— Новому казанскому хану?
— Ему самому. Давеча жаловался, что к пушкам некого приставить, авось эти сойдут.
— Оно и правильно. Чёртовы жерла разрывает через раз вместе с обслугой, так своих не напасёшься.
— Долю с продажи потом отдам, — пообещал Самарин. — И не возражай, отказа не приму.
— И не подумаю отказываться, — усмехнулся Иван Евграфович. — Ты брони на моих воях видел? Иные ржа так проела, что пальцем проткнёшь. По уму снаряжать, так никакого серебра не хватит. Ага, кованая рать…
— Ты прав, — согласился Андрей Михайлович. — Потратиться придётся изрядно.
— Но надеюсь, Касим даст хорошую цену?
— А чего гадать? Пойдём посмотрим, кого твои орлы наловили. Вдруг там такие, что без слёз не взглянешь?
И угадал. Основную часть связанных и стоящих на коленях пленников можно было назвать коротким и ёмким словом «дрищ». Внутри у Самарина даже ворохнулось что-то похожее на жалость и укоры совести — не каждый день собираешься продавать людей в рабство. Но попытка завязать разговор тут же расставило всё по своим местам. Угрозы и требования посыпались на Андрея Михайловича как из рога изобилия:
— Трындец тебе, дед!
— А ты знаешь, кто мой папа?
— Тебя, козла, адвокаты прямо здесь закопают!
— Да я сценарист на телеканале «Культура»!
— Дай позвонить, ублюдок старый!
Последний выкрик князь Изборский лично забил обратно ударом ноги, что было воспринято его людьми как приказ.
— Иван Евграфович, попридержи своих, до смерти ведь забьют, — попросил Самарин.
— Как скажешь, князь Андрей.
А вот допросить главаря бандюков Самарин хотел без посторонних, чтобы лишние уши не услышали ненужной им информации. Только он и Денис, который давно уже посторонним не считается. Но только собрался, как его перехватил бригадир строителей с вопросом:
— Андрей Михайлович, так нам утром продолжать?
— Виктор Петрович, а кто кричал, что не будет больше здесь работать и обещал вернуть аванс?
— Так это…
— Я за язык никого не тянул, ты сам предложил.
— Автобус же… — бригадир от осознания убытков слегка побледнел. — Почти новый… был…
— Ладно, успокойся, я пошутил. Аванс возвращать не нужно, но и работать, сам понимаешь…
— Автобус, Андрей Михайлович! Не по нашей же вине!
— Тут ты прав, — Самарин в задумчивости почесал переносицу. — Тысяч пятьдесят он стоит?
— За двести брал.
— Лет двадцать назад?
— Ну… — засмущался бригадир. — Сейчас такой за сотню можно купить.
— Вот и я про это говорю. И вообще, Петрович, тебе не кажется, что знак свыше был?
— Типа, чтоб со строительством завязывал? А то я не думал… Только мне уже за полтинник, и кроме стройки я ничего больше не умею. Поздно начинать что-то новое.
— Бутик открой.
— Чего-о-о?
— Магазин меховой одежды. Будешь турецкими дублёнками торговать, а твои Джамшуты их шить станут.
— Это как? — не понял бригадир.
— Да как везде. Ты Нижний Новгород хорошо знаешь?
— Я там в строительном институте учился, когда город ещё Горьким был.
— Ну так вот… В этом славном городе итальянскую мебель делают в Щербинках, немецкую на заводе «Керамик», а в Канавино вообще фирменный джинсы шьют. Ты чем хуже?
— А где брать материал?
— У меня. Со временем и до шуб из соболя и бобра вырастешь. Впрочем, я сказал — ты услышал. Думай, Виктор Петрович, время пока терпит.
— Да как-то неожиданно всё…
— И попрошу сарацинов своих отсюда убрать.
— Кого?
— Тьфу, заговорился! Автобус из Гороховца к перекрёстку я вызову и оплачу. Шесть километров и пешком прогуляетесь.
— Темно ещё.
— Утром пойдёте. И всё, Петрович, не отвлекай меня. Если что надумаешь, звони.
— Но автобус, Андрей Михайлович…
— Дался тебе этот автобус! Сотню завтра на карту скину. Всё, я ушёл!
Самарин, когда просил Дионисия подготовить главного бандюка к допросу, никак не предполагал, что эта просьба будет выполнена в строгом соответствии со средневековыми стандартами. Думал, помнёт его боярин Кутузов слегка, морду начистит для разговорчивости и освежения памяти, но чтобы так… Дениска подошёл к поручению добросовестно, основательно и ответственно, устроив в сарае выездной филиал Приказа разбойных дел. Существует уже такой в Москве или нет, Андрей Михайлович не знал, но в Любимовке он был и готовился с приёму первого посетителя.
В старом дырявом ведре жарко светились угли, раскаляя всевозможные железяки самого людоедского вида, а сам бандит сверкал голой задницей, подвешенный за руки через блок к потолочной балке.
— Хлипкий нынче тать пошёл, — пожаловался Дионисий, деловито перебирая железки. — Хотел его на дыбу вздёрнуть, а он сомлел сразу. Пришлось так подвешивать.
— Хоть бы яйца ему прикрыл.
— Зачем? Яйца при допросе первейшая вещь.
Главарь, успешно притворявшийся потерявшим сознание, открыл глаза, заорал, и вырубился уже по-настоящему. Вёдер десять холодной воды ушло на приведение в чувство. Лужи ещё больше расстроили Дионисия:
— Как я теперь здесь спать буду?
— Спать нам с тобой сегодня вряд ли придётся, — Самарин не удержался от искушения нагнать жути в и без того мрачную обстановку. — Сам видишь, добром рассказывать не хочет. Так что пока кожу с живого снимаем, пока расчленяем, пока закапываем…
Дионисий юмора не понял и забеспокоился:
— Тогда на пол постелить чего-нибудь нужно, а то кровищща впитается и вонять будет. Мне же потом тут спать.
— Скажу! Всё скажу! — задёргался бандит. — И протокол подпишу, только полицию вызовите!
— Вот с полицией у нас туго, — вздохнул Андрей Михайлович. — Да и зачем людей напрягать?
— Меня искать начнут! И тех дебилов из интернета!
— Вот как?
— Обязательно станут искать!
Смирнов достал из кармана мобильник и включил диктофон:
— Вот и расскажи… Кто тебя будет искать и почему?
— Витаминыч, сука… это он всё устроил и проплатил.
— Подробнее!
Примерно через час расколовшемуся до донышка Игорю Генриховичу вернули драный костюм с грязными ботинками, и отправили к основной массе пленников. В самом деле, не убивать же человека из-за детской мечты? В армии хана Касима ждут жаждущих красивой жизни героев и предоставляют все условия для того, чтобы начать жизнь с чистого листа. Гладишь, через десять лет в мурзы выбьется, чем не замена почтенному званию благородного дона? Стартовые условия в сравнении с каким-нибудь пастухом даже благоприятнее.
Боялся ли Андрей Михайлович конкурентов на ниве прогрессорства? Пожалуй, что нет. Вот если бы выпускники ПТУ или какие другие технари, то да, но не эти… как их там… баристы, юристы, блогеры, кассиры макдака, и прочие представители высокоинтеллектуальных профессий.
— Свободная юрта, бля! — крикнул Самарин, и вслушался в отозвавшееся с противоположного берега Клязьмы эхо.
Оно совершенно по-немецки ответило:
— Ja,ja!
Следом из темноты появился просмоленный бок речной лодьи, и строгий голос спросил:
— Кто тут по ночам лает, Господа Бога гневит?
Опс… а где, мать их, караульные?
К полудню следующего дня лагерь вокруг фундамента будущего острожка разросся вчетверо, если не по количеству народа, то по территории точно. По воде прибыли ожидаемые стародубцы числом в три десятка человек, да с ними двадцать суздальцев. Вдобавок к этим — полусотня ярославцев, ругавших матерно что Дмитрия Шемяку, что Бориса Тверского. Пешим родом пришла муромская дружина и объединённая коломенско-серпуховская рать.
Полина Дмитриевна, наблюдавшая от ворот за вооружённой толпой, печально вздохнула:
— Если каждый хоть по разу под куст присядет… Андрюша, делай что хочешь, но чтоб ни одного засранца я здесь больше не видела!
— Здесь? — переспросил Самарин. — Здесь и не увидишь. Завтра с ними в Нижний Новгород отплываешь.
— Как это завтра?
— А чего тянуть, Дмитриевна? Сейчас народу Великого Князя Иоанна Васильевича представим, к крестному целованию приведём, и можно отплывать. У тебя точно всё готова к представлению?
— Давно готово.
— Начинаем? Где Дениска с Евлогием? Выпускай!
Полина Дмитриевна кивнула, и закреплённые на воротных столбах колонки грянули мощным басом:
— Тако глаголет Господь: да возвеселится пустыня жаждущая, да возрадуется пустыня и процветет, яко крин, и да прозябнет, и вся возвеселятся. И возрадуются пустынная Иорданова, и слава Ливанова дана бысть ей и честь Кармилова, и людие Мои узрят славу Господню и высоту Божию. Укрепитеся, руки ослабленныя, и, колена разслабленная, утешитеся, и рцыте малодушным мыслию: укрепитеся и не бойтеся, се Бог наш суд воздает, Той приидет и спасет нас. Тогда отверзутся очеса слепых, и ушеса глухих услышат, тогда скочит хромый, яко елень, и ясен будет язык гугнивых, яко проразися в пустыни вода и дебрь в земли жаждущей…
Молитва всё звучала, когда из ворот вышел юный Великий Князь в сияющих золотом доспехах. Отец Евлогий справа сзади нёс бархатную подушку с серебряным обручем. Слухи о том, что это походный венец Святослава Игоревича, был запущен ещё с вечера.
Тщательно проинструктированный князь Изборский низко поклонился и прочитал по бумажке:
— Умудри убо и поставь проходити великое к тебе служение Царя Рускаго, даруй ему разум и премудрость, во еже судити людям твоим во правду, и твое достояние в тишине и без печали сохранити, покажи его врагом победительна, злодеем страшна, добрым милостива и благонадежна, согрей его сердце к призрению нищих, к приятию странных, к заступлению нападствуемых. Подчиненное ему боярство и протчих управляя на путь истины и правды, и от лицеприятия и мздоприимства отражая, и вся от тебе державы его врученныя люди в нелицемерной содержи верности, сотвори его отца о чадах веселящегося, и удивиши милости Твоя от нас… Не отврати лица твоего от нас и не посрами нас от чаяния нашего…
Андрей Михайлович ткнул бабушку Полю локтем в бок и наклонился к уху:
— Вот как-то так, Дмитриевна, цари и делаются.
— Вроде на Великое Княжение венчать собирались?
— Я бумажки перепутал.
— Придурок…
Глава 12
После некоторого раздумья Андрей Михайлович нашёл способ произвести впечатление на хана Касима, и не выглядеть при этом бедными родственниками. Встречают по одёжке, не так ли? Доспехи — та же одёжка, только железная. Правда, на претворение задумки в жизнь ушло шесть дней, пятьдесят литров бронзовой краски и некоторая сумма денег на покупку компрессора и краскопульта. Но потраченные средства и усилия стоили того — войско в однообразно покрашенных бронях и шлемах смотрится грозно и богато. Недолговечная красота быстро облезет, но неделю-другую должна выдержать.
За шесть дней рать увеличилась до двух тысяч человек, и некоторые горячие головы предлагали махнуть рукой на Нижний Новгород и прямо отсюда пойти воевать Шемяку. И таких горячих голов нашлось немало, причём солидный вес их мнению придавало согласие князя Изборского Ивана Евграфовича Еропки возглавить поход на Москву. Бывший окольничий Великого Князя Василия Васильевича горел желанием прославиться, и крепко утвердиться у престола нового государя, по нынешнему титулу равного ромейским кесарям и императорам Священной Римской Империи. Пришлось за ужином в тесном кругу разъяснять.
Князь, налегающий на диковинные заморские фрукты, не сразу расслышал вопрос, и получив тычок в бок от отца Евлогия, вскинул голову:
— Что?
— Я спрашиваю, — повторил Самарин, — ты в геополитике хорошо разбираешься, Иван Евграфович?
Изборскому было невместно признаться в невежестве, и он важно подтвердил:
— Изрядно разбираюсь. Сию науку ещё в младом возрасте превзошёл.
— Вот! Значит должен понимать политическую конъюнктуру.
— Чего?
— Того, — терпеливо пояснил Самарин. — С точки зрения международного права, Русь в настоящее время считается одним из улусов Золотой Орды. Так?
— Нет, не так! Да ты знаешь, на чём мы эту орду вертели? — возразил Изборский. — И где она теперь, та Золотая Орда?
— А я о чём говорю? Договор с Касимом окончательно подтвердит суверенитет Русского Царства. Особо отметим взаимное отсутствие каких-либо претензий, и заключим военно-торговый союз.
— Мудрёно говоришь, — ничего не понял Иван Евграфович. — Объясни проще, князь.
— Можно и проще, — кивнул Андрей Михайлович. — Пока противостояние с Шемякой со стороны выглядит обыкновенной усобицей, так?
— Истинно так. Да завсегда же те усобицы были.
— Но после договора и признания Касимом царского титула…
— Что после? — подался вперёд заинтересовавшийся Изборский.
— А в этом случае мы выступаем против бунта обыкновенного вора и татя, не желающего возвращения к старине. Ты же, князь, хочешь по старине, как пращуры жили?
— Да!
Старина… Вот волшебное слово, заставляющее местных жителей сначала застывать в благоговейном молчании, орошая бороду слезами умиления, а потом вспыхивать фейерверком искреннего восторга. Ведь всем известно, что в старину всё было лучше. И люди жили по несколько веков, и рожь давала урожай сам-двадцать, и солнце светило ярче, и подати были ниже, и коровы были толще, и… хм… и всё остальное тоже было толще. Золотой век, сгинувший в пучине безвременья из-за грехов и страстей человеческих.
Вернуть бы старину, и тогда — ух, заживём! Рай на земле наступит мгновенно и неотвратимо!
— По старине, говоришь? — на лице князя Изборского блуждала мечтательная улыбка.
— Именно так, — подтвердил Самарин. — Как во времена Святослава Игоревича, когда каждому воздавалось по заслугам его.
Уточнение Ивану Евграфовичу пришлось по душе. Род его хоть и вёл происхождение от самого Рюрика, но обеднел и захудал изрядно, и те же покойные Шуйские при редких встречах ухмылялись глумливо. Козлы душные, прости хоссподи…
По старине оно надёжнее и правильнее. А то ведь до чего доходит? Расползается из злокозненной Литвы поганый обычай мерить человека заслугами предков — дескать, ежели дед Полком правой руки командовал, так и титешному ребёнку то место от роду заповедано. А что хорошего может прийти из Литвы? Но находятся люди, желающие потешить непомерную гордыню мнимым возвышением хоть над кем-нибудь.
Опасения князя Изборского подтвердились при посадке на корабли. Никто не оспаривал главенство Андрея Михайловича, самого Ивана Евграфовича, или боярина Кутузова, но между собой именитые люди сцепились лютыми цепными псами.
То здесь, то там слышались вопли:
— Невместно Чистогузновым на третьей лодье! Мы завсегда поперёд Сухокобылиных стояли!
— Евлампий Чумичка от тысяцкого черниговского князя, а я от киевского! Не позволю!
— Стерво собачье!
— Сам ты пёс!
— Куды прёшь, харя? Муромские под Рязанью ходили, а мы испокон Великому Князю служили!
— Не трожь бороду, аспид!
— Да ты печенег копчёный!
Полина Дмитриевна, руководившая устройством юного царя на головной лодье, не стала дожидаться перехода рукоприкладства в поножовщину, и выстрелила дуплетом в воздух:
— О чём споры, люди добрые?
За несколько дней стоянки лагерем боярыня Морозова приобрела репутацию женщины суровой но справедливой, потому к царскому кораблю потянулись желающие получить эту самую справедливость. Её право руководить и судить тоже не оспаривалось — шутка ли, внучка самого воеводы Льва Мозыря, считавшегося погибшим на Куликовом поле, но выжившего и уведённого в полон, где женился на Шемаханской царице.
Причём слухи о происхождении возникли сами собой без малейших усилий со стороны Самарина. Ну, разве что самую малость — там проговорился, здесь оговорился, потом намекнул… И вот результат. Бабушка Поля сначала ругалась, но в конце концов махнула рукой и смирилась.
— Андрей, у тебя бумага с ручкой есть?
— На продажу везу два сундука, а тебе зачем?
— За надом! Не задавай глупых вопросов, Андрюша.
По приказу Полины Дмитриевны с лодьи на берег принесли скамеечку и раскладной столик:
— Итак, господа начальные люди, попрошу подходить со своими ябедами, нуждами и чаяньями. Кто как сюда прибыл, в той очерёдности и подходит.