— А что? — сварливо заметила Маня. — Сейчас нельзя.
— Сейчас вы все равно ничего не увидите. А до утра ничего не случится. До этого не случалось и сейчас ничего не будет.
Утром, едва только первые проблески света появились среди деревьев, он уже вёл заинтригованных друзей, куда-то в обход дальнего озерка.
— Тут лучше всего пройти будет, — пояснил он Сидору, поинтересовавшемуся, не лучше ли было по левому, более высокому берегу, обойти озеро.
— А вот теперь смотрите, — бросил он, раздвигая кусты на краю какого-то очередного оврага.
Там были кости. Человеческие. Много. Гораздо больше того, что они видели в первом овраге. И это были свежие кости. Не пролежавшие и месяца под солнцем. Чисто обглоданные со следами тех же зубов, что и в прошлый раз.
— Может я, и ошибаюсь, — мрачно проговорил Димон вмиг помрачневшим друзьям. — Но, по моему, это ящеры.
— А здесь у них что? — поинтересовался у него Сидор. — Кормовая база?
— Похоже на то, — ответил Димон, — подымая чисто обглоданную кость. — Свежая, — мрачно заключил он.
— Да тут же уже, сколько лет, никто не живёт, — неверяще уставилась на него Маня.
— Вот и я думаю, — задумался Димон, — откуда здесь они.
— Ты здесь всё осмотрел? — уточнил у него Сидор.
— Откуда. Только на этот овраг наткнулся и сразу обратно.
— А мы костёр не погасили, — задумчиво проговорила Маня. — И там все наши вещи.
— Это ты не погасила, — невозмутимо заметил Димон, — а я его пока ты в кустах возилась, затоптал. Даже водой залил, чтоб дыма не было.
— Давай ка всё тут в округе осмотрим, — предложил Сидор, — а потом решим, что делать будем. А то есть у меня подозрение, что я догадываюсь, кто те кости у города, в овраг свалил.
— Да, — задумчиво протянул Димон, — кажется, я тоже догадываюсь. Больно уж почерк похожий. Значит, — заметил он, — пока наши с немцами воевали, ящеры победителей и съели.
— Похоже на то, — каким-то сиплым и тусклым голосом согласился с ним Сидор.
— Пошли ка, обыщем окрестности, — оборвал его Димон, — больно уж мрачные у меня догадки.
Обыскав все ближайшие перелески, нашли ещё девять подобных ям. Всё! Больше искать было бесполезно, так как и без дополнительных поисков стало окончательно ясно, кто здесь хозяйничал. Это было постоянное место базирования ящеров, где они регулярно поедали народ, добытый в набегах. Все с ужасом смотрели друг на друга, неожиданно поняв, насколько они вели себя беспечно.
Быстро и осторожно вернувшись в лагерь, тут же принялись за уничтожение всех следов своего пребывания. Скрыли старое кострище под новым дёрном. Замаскировали так, чтобы, не то, что ящер, ни одна собака бы не нашла. Лагерь свернули и перенесли на другое место, более укромное, под раскидистой елью, скрывающей своими ветвями всякого, кто под них скроется. Вырыли яму, землю на скатёрку, верхний слой дёрна в сторону, чтобы потом, после приготовления пищи, прикрыть кострище. Приготовили ужин, разлили по мискам. Тут же приготовили чай. Затушили моментом костёр, скрыли его и ушли далеко в сторону, подальше от места кострища, чтобы даже если заметят по дыму, на старом месте, месте костра, никого уже не было. Поели и переночевали уже без костра, на новом месте.
На следующий день опять пошли на добычу жемчуга. Уж больно прибыльное дело, да и никак не могли оторваться, больно уж их это захватило. Но теперь брали только самые большие раковины, где встречаются самые большие жемчужины. Набрали ещё чуть ли не на два рюкзака. Остановились, ибо уже класть некуда, все запасные рюкзаки кончились, а в голых руках много не унесёшь. Да и тяжесть это оказалась, просто неподъёмная, таская этот жемчуг на своём горбу, далеко не уйдёшь. Нести, кстати, уже тоже не в чем.
Снова сходили на рачье озеро и наловили раков, уже на следующий день, в дорогу. Решили завтра отправляться дальше, поскольку собирать жемчуг уже было некуда, да и идти надо. Приготовили раков, чтобы с утра не возиться, заодно и завтрак соорудили. Опять готовили в одном месте, а ели в другом. Скрыли все следы своего кострища. Ночевали опять в другом месте, чтобы даже запаха костра не было.
Собранный жемчуг разделили на две неравные части. Меньшую, отборную, взяли с собой, на всякие нужды, да и прицениться у специалистов, сколько же это может стоить.
Большую, практически три полных рюкзака, припрятали в приметных местах, чтобы потом, при случае, на обратном пути, или специально сюда собравшись, забрать. Место должно было быть где-то на солнце, чтобы не испортился жемчуг, или вершине дерева, бывшее воронье или орлиное гнездо, или же верхняя площадка полуразрушенной башни, что они видели в крепости, или ещё где. Выбрали вершину дерева. Снизу не видно, да и крона густая. Ветви выбрали покрупнее, чтобы выдержали наверняка.
Потом подобрали второе дерево, могучий дуб, ничем, тем не менее, внешне не выделяющийся, но который легко найти. Третью часть клада решили укрыть на вершине виденной неподалёку разрушенной башни. Ни один человек, в здравом уме не полез бы в эти руины, грозящие вот, вот развалиться, однако на поверку вполне устойчивые и готовые простоять ещё хоть сто лет.
Вернуться за жемчугом решили, кровь из носа, до осени, иначе пропадёт зимой, на морозе.
Покидая озёра, решили что, всё-таки надо сюда ещё раз вернуться. Уж больно место хорошее, прибыльное, да и раки, если, правда, с ценой, очень хороший источник дохода. Да и место для крепости практически готово. Ставь тын и всё. Если что, то можно и переждать чей-нибудь набег.
Корзина для переноса раков.
С собой, взяли десяток варенных и пару десятков живых раков, положив их в рюкзаки и переложив крапивой. Решили посмотреть, насколько их хватит, на какое расстояние их можно пешком перенести и как долго они смогут выжить. Ещё не было такой жары как летом, а вечерами вообще прохладно. Для переноски раков сплели короб из ивовых веток, для чего всё-таки заставили Димона сплести три небольшие корзины с крышками, как раз, чтобы можно было удобно их устроить в рюкзаке. Переложив раков крапивой, тщательно закрепили крышки, чтобы, не дай бог, не вылезли по дороге. Больно уж они были кусючие. Корзины были удобны ещё и тем, что позволяли на привалах, при наличии любого ручья, держать их в воде, продлевая ракам жизнь.
Следующий день ничем особым не ознаменовался, если не считать того, что ни свет, ни заря, они сорвались с места, стараясь поскорее покинуть опасные места. Когда, уже в полдень, вдали от озёр, едва разминулись с дозором ящеров на птицах, ещё раз убедились в том, насколько они были беспечны. Только повышенные меры предосторожности, позволили им заранее их заметить, настолько они передвигались неслышно и, в высокой траве, практически невидимо. Только какие-то страусы, используемые ими в качестве ездовых животных, позволяли их замечать издалека.
Какие-то они были мелкие и незначительные, как показалось им. Тем не менее, решили не связываться. Не для войны они в поход отправились, а на поиски профессора. Потом только сообразили, что первая группа ящеров на ездовых птицах, были нечто вроде передового дозора, охраняющего небольшую толпу пленных, человек в десять, бредущую в окружении многочисленной группы больших ящеров, особей не менее двадцати. Это уже были не та мелкота, что передвигалась на страусах. Только ростом они были не менее двух метров, не считая ширины плеч и общей массивности тела.
Стало понятно, что у озёр скоро образуется новая яма с костями людей. Связываться с такими, было смерти подобно. Не те у них силы. Нет ни умения, ни мастерства, да и всех не освободишь. Вроде всё правильно, но остаётся на душе мерзкое чувство, гадливости. И понимаешь, что сделать ничего не можешь, и тоска от того берёт, что ничего не сделал.
Однако тем же вечером у них состоялся примечательный разговор.
— Мы, — рассуждал Сидор, сидя перед костром и переворачивая палочки, со скворчащим на огне, мясом, — не имеем никакого морального права осуждать ящеров за людоедство. Мы, по сути, такие же людоеды, как и они. Ну и что с того, что мы не едим людей реально. Зато мы едим тех же свиней и коров, или вот эту, как её, косуля что ли. И что? У коров нет сознания. Есть. Что? Хочешь сказать, что это тупая, бессловесная скотинка? — обратился он к Димону. — Как бы не так! Есть у них и сознание. Есть, кстати, и речь. Только вот мы, по собственной лени и тупости, не утруждаем себя их пониманием. Легко и удобно считать, что это неодушевлённое существо, а значит и потребить его можно. В виде шашлыка, например, — закруглил Сидор свою речь, помахивая перед лицами компании, нанизанными за прут, ломтиками духовитого мяса. — М-бессловесная-м— протянул он, мечтательно закатив глаза, — манифик.
— Чего? — уставился на него Димон. — Мало того, что кормит нас всякими бреднями, — пожаловался он Мане, — так ещё и жрать не даёт. А ну, подай мне мою порцию, — грозно потребовал он, наблюдая за урчащим от удовольствия Сидором, вгрызающимся в пахучее мясо.
— И мне! — потребовала Маня. — Хватит жрать, то! Совсем совесть потерял. Давай сюда, — требовательно протянула Маня руку за готовым шашлыком. — Ну, живо! Я имею полное право на первую порцию. У меня повышенное слюноотделение, так мне стоматолог сказал. Я, вообще, скоро совсем слюнками захлебнусь. А он рассуждает тут. Тоже мне, нашёлся людовед. Как на охоту идти, так противник убийства бедных животных, а как жрать готовить, так первый.
— А то! — лениво протянул Сидор, благодушно посматривая на нетерпеливо ерзающую, на земле Маню, и одновременно протягивая ей палочку готового шашлыка. — Готовка, она тож требует своего таланта. Ну как? Пойдёт? — насмешливо спросил он, протягивая другую палочку Димону.
Ничего не услышав в ответ, он продолжил свою речь, флегматично наблюдая за изголодавшейся компанией, жадно поедающий истекающим соком шашлык.
— Ну так вот, — заметил он, удобно устроившись на охапке сучьев, притащенной для костра. — Продолжаем разговор.
— Теперь, что касательно двуличия. Ведь, согласись, обратился он уже непосредственно к Димону. — Признавать за думающим существом наличие сознания и одновременно поедать его, не признавая за ним права на жизнь, это и есть настоящее двуличие. Так же это можно считать и за людоедство. Людоед, это не обязательно тот, кто поедает людей. Если ты принимаешь определение, что человек, это разумное существо с речью и сознанием, а практически любое дышащее существо имеет разум, речь и сознание. А это значит, — заключил он, — и является, фигурально выражаясь, человеком. Значит, поедая ту же рыбу или косулю, — ткнул Сидор пальцем в останки туши убитой косули, — мы тоже, как и ящеры, являемся людоедами. Поэтому, отказывая им в праве на существование, только потому, что они поедают людей, и, объявляя за это их людоедами, вот это и является двуличием.
— Во загнул, — насмешливо прокомментировал речь Сидора, Димон. — Тебе бы в цирке, с публичными лекциями выступать. — Сборы бы собирал, озолотиться можно.
— Ничего то ты не понимаешь, — печально вздохнул Сидор. — Если ты признаёшь, что какое то существо обладает сознанием, то есть его нельзя, как бы тебе не хотелось. Нельзя и всё. А если же ты его всё-таки ешь, то значит, что ты двуличное существо.
— Ничего не поделаешь, — заметила Маня. — Пока мы этому не найдём замены, — помахала она палочкой с остатками мяса, — деваться нам некуда. Или мы, двулично, сыты, или нет. У тебя есть альтернатива? Есть, — тяжко вздохнула Маня, доставая из рюкзака полупустой мешочек с пшеном и подбрасывая его на ладони. — Только, вот, перевезти её столько, сколько надо, чтобы не помереть с голоду, на своём горбу, не особо то получится. Ну, короче. Что ты хочешь сказать, велеречивый ты наш? Только вкратце, а то спать уже охота. Да, и завтра бы встать пораньше.
— Вкратце всё просто, как резинка от трусов, — ответил Сидор. — Если они нас не трогают, то нам всё равно, есть они или нет. Даже хорошо, что они есть. Чем больше разнообразие форм жизни, тем богаче сама жизнь. А упрощение — это путь к деградации. А нам, ведь, не нужна деградация? — обвинительно обратился он к Димону.
— Не, не нужна, — подтвердил Димон, доевший уже вторую порцию, лениво потягиваясь и отвалившись от костра. — Нам спать нужна.
— Ну спать, так спать, — вздохнув, согласился Сидор, подымаясь, собирая вещи и устраиваясь на ночь.
Следующий день пути, практически ничем не отличался от предыдущего, а дальше, вообще, потянулась череда однообразных дней, слившихся в один бессвязный ком. И лишь, где-то на, то ли пятый, то ли шестой день пути, уже под вечер, вдали, на горизонте показались стены неизвестного города. На удивление, город не был отмечен на карте, полученный ими от Совета, что ничуть не умаляло вероятность его реального существования, поскольку, как оказалось, карте нельзя было верить совершенно. Решив, на ночь глядя, не соваться в незнакомый город, нашли место поукромнее и заночевали там.
Глава 5 Речной город
В город вошли с рассветом. Как им объяснила стража у ворот, город стоит на реке Большой Стрый, правом притоке Лонгары. И по нему вполне можно спуститься к устью, куда они и стремились, по крайней мере, если судить опять же по карте. Стража на воротах, с них, как с пеших, взяла всего три медяшки входной пошлины. По одной на брата. Единственно что, так это опять по собственной рассеянности, позабыли спросить стражу, как город называется.
— Эй, пацан, — дёрнул за рубашку первого же пробегавшего мимо паренька Димон, — Как городок называется?
— Мерзкий Стрый, отстань, — бросил пацан вырываясь из рук Димона и бросаясь дальше по своим делам.
— Так всё-таки как? — задумчиво спросила Маня. — Мерзкий? — загнула она один палец, — Стрый, — загнула второй, — или, всё же, Отстань? — загнула она третий палец.
— Любопытная ты, однако, — заметил Димон. — А тебе, не всё ли равно?
— Надо определиться на местности, — возразил Сидор. — Как потом возвращаться будем? Не забывай, у нас там остался большой интерес. Почитай километров триста с того места отмахали. Просто так не найдёшь.
— Интерес, интерес, — проворчал Димон, — пошли ночлег сразу поищем, а то, как бы нам, вообще без денег не остаться. Кто их знает, местные цены.
— Ну, а цены тут я бы не сказал, что очень высокие, — проговорил вполголоса Сидор, когда они уже отошли на порядочное расстояние от ворот.
— Посмотрим, что с нас возьмут в ближайшем трактире, — заметила Маня.
— В центр не пойдём, — заметил Димон, — там наверняка дороже, чем с окраины.
— Сначала посмотрим, что за гостиница, а потом уж решать будем, — заметил Сидор. — А то мало ли что у них тут за порядки. Попадём в какой-нибудь клоповник, сами рады не будем. Помню, на Земле ещё, попал как-то во время одной экспедиции в служебную гостиницу славного города Архангельска. Это ещё когда я по лесам шлялся, — уточнил он. — Так вот таких злых клопов как там, я в жизни больше нигде не видел. Правда, после того случая, я их больше вообще никогда не видел, но это уже не важно.
— Представляете, — воодушевился он собственными воспоминаниями, — залезает такая тварь на потолок, прямо над кроватью, и оттуда, сверху, спокойненько так взззз — планирует на кровать, внизу стоящую.
— А на потолок то зачем, — удивился Димон, — стенка же рядом.
— А-а! — оживился Сидор. — В этом то вся фишка. Я ещё, поначалу то, удивился. Чего это, думаю, кровать от стены чуть ли не на полметра отстоит, но передвигать не стал. Мало ли чего. В чужом дому то свои порядки не наводят, да и устал я тогда, как собака. Только-только из поля возвратились. Целую недели, почитай, в кузове Газ-66-го провели. Каженная жилочка тряслась. В общем, завалился я спать без задних ног. А посреди ночи как подбросило. Кусают. Кто? Что? Совершенно непонятно. Я и так, и эдак. Ничего не понимаю. Зажигаю свет, смотрю в кровати. Нет ничего. Что за дела? Глянь на потолок, а та-а-ам… Черно! И шевелится. И одна какая-то штука оттуда, хрясь, и на одеяло упала. Я это пальчиком пошевелил. Мама дорогая. Клоп! Самый настоящий клоп! И жирный такой, отъелся, видать, на прошлых постояльцах.
— Так что самый верный способ определить есть ли в гостинице клопы, это посмотреть на то, как стоит кровать. Если отставлена от стенки минимум на полметра, то всё. Клопы есть!
— Вехтор, — прохрипела красная как мак, Маня, — я тебя сейчас убью. И меня оправдают. Я теперь всю ночь спать не буду, а буду на потолок пялиться и клопов высматривать.
— А что? — глубокомысленно изрёк Димон. — С другой стороны, это хорошо. Охранять будешь. Всё одно не спишь, — глубокомысленно заключил он, — так всё какая-то польза от тебя будет.