству, — сказал он, но что-то особой радости в его словах я не услышал, да и взгляд у него стал какой-то подозрительный.