- Ты же не всерьез, да? Это же шутка такая? – выдавил, заикаясь, Вадим.
- Помнишь, мы «Всадника без головы» смотрели, а ты мне глаза рукой закрывал? Вот ты заботился тогда о моей психике, а я ведь в тот вечер впервые в жизни кончил – от одних твоих прикосновений…
- Глеб… - Вадим с ужасом взирал на младшего, уткнувшегося лицом ему в пах. – Глеб, кажется, мы перебрали с дурью…
- Инцест – это мерзко, да? Что может быть хуже инцеста? Только вот эта гадкая жизнь, которую мы с тобой ведем! Ты что, думаешь, я люблю Таню? Да ты ее хоть видел? Она же копия ты! Я каждую ночь трахаю твою копию! А иначе зачем бы мне было на ней жениться?
- Глеб… - казалось, все слова выветрились из лексикона Вадима, и даже убогий словарь людоедки Эллочки мог бы послужить ему сейчас неплохим подспорьем, чтобы выстроить хоть какую-то примитивную фразу. Только это имя осталось на языке, приправленное кокаином, разбушевавшимися гормонами и первобытным ужасом. – Глеб…
- Да, это я. Я Глеб, - бормотал младший, снова медленно расстегивая ширинку Вадима. – Можно я сделаю это? Хотя бы один раз, пока мы под кайфом? По трезвому я уж точно не решусь, да и ты мне ребра переломаешь… Пожалуйста, Вадик…
- Глеб… Глеб… - Вадим хватал воздух ртом и не понимал, как остановить брата, все его конечности будто парализовало.
А настойчивые губы младшего уже искали его наполовину возбужденную от наркотика плоть. Вот только от наркотика ли? Вадим отчаянно потер ладонями лицо, опустил взгляд на Глеба, уже практически стянувшего с него трусы, и вся эта нелепая фантасмагорическая картина увиделась ему будто бы со стороны – глазами третьего, и он в неосознанном диком страхе, вскочил, отталкивая Глеба, поспешно застегнул ширинку и схватил гитару, словно бы защищаясь.
- Прекрати! – в память начали возвращаться слова. – Этого не будет никогда!
- Я люблю тебя, Вадик, - прохрипел Глеб, распластавшись на полу. – Моя жена ждет ребенка, а я хочу отсосать у своего старшего брата!
- Я не хочу этого! – завизжал Вадим, поднимая гитару еще выше. – Это мерзко. Давай лучше девочек вызовем, если тебе так припекло со стояком…
- Девочек… - усмехнулся Глеб, вытирая губы, так и не успевшие коснуться плоти Вадима. – А если бы я был бабой, я бы понравился тебе? – и он пьяно расхохотался, брызгая слюной и неуклюже катаясь по ковру с пошлым рисунком, вцепившись пальцами в спутанные кудри.
- Глеб, Глеб, прекрати… - Вадим опустился на корточки рядом с бившимся в истерике братом, схватил его за плечи и потряс, но тот вдруг перешел на крик, оттолкнул от себя старшего и пополз к двери.
Вадим кое-как дотащил его до кровати, сбрызнул лицо водой и от перенапряжения сам рухнул рядом. В ту же минуту его настиг тяжелый наркотический сон. Глеб же еще некоторое время лежал, вяло моргал и не сводил осоловелого взгляда с безмятежной физиономии брата, а затем и сам провалился в бездну без сновидений.
Наутро болела голова и сводило мышцы, до одури хотелось пить, а глаза сами отказывались подниматься и смотреть в глаза Вадима, но тот словно и не помнил событий прошлого вечера. А к полудню позвонила мама, оповещая их о том, что Глеб стал отцом очаровательного малыша, удивительно похожего на Вадима.
========== Глава 10. На краю у неба ==========
Новый мир
Без крови.
Прости, не отомсти,
На волю жизнь.
Боже, кто я?
Боже, кто мне поможет
Это забыть?
Боже, чей нож вложен
В мои ладони?
Боже, я должен убить.
Мы идем в поход, наш поход на небо,
Задом наперед до самой победы.
- Вот, - Глеб швырнул на стол следователю распечаток стоп-кадра. – Вы пробили оружие? Здесь же явно виден его номер.
Следователь лениво подвинул снимок ближе к себе и вслед за этим удивленно хмыкнул:
- Откуда у вас этот стоп-кадр?
- Издеваетесь?
- Я изучил видео, записанное для дочери, миллиметр за миллиметром – как раз с целью того, чтобы рассмотреть номер, но там все настолько смазано, что даже трудно разобрать, пистолет ли это вообще. А на вашем снимке совершенно отчетливо виден номер. Да и в том, что это за предмет, сомневаться не приходится… Было еще одно видео? Вы утаили его от следствия?
- Ну, допустим, не я, а его жена. Бывшая. Да и ничего важного для следствия там нет – все то же самое: ухожу, искать не надо и все в таком духе.
Следователь поднес снимок к лицу, достал лупу и начал внимательно его изучать. Через пару минут он хмыкнул и вернул его Глебу.
- Вам не кажется странным, что на одном видео пистолет смазан – так, что и не заметить, что там за темный предмет лежит у камеры, а на втором – лежит себе на переднем плане номерами прямо в объектив – в то время, как его обладатель уверяет жену, дочь, маму, что он жив, здоров и просто хочет побыть в одиночестве?
- К чему вы ведете? – насторожился Глеб.
- Скорее всего это знак для тех, кто будет смотреть это видео. Вполне вероятно, он записывал его под давлением со стороны. Либо просто хочет, чтобы его нашли. А маму и дочь оружием пугать не решился. В любом случае, с его уходом явно что-то нечисто. Ведь у вашего брата нет и не было разрешения на оружие, это мы выяснили.
Глеб нахмурился.
- Так выясняйте теперь, что это за пистолет и чей он. Но я пришел сюда не только за этим. У меня хоть и подписка о невыезде, но я хотел бы смотаться в пару мест. Что мне для этого нужно? Жену под залог вам сдать? – и Глеб как-то очень странно усмехнулся, глядя на следователя исподлобья.
- Да езжайте вы куда хотите, - махнул тот рукой. – Только ненадолго, пожалуйста. Подписку мы с вас не снимаем, но если вдруг выяснится, что пистолет этот как-то связан с вашей персоной…
- Стал бы я тогда тащить сюда этот снимок, - Глеб закатил глаза и встал, собираясь уходить.
- Я позвоню вам, как только что-то узнаю.
Глеб медленно брел по улице, спрятав руки в карманы, и смотрел под ноги. На сегодня была назначена еще одна встреча, и это вызывало в нем внутренний протест, но он понимал, что без сотрудничества с этим гражданином Вадима ему не найти. Поэтому сам и позвонил ему снова – сразу после визита к Устланду, сам же и назначил встречу. На этот раз Владислав пускать буяна в свой дом не захотел и предложил встретиться в малолюдном кафе в одном из камерных московских двориков, куда сейчас и брел Глеб.
Сурков уже ждал его в отдельном кабинете кафе, забронированном на двоих. Глеб заказал водку и мясную нарезку, а его визави – грузинское марочное белое вино и морепродукты.
- Слышал, ваш визит к Вениамину прошел на высшем уровне, - одними уголками губ улыбнулся Владислав.
- Издеваетесь? – ощетинился тут же Глеб.
- Отнюдь. Я тоже пробовал его методику, у меня ничего не вышло. А вот вы познали все прелести концепции во всей ее глубине да и с первого раза – такое мало у кого получается! Вадим и тот долго бился…
- Я вас не для обсуждения этого шарлатана сюда вызвал.
- Я вас слушаю, - в глазах Владислава продолжали плясать насмешливые искорки.
- Мне надо попасть на Донбасс. Можете мне это устроить?
Владислав, не задумываясь, покачал головой.
- Нечего вам там делать. Но я ожидал этой просьбы, не скрою.
- Мне надо удостовериться, что его там нет, - настаивал Глеб. – Это оружие на переднем плане видео… что-то же оно должно означать! Намек на то, что он отправился воевать?
- Ну куда ему воевать, Глеб Рудольфович? Он же к военному делу никакого отношения не имеет.
- И вы гарантируете, что добровольцев, готовых жизнью рисковать, там не берут?
- Вы сами-то верите, что ваш брат, этот самый подлый человек, больше всего на свете любящий деньги и комфорт, мог поехать на войну, чтобы отдать там свою жизнь? Прямо как аристократы прошлых веков ехали на Кавказ?
- Я не знаю, где мой брат, - отчеканил Глеб, опрокидывая вторую стопку водки. – Пытаюсь совместить факты – его уход, развод с Юлей, пистолет этот, откуда-то взявшиеся деньги. Может, он на органы себя пустил? – мелькнула вдруг в голове Глеба безумная мысль, и Сурков тут же весело расхохотался.
- Ваши версии раз за разом становятся все безумнее. Ну что ж, если вы так хотите удостовериться, это не так сложно будет разузнать на самом деле. По рынку органов я Вадима пробью – исключительно для вашего спокойствия. А что касается Донбасса… вам я туда организовывать поездку не стану, даже не просите. Я съезжу туда сам, все равно у меня там и свои дела есть. По результатам отзвонюсь. А вам бы посоветовал посидеть дома и расслабиться. Вы с этими поисками брата совсем расклеились. Что там с уголовным делом против вас кстати? Продвигается? Обвинение выдвинуто?
Глеб дернул плечами.
- Не знаю, но поездки по России пока разрешили.
- Прекрасно, - Сурков наклонился и дружески похлопал Глеба по плечу. – Вот и съездите хоть на тот же Алтай, как вам Устланд рекомендовал. Если там хорошо медитируется, тогда именно там вам и место сейчас.
- Он говорил, что Вадим может оказаться и там. Помимо всего прочего.
- Ну вот и вторая причина туда смотаться. Поезжайте, серьезно вам говорю. Поезжайте один, без супруги – на пару недель. За это время я про Донбасс все выясню. Может, и следствие к тому моменту продвинется. Больше вы ничем все равно здесь никому помочь не сможете.
Билет на самолет Глеб купил в тот же день. Он и сам удивился поспешности своего решения, словно кто-то за него его принял и исполнял теперь руками Глеба. В тот момент ему казалось, что он просто должен делать хоть что-то, а не тупо сидеть на месте. Вон даже ненавистный Сурков и тот расщедрился на поездку в Донбасс, а он, Глеб, для спасения собственной же шкуры не может сделать ровным счетом ничего. Пусть это будет Алтай – минимальная жертва богу свободы. Глеб повторял эту фразу вслух, иногда – бормоча одними губами, словно заговаривал себя или пытался убедиться в собственной правоте.
Всю ночь перед вылетом он не вылезал из интернета, выбирая турбазу получше, и в конечном итоге остановился на “Высотнике”, расположенном в 50 километрах от подножия трехглавой Белухи – главной достопримечательности Алтая. Он не собирался карабкаться на гору или вообще даже приближаться к ней, но попробовать оказаться в том месте, на которое усиленно намекал ему Устланд, он просто должен был. Может статься, где-то там сидит сейчас и Вадим…
Из вещей Глеб покидал в сумку только самое необходимое, побольше сигарет и гитару. И в вечер перед вылетом снова набрал Юлю.
- Я улетаю на Алтай на пару недель, - предупредил ее он. – Просто чтобы вы знали. Звони мне, если вдруг что-то выяснится.
- Думаешь, он там? – дыхание Юли участилось.
- Я не знаю, - не хотел ей лгать Глеб.
- После нашего с тобой тогдашнего разговора про Устланда… - начала она, - знаешь, все как-то так совпало: ты на Алтай, а я… мы… на Тибет хотим махнуть. Маршрут уже выбрали – пешее восхождение до одного местного монастыря. Не факт, что найдем Вадима, но, может, хоть какие-то ответы получим…
- С Андреем? – не удержался Глеб.
- С ним, - не стала увиливать Юля.
Ему вдруг захотелось просто пожелать ей счастья – не ерничать, не ехидничать, не ухмыляться, не обижать и не обижаться.
- Пусть это тебе поможет, - совершенно искренне произнес он и положил трубку. – И пусть это поможет мне, - добавил он в пустоту комнаты.
Таня была удивлена, когда муж вдруг так внезапно сорвался с места, чтобы помчаться отнюдь не в Барселону и даже не в Асбест. Но сопровождать его не захотела, да он ее и не позвал: его спутница жизни была ценна тем, что никогда не лезла к нему в душу и в голову, и если Глебу нужно было личное время и пространство, она всегда их ему обеспечивала.
Маршрут он проложил себе наспех – от Новосибирска, и с большими задержками, повсюду ища попутчиков и машины, поскольку автобусы на Алтае местами не курсировали и вовсе. И в итоге в селе Тюнгур – крайней точке цивилизации, встречавшей всех альпинистов перед броском на Белуху – оказался только через два дня, смертельно уставшим и похудевшим килограмм на пять. Администратор турбазы передал Глебу ключи от небольшого одноместного номера, и он вырубился часов на двенадцать, едва успев стянуть с себя одежду и даже не заходя в душ.
Когда на следующее утро Глеб сполз вниз позавтракать и разобраться с тем, куда здесь можно сходить осмотреться, то пожалел, что не изучил вопрос заранее: все самые известные достопримечательности находились на приличном удалении от турбазы, а к длительным пешим переходам Глеб готов не был – ни физически, ни морально. Администратор скептически окинул взглядом неуклюжую фигуру Глеба – небритого, помятого и порядком вымотанного после тяжелой дороги, и посоветовал попробовать осилить подъем на гору Байда, до которой от турбазы было только 6 километров – по алтайским меркам всего ничего. Ему нашли провожатого, взялись снабдить палаткой и всем необходимым, поскольку осилить подъем и спуск в один день Глеб точно не мог, и он отложил это приключение на три дня, чтобы хоть немного придти в себя и все обдумать.
Провинциальный Асбест был суровым городом жестких людей – некрасивым, местами даже топорным. В нем совсем не было достопримечательностей, кроме разве что жутких карьеров, и теперь, оказавшись в краю мистической природы, Глеб ощущал себя чужаком – более, чем когда-либо прежде. В прошлом он не раз посещал Барнаул, где все еще жила его дальняя родня, но дальше этого его знакомство с Алтаем не простиралось. Второй его любовью после мрачного Асбеста стала солнечная и яркая Барселона – вероятно, именно в такой город и стоило влюбиться жителю Урала – разноцветный балаган на морском берегу. Впервые очутившись там, Глеб понял, что наконец-то попал домой после долгих скитаний. В Асбест его тянули детские воспоминания, а Барселона лечила эту неизбывную тоску, латала ее яркими нитками. И тогда Глеб решил, что исцелен.
Что в Тюнгуре напомнило ему о родине – он и сам не мог определить. Тайга здесь была самой настоящей – мощной, внушительной, не оставляющей тебе выбора, кроме как принять ее в себя, стать ее частью, а не просто быть сторонним наблюдателем и смотреть, как солнце изо дня в день восходит и заходит над деревьями. В первый же день по приезде Глеб ощутил странный дискомфорт, но природу его понял лишь к концу дня, когда вдоволь нагулялся по полям, заросшим цветами, которых он никогда прежде не встречал – Алтай не предлагал себя, не дарил, не выставлял напоказ: он влезал в тебя насильно и сразу. И если не быть к такому готовым, захочется тут же сбежать в комфорт каменных джунглей мегаполиса. Глеб готов к этому не был, алкоголя с собой не взял, сигарет по глупости захватил совсем мало. На турбазе еда стоила неоправданно дорого, и он не готов был потратить такие суммы, поэтому поначалу попытался выведать у местных насчет какого-нибудь пойла, но в итоге и его взять не решился – если вдруг отравиться, до ближайшего медпункта ехать много километров, и это пугало Глеба куда сильнее трезвых вечеров.
После основательного завтрака и разговора с администратором Глеб отошел от базы километра на два – подальше от пеших троп к холмам – присел на траву и закрыл глаза. Он взял с собой только воду – ни блокнота с ручкой для стихов, ни еды, ни телефона. С этой точки открывался неплохой вид на ту самую гору с диковинным и в то же время смехотворным названием Байда, и Глеб изучал ее глазами художника, словно рисовал ее образ в воздухе прямо перед собой. Осень уже позолотила деревья и траву, но еще не высушила до конца все цветы, да и солнце пылало по-летнему ярко. Глеб откинулся на локти и полной грудью вдохнул воздух Алтая.
“Я чужой здесь, и все-таки я пришел сюда. Пришел зачем-то”.
Первым делом – еще даже прежде того, чтобы спросить ключи от номера – Глеб принялся расспрашивать администратора турбазы, не попадался ли ему кареглазый брюнет средних лет с бритыми висками. Отчего он решил, что Вадим отправился именно на Белуху, а не в любую другую точку бескрайнего Алтая, Глеб объяснить не мог. Это ощущение просто жило в нем, а там, у подножия Байды оно выросло и окрепло.