За всё это время в первый раз со мной нормально заговорили, так что я не стал выделываться, только…
— Ну да, на пользу, как и Пургену оно пошло, — криво усмехнулся и понимая, что сопротивляться бесполезно, открыл рот, в который лаборант тут же этот белый шарик и закинул, поддержав меня за голову и даже дал воды запить. После чего торопливо подошел к своему коллеге слева, неподвижно замершему над аппаратом, который мою кровь через себя гонял.
Не знаю, чего я ожидал, но ничего такого не происходило. Только раз показалось что в животе потеплело, но быстро прошло. И сколько бы я к себе не прислушивался, ничего такого необычного больше не заметил. Но, если это был эксперимент, то он походу уже закончился, так как лаборанты отлипли от своих приборов и принялись датчики снимать и иголки из меня вытаскивать, замазывая места уколов каким–то гелем, выдавленным из тюбика.
Когда взялись за ремни, то в лабораторию заявились броненосцы, в этот раз не ставшие меня подгонять, а терпеливо ожидающие пока я оденусь, одновременно выслушивая наставления знахаря.
— С ним тоже переходим ко второму этапу, — кивнул тот в мою сторону. — Уже готов. Так что, как и № 14‑го, его тоже на прогулку, им сейчас полезна смена обстановки, свежие эмоции.
Мои основные мучители молча кивнули, отвернулись от знахаря и уставились на меня своими тонированными визорами, явно поторапливая. Но я уже готов, оделся и гадал теперь: что за «второй этап?», куда «на прогулку?», что за № 14 и какой тогда я номер?
Гадать не долго осталось, понял это, когда мы мимо моей камеры промаршировали и, спустя несколько минут, в явно грузовой лифт зашли. Такой же здоровый как и коридоры, но если по тем на машине можно было проехать, то здесь еще и развернуться места хватит. Но на это я почти внимания не обратил, разве что мыслишка проскочила:
«Почему на грузовом поднимаемся, нет что ли маленького, пассажирского?»
Но как проскочила, так и улетучилась, не задержавшись. Сейчас больше волновало то, что на часть моих вопросов вскоре получу ответы, и что–то я очень сомневался что они мне понравятся.
Не долго поднимались, створки с шипением открылись, что удивительно — на четыре стороны сразу, и мы оказались в огромном ангаре. Но это я только краем сознания отметил, полностью сосредоточившись на стоявшем напротив лифта вертолете, к которому меня толчком в спину и направили.
Хищный красавец черного цвета, явно военный, так как видно что бронированный и имеет подвески с ракетами. Я конечно не специалист и не великий знаток, но таких вертолетов еще не видел. Как не увидел и каких–то опознавательных знаков на нем: ни номеров, ни символов принадлежности к какому бы то ни было государству, ничего.
— Оп–па! Нафаня, — услышал я ненавистный голос, стоило только внутрь вертолета забраться. — Нафаня будет летать…
— Заткнись!
Видимо не только меня дрессируют, но и Котыч таким процедурам подвергается, так как стоило только забравшемуся следом за мной броненосцу осадить его, как он сразу же и заткнулся, опустив голову книзу.
— Садись напротив него! — подтолкнул меня к сиденью он же.
Сел напротив Котыча и сидящих рядом с ним пары близнецов моих сопровождающих, таких же броненосцев. Котыч же, послушный мальчик, глаз так и не поднял, продолжал пол разглядывать. Будет чем его потом заткнуть.
Мой «нянька» чем–то щелкнул и опустил с потолка специальное рамное крепление, которым меня и зафиксировал, прижав к спинке сиденья. Во всяком случае попытался, так как размеры этого фиксатора явно не на такого как я были рассчитаны. Вот на них, одетых в броню, да, в самый раз. Но он не обратил на это внимания, отошел к кабине пилотов, где второй мой «нянька» уже расположился, и сев возле него — замер, как и двое сопровождающих Котыча.
Никаких тебе разговоров ни о чем: ни шуточками переброситься, ни подопечных обсудить. Киборги, блин. Только и узнал, что № 14 — это скорее всего Котыч, ну и то, что вертолеты у них такие, каких еще ни разу не видел.
Ну и еще скоро узнаю, что за свежие эмоции от прогулки мне знахарь напророчил. Где она будет проходить, не угадаешь, так как в вертолете нет иллюминаторов, куда летим, в какую сторону, не понятно. Но, блин, насмотревшись разных ужастиков, перед глазами так и вставал мой город окруженный высокой стеной, за которой толпа зомби бродит. От таких эмоций я бы с большим удовольствием отказался, но от меня уже ничего не зависит. Скажут гулять там, дадут пинка направляющего и вдогонку напомнят, чтоб не забыл ВОЗЖЕЛАТЬ, чтобы не только их удары не наносили мне никакого урона, но и зомби этого урона нанести мне не смогли.
Но вот как это мне может помочь, даже если я возжелаю? Не понимаю. Не понимаю, как можно возжелать то, чего не понимаешь. Долбаные психологи, не могут нормально всё объяснить, обязательно мозги ломать нужно.
— Просыпайся! На выход! — выдернула меня из моих размышлений прозвучавшая над головой команда.
Оказывается мы уже приземлились.
Глава 4.
Первыми ив вертолета выбрались сопровождавшие меня броненосцы. Следом за ними, задержав дыхание от волнения, последовал и я, не обратив никакого внимания на снова осмелевшего Котыча, уже не в пол, а на меня злобным взглядом пялящегося. Но только на это его храбрости и хватило, голос подать он не решился.
— Фух! — вырвался из груди вздох облегчения, не к моему городу прилетели.
Никакого города вблизи вообще не наблюдалось. Прилетели к небольшому поселку, в нескольких местах только трехэтажные многоквартирные дома виднелись, остальные все частные одноэтажные, утопающие в зелени садов.
Вздохнул полной грудью облегченно, мои опасения не подтвердились, отошел метров на десять от вертушки и замер, наслаждаясь солнцем, голубым небом с плывущими по нему облаками, свежим ветерком… Я даже и не думал, что камера на меня так угнетающе влияет. Знахарь прав оказался насчет эмоций, только приуменьшил немного, это не новые эмоции — это взрыв эмоций, которыми я дышал и не мог надышаться.
Не знаю сколько я так простоял, но в один момент понял, что что–то не так. Какой–то дискомфорт ощущается. Повел носом — принюхиваясь и почувствовал что ветерок ни разу не свежий, а доносит не совсем приятные ароматы.
Разобраться, что за запах унюхал, не дали наши сопровождающие. Если в первые мгновения они не мешали мне, да и Котычу тоже, он не менее довольный чуть в стороне от меня замер, то, как только заметили что я отмер и начал признаки сознания демонстрировать, сразу же принялись портить мне такое замечательное настроение. Сначала броненянька дал мне сделать пару глотков наркоты из своей фляги, а то моя в камере осталась, ну а потом провел инструктаж:
— Твоя задача спрятаться в этом поселке, — забрав флягу, заговорил он со мной мой. — За его пределы выходить запрещено, ошейник накажет. Но можешь попробовать, — и добавил непонятно: — Все вы пробуете. — Но, кто именно — все, не уточнил, продолжил инструктаж:
— Если в течении двух часов тебя найдут, то вспомни о том, о чем мы тебе неоднократно говорили: «Ты должен поверить, и не только поверить, но и возжелать этого. Никто и ничто не может нанести тебе никакого урона». Помни это! Желай этого! — даже эмоции прорезались в обычно безэмоциональном голосе броненосца, когда он это говорил. Но закончил речь снова своим обычным, привычным мне тоном: — На то, чтоб спрятаться, у тебя есть пятнадцать минут. Время пошло!
Наблюдая как дикарь или подопытный № 15 после небольшого ступора, вызванного его словами, взяв сходу приличный темп побежал к поселку, тот, кого пятнадцатый называет броненосцем, по внутренней связи обратился к своим коллегам:
— Вот и кончились спокойные деньки!
Когда их прикрепили к этому проекту научников они, наловив требуемое количество дикарей, дальше просто отдыхали. Не называть же работой утреннюю кормежку подопытных и вечерние процедуры, когда некоторых номеров нужно было избить сильно, больно, но при этом не покалечить. Ну и произносить во время этого дела написанную психологами речь, чувствуя себя при этом идиотом.
А кем еще можно себя чувствовать, когда избиваешь безразличный ко всему кусок мяса. Пятнадцатый — тот хоть в первые дни пытался их разговорить, а потом и сдачи дать, этим хоть как–то их мотивировал. А восемнадцатая? Пусть дикарка, но красивую девку избивать, когда она совсем не сопротивляется, тут вообще… Но может психологи и правы, если № 15 в итоге стал ко всему безразличный, то она, безразличность только изображает. На записи потом видели, каким ненавидящим взглядом она их провожает. Тоже, наверное, вскоре драться на них кинется.
Перед сегодняшним вроде бы простым делом психологи их больше часа инструктировали. Даже то, что он этого слизняка — четырнадцатого, одернул в вертолете, ими было спрогнозировано. Это действие должно было у него еще больше разжечь ненависть к пятнадцатому, соответственно с еще большим желанием он станет его искать. Ну а когда не найдет — последует наказание. И, по прогнозам, после этого наказания у него должна пробудиться запланированная профессором сверхспособность.
Как только пятнадцатый скрылся из виду он, включив наружный микрофон, принялся инструктировать четырнадцатого:
— Пришла пора на практике доказать то, к чему ты всё это время серьезно готовился. Твоя задача… Как ты там его называешь — Нафаня? Вот этого домового ты и должен сейчас будешь найти. Если не справишься, накажу.
Котыча передернуло. За всё это время его только один раз серьезно «наказали», но этого ему хватило выше крыши. Наблюдая, как каждый день «наказывают» Нафаню, он радовался что не его. Но при этом его ненависть к этому Ботану только росла, так как тот после каждого избиения поднимался на ноги, в то время как он тогда почти час валялся, даже пошевелиться не мог. А этот… Этот гребаный домовой в последнее время вообще, его дубасят, а он с отрешенным видом валяется, как будто ему тупо пофиг что его дуболомы буцкают. А после того как те закончат и уходят, он с таким же безразличным видом встает, идет умывается и, как будто вообще ничего не произошло, спокойно спать заваливается. Ну и самое главное, за всё это время в момент экзекуции Нафаня не проронил ни слезинки, а он… он, когда его били, сломался, умолял не бить его, что он на всё согласен, всё для них сделает…
Вот и пришло время делать. До этого ему только внушали, чтобы он настраивался стать ищейкой, должен всегда находить того, на кого укажут. Вот и указали, но от этой цели у него внутри всё в предвкушении запело, ведь при удаче ему пообещали какую–то награду, при этом толсто намекнув на бабу.
Да он…
— Пошел! — Бронированный чел сбил его с мысли: пятнадцать минут после ухода Нафани прошли и пора его найти.
Как только до меня дошло что нужно делать и на всё про всё у меня всего пятнадцать минут, то сразу же сорвался с места. Припустил в сторону поселка, до первых домов которого метров сто пробежать нужно было. Вертолет сел на небольшом холме перед огибающей поселок асфальтированной дорогой и хоть дома в зелени утопали, этой небольшой возвышенности мне хватило, чтоб осмотреться и наметить куда бежать и где спрятаться. И спрятаться желательно получше, так как очень мне не понравились напоминания о «возжелать», отчего и рванул с приличной скоростью, чтоб как можно дальше успеть убежать за отпущенное мне время.
Но, как только миновал первые дома, я резко сбросил скорость, а потом и вовсе шагом пошел, настороженно по сторонам оглядываясь. Трупы. Чем дальше шел, тем их больше становилось и от их вида я с трудом сдерживался чтоб не проблеваться. Целых почти не было, прилично обглоданные, но уже хорошо подсушенные солнцем тела валялись тут и там. Сразу стало ясно, что за запах ветер до меня тогда донес, тут он ощущался особенно сильно. Но всё же не так, как если бы они свежие были, я бы тогда лучше звездюлей выхватил, чем по этому могильнику шляться. Но, поборов тошноту, всё же двинулся дальше, так как до меня только сейчас дошло, кто меня искать будет. Не зря нас с Котычем сюда только вдвоем привезли, а перед ним я свою слабость не покажу.
Добравшись до ближайшего перекрестка — улицу, по которой я шел, пересек узкий проулок метра два шириной, — тут и решил спрятаться. Так как смысла бежать к трехэтажным домам уже не видел никакого. Несмотря на первоначальный шок от встречи с трупами, голова сейчас заработала кристально ясно, от преследовавшей меня в последние дни апатии не осталось и следа.
Забрался на деревянный забор и оттуда, сверху, осмотрел приглянувшийся мне двор: небольшой участок сада, за ним дом, слева от него сараи, и проход между домом и сараями на задворки. Трупов нет. Но калитку нужно…
Буквально рухнул с забора во двор, так как в начале улицы Котыч показался.
«Уже пятнадцать минут прошло?» — не слабо я так удивился. Видимо на трупы пялился и с тошнотой боролся дольше, чем думал. Ну что ж, будем надеяться что он меня не заметил, так как там как раз первый труп валяется, есть на что ему отвлечься.
Спрятался в углу под яблоней, сюда если специально через забор не заглядывать, то с улицы меня не увидишь. Тут угол двора сплошным забором огорожен, это чуть дальше, как раз напротив малины, забор по низу сплошной, а поверху планки через одну расположены. Вот сквозь этот штакетник почти весь «перед двора» и просматривается, показывая, что меня здесь нет. Даже если в открытую калитку зайдет, то заросли малины не дадут меня увидеть, а тщательно обыскивать каждый двор… тут явно побольше чем два часа нужно.
Вот этот срок меня сейчас и озадачил. Не то чтобы я Котыча жалел, но мне кажется, что ему изначально невыполнимое задание дали. Но, как я уже давно догадался, наши тюремщики любят такие вот «Невыполнимые миссии» давать.
— Вот придурок! — пробормотал я еле слышно.
Чуть самого не стошнило, когда Котыча сквозь зазор в заборе увидел. Тот сначала настороженно стороной обходил трупы, а потом расхрабрился и, в очередной раз убеждаюсь что он больной на всю голову ублюдок, так как, вот так походя, он взял и пнул очередное попавшееся на его пути тело. Кому и что он этим пытался доказать — не знаю, но наказание последовало сразу же. Кожа недоеденного и подсушенного на солнце мужика от удара треснула и тело тут же взорвалось «ароматом» разложения, а Котыч, не ожидавший такой подлянки от мертвого, согнулся в сильнейшем приступе рвоты.
блевал он долго, на полусогнутых удаляясь от потревоженного им трупа. По пути чуть не наступив на другой, но, сквозь слезящиеся глаза всё же сумел его как–то разглядеть и, резко качнувшись в сторону, по большой дуге его обошел, приближаясь при этом ко двору в котором я и прятался.
Проблевался. Отдышался. А потом, вытерев рукавом куртки рот, он…
— Нафа–аня, тварь!.. — заорал что есть мочи. — Слышишь меня?
«Ну да, что мозгов в голове совсем не осталось, я виноват, — хмыкнул я на это. — И мог бы так громко не кричать, не только слышу, но и прекрасно вижу твою зеленую морду».
— Домовой недоделанный, я же всё равно тебя найду.
«Ну так ищи, я вот он, рядом! — уже чуть ли не в голос хмыкнул я насмешливо. — Какого орать–то так?»
— Знаешь что мне за это пообещали? — Продолжал Котыч разоряться. — Мне бабу пообещали! бабу, ты понял? Но вместо нее я тебя попрошу мне отдать! И станет Нафаня девочкой. Ха–ха–ха! Нафаня — девочка!
А вот этим он меня пробрал.
«Да пошли вы все, вместе с этим три–два–разом заднеприводным, в задницу!» — Услышав как он ржет, у меня чуть крышу не сорвало и я с трудом сдержался, чтоб сразу же через забор не сигануть.
Остановило то, что вслед за злостью в душе почти сразу же полыхнуло просто невероятной радостью. Все эти дни я его словесный понос выслушивал не имея никакой возможности ничего ему сделать. Он за решеткой себя в полной безопасности чувствовал, а вступать с ним в перепалку… я себя не на помойке нашел, чтоб такие гадости изрыгать.
И вот, упустить такой шанс… Да я даже не раздумывал!
И пофиг на обещанные мне звиздюлины, всё равно ими меня каждый вечер кормят, так что за предоставленный шанс на одну порцию больше получить не жалко.