И выглядеть намного лучше Эрик Вирру стал. Уже не так отталкивающе, как даже полгода назад. И шрамы посветлели, и ожоги не столь явно виднелись. Глядя на молодого лорда, мадам Ирена даже вспомнить уже могла, каким он был до несчастного случая. Может, даст бог и вправду, хоть не красота, но привлекательность бывшая вернется и снова на великосветских балах и вечеринках желанным гостем станет. Слишком же сложной жизнью затворника жил мальчик.
Жалела мадам Ирена Эрика.
И сейчас радовалась искренне. А когда рядом с Эриком еще и другого мальчишку увидела, почти ровесника, но такого светленького и славного, то чуть ли не в ладоши хлопнула. Жизнь-то налаживалась у герцога. Может, и вправду, таки все хорошо будет.
Даже узнав, что незнакомец - невольник, все равно носом не закрутила и не отправила в рабскую лавку. Самое лучшее из отшитого предложила.
Скай уже и удивляться не мог. Примеряя тонкие рубашки, удобные брюки, глядя на принесенное белье, просто кивал головой, со всем соглашаясь. Как в сон попал. А кто ж во сне возражать будет, если такое богатство и сразу тебе достается?
От тахэ избавились там же, в примерочных. И к каскаду Скай вышел уже не непонятным замученным оборванцем, а вполне даже приличным, хоть и слегка задерганным, молодым человеком.
Эрик, глядя на старания мадам Ирены, как и она, тоже от удовольствия в ладоши хлопнул. Знал, насколько одежда Ская меняет. И именно поэтому так хотел стянуть с него непонятное нечто, в дырах да заплатах, чтоб и повода у Ская не было за дерюжкой прятаться. Красоту видеть должны. Если уж императорским изумрудом Скай Эрику казался, то и оправа у изумруда этого тоже соответствующая должна была быть.
- Это все мне? - спросил Скай, показывая на целый ворох покупок, которые прислуга в каскад к Эрику утрамбовать пыталась.
- Тебе, на первое время хватит. А там разберемся, - ответил Эрик и больше ничего не смог добавить, утонув в совершенно нереально горящих удивлением глазах Ская...
Но самым большим потрясением для парня, действительно, как и предполагал Эрик, стали море и закат.
Никто никому и слова сказать не мог. Скай, потому что вообще ничего сказать не мог. Даже дышать не мог. Больно от красоты было. Так больно, что на глаза слезы выступали, но почему-то совершенно не хотелось убирать эту боль. Не хотелось не чувствовать, наоборот. Скай на край уступа встал, руки раскинул и, ловя лицом соленый от морских брызг воздух, представил себя птицей. Вольной. И, казалось, стоит сделать только шаг, лишь маленькое движение, и он не камнем вниз упадет, а взлетит над этим морем и сможет прикоснутся рукой к раскаленно-красному даже на закате солнцу.
Что-то происходило с сердцем. Что-то с душой происходило. Словно солнце, постепенно погружающееся в зеленую, такую же, как глаза у Ская, воду, лед топило, который душу столько лет сковывал. Жизнь дарило. И надежду... И Скай солнцу неожиданно даже для себя поверил.
========== Наркотик ==========
- Вы готовы, господин? - спросил Скай, держа маску, пропитанную регенерирующим раствором.
Эрик, хоть и побледнев, но отступать не собирался. Тянуть дальше не было ни возможности, ни уже сил. Надо было, наконец, решиться.
Ну да. С тем же самым желанием можно было решиться сунуть руку в кипяток...
И только подумав об этом и вспомнив вчерашнюю ночную сцену (Скай-то смог, сам... добровольно!) Эрик сказал с обреченной уверенностью:
- Давай. И пусть будь что будет.
- Будет больно, немного, но... Я помогу, - попытался предупредить Скай.
Он подошел к Эрику, глянул слишком пристально в лицо, изучая состояние кожи.
Глаза встретились с глазами - темные Эрика и зеленые Ская. На секунду. Но эта секунда для двоих вечностью стала и...
Очень осторожно, точно и крепко Скай прижал регенерирующую маску.
И воздух для Эрика закончился. Сразу весь. Вдохнуть он не мог. Легкие сковало болью. Но...
Крапива! Вдруг понял Эрик что это ему напоминает. Не взрыв реактора и огненный смерч, обжигающий лицо, а... просто крапива. Тысячи маленьких покалываний заставляли хватать губами воздух, но не отнимали возможность понимать, что происходит. Боль была более чем терпимой.
...Странная земная трава росла за периметром замка у старого вала. Эрик с опаской посматривал на огромные темно-зеленые заросли неведомого чудовища. Когда-то по неосторожности, играя с мячом, угодил в крапиву, и она больно цапнула его за голые запястья и щиколотки. С тех пор, проходя в деревню по протоптанной сотней ног тропинке, старался как можно дальше держаться от таких красивых, но таких опасных растений. И долго-долго ассоциации с Землей были не самыми лучшими. Казалось, что если даже трава там такая кусачая, что же говорить о неведомых никогда тиграх или еще каких-нибудь иных земных чудищах. Особенно почему-то боялся страшной ягоды "ежевики". Воображение рисовало невероятную мутацию ежа и сладко-пахнущей, тоже земной, клубники. Боялся.
А когда мама таки уговорила Эрика, и они вдвоем отправились на галактическом лайнере за пределы Империи к маме на родину, Эрик даже всю дорогу переживал, что мал еще и защитить от всех придуманных ужасов её не сможет.
Удивление от Земли было огромным. И синее небо - такое же как на Галатее, и, неожиданно более яркое, желтое, солнце, и зеленая, совершенно привычная ласковая трава - все было неопасное и родное. Как дома. Только крапива и здесь на Земле оказалась кусачей. И Эрик, которому от родного деда, не смотря на титул и древность рода (дед посмеивался над аристократами и обзывал отца Эрика напыщенным индюком. Эрик не понимал, кто такой индюк, но чувствовал что-то обидное) влетело крапивой по ягодицам.
Но, конечно, вина Эрика была достаточно большой, чтоб дон Сандро мало того, что ругался незнакомыми словами с полчаса, а еще поймав за рукав неуспевшего ускользнуть Эрика, стянул с него штаны и тут же, далеко не отходя, положив на колени поперек, пару раз стеганул сорванной крапивой по голому заду.
Ох, как кричал Эрик! Больше, конечно, от досады и обиды, чем от боли. Где это видано, чтоб наследного герцога, даже без предварительной церемонии Возложения Розги и молитвы Императору в три секунды наказали.
Но, действительно, за дело влетело. Слишком уж понравилось играться с огонечками, получающимися, когда загорались маленькие деревянные палочки при трении о коробочку. "Спички" - название было смешное, огоньки, напоминающие фейерверки -веселыми, а последствия - полыхающие шторы в кухне и сожженная скатерть - катастрофическими.
Дед тогда перепугался не столько пожара, а того, что Эрик дымом надышится и угорит. Потому что при виде полыхнувшего огня, Эрик не из дома выбраться попробовал, а под кровать в кухне спрятаться попытался.
Вот именно из-под кровати Эрика за руку и вытащили, и крапивой стеганули. Плакал. Мама после утешала и ворчала на деда, обвиняя того в отсутствии педагогичности и староимперских замашках. Но Эрик, наконец-то сообразив, к каким последствиям его игра могла привести, на деда уже не сердился. И маму тоже просил деда простить. Жаль, что больше дона Сандро Эрик так никогда и не видел. Отец запрещал общаться с родственниками мамы, а после смерти отца, когда Эрик понял, что остался в огромном замке и с огромным состоянием один на один, хоть и попытался отыскать кого-то, но не было ни адреса, кроме названия планеты, ни даже фамилию рода матери Эрик так вспомнить и не смог. Отец, когда пытался еще бороться за то, чтоб она осталась с ним, уничтожил все ее старые записи, фотографии и даже документы. Он говорил, что у жены герцога в пятнадцатом поколении должно быть только настоящее, связанное с жизнью самого герцога, а никак не прошлые старые привязанности, интересы и... родственники.
Действие регенерирующего раствора даже под считалку Ская напоминало вот то самое, точечное, покусывание земной крапивы, когда понимаешь, что больно, но вполне можешь терпеть и ругаться при этом на деда... То есть на Ская.
А тот внимания особо на слова Эрика не обращал, понимая, что происходит и, уже развернув так, чтоб удобнее держать было, прижавшись к спине, считал все так же размеренно, между словами счёта вставляя свое... особое.
"Восемнадцать... Дыши со мной... И теплое солнце встает над горизонтом... Девятнадцать... Вот так... А в небе чайки... Как темные точки... Двадцать... Не надо, расслабься... И трава под пальцами шелковая... Двадцать один..."
Слабость накатила морской волной, ноги стали ватными, и Эрик почувствовал, как опускается на пол. Скай держал его надежно, садясь рядом.
- ... Дыши, - говорил Скай. - Дыши, как море дышит, когда гонит от горизонта, пронизанные солнцем волны... Дыши, как дышит небо, когда огромные тучи выстраиваются в воздушные замки и цитадели...
Скай говорил завораживающе-красиво. Эрик и подумать не мог, что парень даже слова такие знать может. И, утопая в горячих объятиях Ская, поддавшись на уговоры, Эрик размеренно, глубоко, уже преодолев скованность, дышал полной грудью.
Глаза закрывались сами по себе. Эрик, то ли от рассказки Ская, то ли от тепла его тела, отключался и засыпал, уже совершенно не чувствуя боли.
Наркотик по имени Скай - действовал.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Комментарий к Наркотик
Продолжение в понедельник. Завтра выходной))
ЗЫ... 900 просмотров - одна оценка... даже не знаю какие выводы делать(
========== Утро ==========
В город неожиданно пришло лето. После недели долгих весенних дождей, когда небо над городом и морем было все время серого, свинцового цвета, когда дул холодный, пахнущий почему-то еще зимой, ветер, когда улочки и тротуары обзавелись бесконечными лужами, вдруг неожиданно каждый почувствовал, как в город пришло лето. Может, виноваты были в этом привезенные с Элии деревья-зонтики, выпустившие буквально за сутки маленькие сиреневые цветы, и все центральные аллеи и набережная вспыхнули аквамарином. Может, потому что ветер уже сменился на теплый и южный, и пах далекими островами и пряными травами. А может быть потому, что однажды утром небо, словно отряхнувшись, сбросив с себя заковывающую, такую нудную серость, заиграло чистой, умытой дождями синевой. И солнце, выбравшись из плена плотных туч, оказалось сразу не равнодушно-красным, а лучисто-теплым. Лето захватило город в сутки.
По утрам, дожидаясь пока проснется господин, Скай любил подойти к панорамному окну в гостиной и наблюдать за начинающимся рассветом. Окно выходило в старый заросший сад, но если встать на цыпочки и посмотреть за кроны деревьев, то можно было увидеть и городские улочки, и ратушу, и далекое рассветное солнце, лениво выпихивающее свой розовый бок из-за темнеющего у горизонта леса.
Скай неожиданно полюбил утро. Он даже не думал, что утром может быть так красиво и... Утро может быть добрым.
Невесело усмехнувшись, вспомнив, что даже в детстве, с трудом просыпаясь и собираясь то в лицей, то уже после, на поиск хоть каких-то подработок - утро он ненавидел. Не понимал, что это еще не ненависть, а просто детская досада. Ну, подумаешь, отец разбудил на полчаса раньше и заставил вместо того, чтобы в постели последние сны досматривать, за молоком для маленьких сходить или собаку выгулять. Ну, подумаешь, приходилось уже самому без помощи родителей просыпаться, и с огромной неохотой, но понимая, что никуда не деться, надо было все равно из дома уходить, пока хоть первый поезд прибудет на вокзал, или торговки свой товар на базар повезут и на его услуги "принеси-подай-разложи" спрос будет. Это было понятно, но утро от этого все равно добрее не становилось. Просто злился по-детски. А вот после...
Скай слабаком никогда себя не считал. А в последний год, натягавшись и чемоданов, и корзин, наматывая бесконечные круги по городу, так вообще в силе прибавил. Но он-то даже и не представлял какая именно ему сила понадобится, когда... И всё его представление о себе сильном, подкрепленное победами в уличных войнах с местными мальчишками, рассыплется песочным замком от дуновения налетевшего жизненного урагана. Но до этого, не смотря на жалобы мамы и на крики отчима, просто не обращал ни на кого внимания, уже делал что хотел. И доигрался в самостоятельность...
Разговор после того, как отчим застал его в лавке, и Скай пытался кассовый аппарат вскрыть пилочкой для ногтей, позаимствованной из косметички мамы, был жестким. Таким, какого точно Скай не ожидал. И последствий он таких никак не ожидал. Но, наверное, вскрытая касса последней точкой была. Слишком уж отношения с доном Греем не сложились.
Поэтому, услышав злое: "Ты мне больше в доме не нужен! Но сначала шкуру спущу... для профилактики", сначала просто фыркнул, а вот когда за словами и действия последовали, Скай растерялся. Не думал, что отчим сразу же действовать начнет. Что просто сейчас, действительно, и шкуру спустит, и из дома выставит. А дон Грей, ремень вытащив, зажав Ская так, что тот и пошевелится не мог, выпорол там же в лавке так, что, казалось, и кожа с плеч сойдет.
А Скай в первый раз тогда в жизни вообще ремень попробовал. Ни отец, ни мама никогда и пальцем не трогали. И вот тогда Скай узнал, какая боль на цвет и на вкус. Чтоб не кричать, чтоб то ли не злить дона Грея еще больше, то ли чтоб не видел тот насколько действительно Скаю больно, зубами губу цапнул до крови, и так вот и терпел, пока плечи полосовали. Солено-горькой боль на вкус оказалась и темно-синей, как форменный камзол дона Грея.
А когда его отпустили, когда плечи перестали обжигать колючие вспышки, Скай даже думал, что все закончилось, и он свою цену заплатил. Большой цена получилась. Так он думал. Пока отчим не сказал, что сейчас Ская на совет общины отправит и все сделает для того, чтоб его за воровство, драки и непочтительное отношение к правилам самой общины, права лишили на Магрибе находиться. Скай не понимал, к каким это последствиям приведет. Сам злился, думая побыстрей бы куда-нибудь с ненавистной планетки.