На последней мысли Лириэлю в самом деле захотелось прогнуться и почувствовать что-то ещё, но что, он толком не понимал.
С самого утра он чувствовал себя так, будто с него содрали кожу живьём – слова повара о том, что он сам должен был обеспечить закупку мяса к празднику неожиданно обидели его до глубины души, так что Лири чуть не расплакался, чего не было с ним уже давным-давно – с тех пор, как он перестал общаться с Юргеном. Никто в доме не мог задеть его, но теперь вдруг ему стало казаться, что все они только и думают как его уязвить. Он нуждался в защитнике, и тихий голос в голове без конца нашептывал: «Юрген, Юрген, Юрген». Вот только другой, более твёрдый и знакомый, тут же напоминал, что Юрген защитником не был никогда, и от того боль в груди становилась только сильней.
Всё, что позволил себе Лири в первый день – это сесть у окна ближе к двенадцати часам и ждать, пока Юрген отправится на тренировку через двор. Когда же он увидел высокую мощную фигуру альфы, как обычно в шёлковой рубашке, чуть колыхавшейся на ветру, и светло-голубых джинсовых штанах, грамотно обтягивавших зад, у Лири мучительно заныло одновременно в груди и в паху, и в то же время появилось желание кинуть что-нибудь тяжёлое в окно, а ещё лучше – в самого альфу.
Лири сжал кулаки и проследил за тем, как Юрген садится в аэромобиль. Боль стала такой сильной, что захотелось завыть, но Лири позволил себе только негромкий писк.
- Ненавижу тебя, - прошептал он и почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза.
Перед сном его всё-таки скрутило, и он хотел было встать и побежать к покоям Юргена, наплевав на все обиды, но потом вспомнил кривую усмешку Ризы. Он действительно встал, проглотил две таблетки снотворного, вернулся в кровать, повернулся носом к стене и уснул.
На следующее утро Лириэль отправился раздавать распоряжения относительно предстоящего праздника. Сосредоточиться удавалось с трудом, и мысли постоянно возвращались к обиде на Юргена, которому всегда было на него наплевать. Кое-как закончив с приготовлениями, он вернулся к себе и замер, обнаружив невиданную доселе картину – Юрген Розенкрейцер стоял посреди его спальни перед открытыми дверями шкафа и разглядывал вещи в шкафу.
- Юрген, - пискнул Лири, чувствуя, что голос его предаёт, но не в силах что-то сделать с собой. Сердце забилось бешено, явно намереваясь выскочить из груди, кровь зашумела в висках, и он мгновенно ощутил весь тот букет ощущений, который описывали другие омеги – зуд, желание прогнуться и завыть и, главное, странное, непонятное желание, чтобы этот, именно этот, альфа был внутри.
Юрген медленно повернулся к нему и медленно повёл носом.
- Оп-па… Неужели наш мышонок потёк.
- Юрген… - Лириэль хотел возмутиться, но вместо этого получился какой-то мышиный писк, да и кровь в паху от сказанного альфой забилась сильней.
Юрген медленно, плавными шагами дикой кошки, подошёл к нему и остановился в миллиметре – так близко, что казалось, просто качнись он вперёд, и они бы слились в одно – и в то же время так далеко.
- Юрген… - прошептал Лири ещё раз и закусил губу, чтобы не сказать больше ничего.
- Можешь меня попросить, я всегда готов помочь омеге, - Юрген сделал двумя руками пошловатый жест, и бёдра его при этом качнулись вперёд, так что пах задел пах Юргена, и тот попросту заскулил. – Который страдает так же как ты.
Лириэль закусил губу и некоторое время тяжело дышал, стараясь привести мысли в порядок, но с каждым мгновеньем становилось только хуже, и, в конце концов, он выдохнул:
- Пожалуйста, Юрген, помоги…
- С чем, малыш?
- Юрген! – всё равно получился только шёпот.
- Ладно, не будем требовать сразу всего, - Юрген сделал пару шагов назад и уселся на кровать. Склонил голову набок, разглядывая Лириэля с ног до головы. – Разденься, что ли. А то хоть убей - у меня на тебя не встаёт.
Тёмная волна обиды всколыхнулась у Лириэля в груди. Захотелось одновременно кричать, выть, ударить Юргена, броситься прочь и, спрятавшись у себя в спальне, расплакаться… Но он уже был у себя в спальне, и потому просто медленно поднял руки к воротнику мантии и принялся расстёгивать крючки – один за другим.
Юрген был сам не свой с самой свадьбы. Риза заметил это уже давно, но виду старался не подавать.
Юргена то и дело «уносило». Он терял нить разговора, мог замолкнуть на полуфразе, уставиться в окно и какое-то время молчать.
Потом, правда, приходил в себя, но чем чаще случались такие приступы, тем больше Ризе становилось в его присутствии неуютно, а приступы становились чаще день ото дня.
Риза продолжал молчать. Только косился время от времени в ту сторону, где находились покои новоявленного супруга. Впрочем, всерьёз он происходящее не воспринимал до тех пор, пока в начале сентября Юрген не начал то и дело, видимо, забываясь, задавать ему вопрос:
- Как ты думаешь, у него правда эструса нет?
Риза напомнил себе, что интерес Юргена к течкам других омег - явление довольно рядовое и, пожав плечами, тогда сообщил:
- Ты же альфа. Давно почуял бы, если бы был.
В тот день разговор продолжать не стали, но спустя пару недель Юрген спросил ещё раз:
- А что, бывает, что в двадцать лет у омег эструса ещё нет?
Тут уже Риза насторожился, отметив про себя, что Юрген стал использовать сложное и непривычное для него слово «эструс» вместо обычного «течка».
Риза хотел было его послать, потому что некоторые вопросы даже он предпочитал с альфами не обсуждать, но потом подумал, что если не он – Юрген может пойти и к кому-то ещё.
- Бывает всё, - сухо ответил он. – Но я бы на омег с нарушением цикла внимания не обращал.
- Почему?
- В постели они – говно.
На том разговор завершили, но когда Юрген, уже в октябре, поинтересовался ещё раз:
- А от таблеток не бывает позднего начала циклов?...
Вопрос этот пришёлся тогда настолько не в тему, что Риза даже не сразу сообразил, о чём речь.
- Каких… - тут до него дошло, и он мрачно посмотрел на Юргена, отложив в сторону журнал, - Юрген, какого чёрта? Ты себе получше подстилку найти не мог?
Юрген почему-то покраснел, затем побледнел, затем встал, встряхнул Ризу за плечи и процедил ему на ухо:
- Риза, он мой супруг.
Риза спорить не стал. Скрипнул только зубами, понимая, что с альфами спорить бессмысленно вообще, а уж с Юргеном и подавно – когда его захлёстывал тестостерон, он всегда туго соображал.
- Совет да любовь, - буркнул Риза и, высвободившись из его рук, направился домой.
Спал он в ту ночь плохо, но наутро, всё так же скрипя зубами, к Юргену всё-таки пришёл. И увидев Лириэля, обсуждавшего что-то с прислугой, в первый раз попытался с ним заговорить. Лоэнграм, впрочем, лишь окинул его высокомерным взглядом, каким умели смотреть все, рождённые в золотой простыне, и, отвернувшись, ушёл прочь.
Вторая попытка наладить контакт успеха также не принесла. Лириэль старательно делал вид, что Риза – просто муха, сидящая на стекле. Насекомое, которое наследнику Лоэнграмов не следует замечать.
И Риза, в общем-то, думал уже бросить эти бесполезные потуги, когда увидел Лириэля, сидящего в одиночестве в зимнем саду. На сей раз тот, по крайней мере, снизошёл до разговора – впрочем, не утешительного абсолютно.
Риза в тот вечер ушёл, так и не повидавшись с Юргеном, и три дня не приезжал вообще, пока Юрген не позвонил сам и не позвал его на матч. В конце концов они помирились, и всё, вроде бы, пошло своим чередом, только странные подвисания Юргена так и не делись никуда.
В канун зимних праздников, когда Риза ждал его в кабинете, Юрген вернулся к себе неожиданно злой. Хлопнул дверью так, что стены затряслись, и сделал по комнате два круга, прежде чем обнаружив Ризу, сидящего у окна, рассеянно произнёс:
- А… это ты.
Риза испытал непреодолимое почти желание хлопнуть этой самой дверью ещё раз, но лишь напомнил себе, что это Юрген, а Юрген часто бывает невыносим.
- Что, – спросил он зло, подумал и мягче уже добавил, - стряслось?
Юрген не ответил ничего. Подошёл к окну и остановился, перекатываясь с пяток на носки. Какое-то время в комнате царила тишина, а потом Юргена прорвало:
- Какого чёрта мне досталось это… этот… супруг? У него даже задница работает не так как у всех!
Риза поднял бровь, но ничего не сказал.
Юрген снова метнулся к двери и обратно к окну. Потом повернулся, подошёл к Ризе, сидящему в кресле, и, наклонившись в самое ухо, прошептал:
- Я думаю, он мне врёт!
- По-че-му? – ответил Риза таким же шёпотом.
- Ну… У него же не могло до сих пор не быть… понимаешь ты…
Риза закатил глаза и застонал.
- Юрген, - произнёс он, снова садясь ровно и внимательно глядя Юргену в лицо. – На свете столько красивых омег… Не говоря уже про меня.
- Только не говори, что решил поревновать!
Риза мгновенно замолк. Показывать Юргену, что его волнуют эти приступы он не собирался во что бы то ни стало.
- Если у него был эструс, - сказал Риза наконец. – Запах должен был остаться на одежде. И альфа обязательно учует его.
Юрген отшатнулся от него, заметно повеселел и про течки в тот день больше не говорил.
Применить совет Ризы на практике он не решался несколько дней – с тех самых пор, как Лириэль поселился у него в доме, половина омеги казалась ему отделённой от его собственной нерушимой стеной. Но потом всё-таки решил, что дом принадлежит ему, а значит, ему принадлежит и всё, что в нём.
Он решительно направился в спальню Лириэля, благо тот по утрам обычно занимался хозяйством, и, распахнув шкаф, замер, разглядывая череду бесформенных балахонов. Их было всего пять, и все они были настолько изношенными и полинявшими, что Юргену было неприятно к ним прикасаться. Он так и не успел преодолеть в себе брезгливость, когда дверь открылась, и ещё раньше, чем повернул голову, Юрген понял: оно. Его омега тёк.
Юрген облизнулся, наблюдая, как медленно, дрожащими пальцами Лириэль расстёгивает застёжки своего балахона. Ничего более уродливого, чем этот толстый кусок ткани, Юрген не видел ещё никогда – даже его омега-отец, который тоже частенько надевал на себя что-то подобное, всегда носил мягкие ткани и следил, чтобы вещь красиво стлалась по полу за ним. Омег же младше тридцати Юрген видел в подобных рясах разве что в монастыре.
Грубая холщовая ткань, сползая вдоль плеч, открывала худенькое, костлявое тело – настолько маленькое, что Юргену и в голову не пришло, что оно так мало, когда он смотрел на балахон. Плечи Лириэля были ссутулены, и он переминался с одной длинной угловатой ноги на другую.
Всё это не завело бы Юргена ни разу в жизни, если бы не сама ситуация - его омега тёк, и теперь, стоило ему, Юргену, отдать ему приказ, как он послушно стянул с себя всё.
Так беспрекословно не подчинялся ему ещё никто, и Юрген невольно потянулся к паху, чтобы погладить себя рукой сквозь брюки.
- Какой же ты костлявый, - Юрген дёрнул плечом. – Если бы мне дали выбирать, никогда бы тебя в дом не взял.
Лириэль опустил глаза. От бессилия, от жгучего желания и от полной неспособности сопротивляться слёзы наворачивались на глаза, но Юрген то ли не замечал этого, то ли не хотел замечать.
- Иди-ка сюда, - Юрген похлопал себя по колену, и Лириэль, чувствуя, как ненависть к себе переполняет его, медленно переступил через мантию и подошёл.
Юрген грубо взял его за локоть и быстро развернул спиной к себе. Хлопнул по ягодице, так что Лириэль вскрикнул и тут же закусил губу, чувствуя, как анус наливается жаром.
Юрген положил ему руку на поясницу, заставляя прогнуться вперёд. Сам он продолжал сидеть, так что теперь бёдра Лириэля оказались на уровне его лица, и от этой позы омега почувствовал себя униженным и беззащитным, но возражать не посмел – почему-то было жутко страшно от мысли о том, что Юрген может попросту прогнать его.
Юрген, тем временем, провёл двумя пальцами по влажной ложбинке, зачарованно наблюдая, как начинает пульсировать алая дырочка, и как вытекает оттуда новая порция прозрачной жидкости.
- Все омеги – такие шлюхи, - сказал он и провёл пальцами по самому краешку ануса, - на всё готовы, чтобы вам вставили хороший член. И ты такой же как все, да, Лоэнграм?
Лири закусил губу, но промолчал.
- Не слышу, Лоэнграм, - Юрген шлёпнул его еще раз.
- Да… - выдохнул Лири.
- Вот и хорошо, - Юрген произнёс это таким тоном, что вопреки всякому здравому смыслу, Лириэлю ещё больше захотелось прижаться к нему всем телом и замурлыкать, а в следующую секунду Юрген запустил внутрь него два пальца и принялся неторопливо потрахивать, с любопытством наблюдая, как бёдра омеги начинают дёргаться ему навстречу.
Вскоре, впрочем, это ему надоело.
Он встал, толкнул Лириэля к стене, заставляя опереться о неё двумя руками, и вжикнул молнией. А потом без предупреждения вошёл.
Лириэль весь дрожал в его руках, когда Юрген нанизывал его на свой член – сильно и глубоко, придерживая руками за талию и не обращая внимания на невнятное бормотание. Хотелось заткнуть Лириэлю рот, потому что это бормотание жутко отвлекало, но, впрочем, не настолько, чтобы мешать всерьёз – вбившись в хрупкое тело в последний раз, Юрген выгнулся дугой, запрокидывая голову назад, и кончил глубоко внутрь него. Потом отпустил Лириэля, который тут же сполз на пол, будто марионетка, которую перестали удерживать на весу, снова вжикнул молнией и размял плечи.