Чай слишком горячий, и я мгновенно обжигаюсь. Горло горит, а встать с места, чтобы взять воды, элементарно не могу. Ладно, плевать. Потихоньку вливаю в себя горячий напиток, уже предвкушая, как чудесно будет болеть нёбо. Если честно, подобные неудобства интересуют в последнюю очередь. Наверное, было бы проще, если бы я сумел переключиться на что-то отвлечённое, но это в принципе невозможно, потому что каждое моё действие будет говорить о том, что я проживаю не свою жизнь. А если..? Нет. Нет, квартира-то моя, имя моё. Да и в такой бред я ни за что не поверю. Хотя то, что случилось со мной, ничуть не лучше выдуманного обмена телами. Займи моё место, называется. Я занял своё, только это уже из другого раздела. Кто меня повернул в противоположную сторону?
Я выпил две чашки чая и только после этого отправился досыпать, надеясь, что мне не придётся вскакивать в пять часов утра по всяким там нуждам. Больше никаких кошмаров не снилось, но выспаться мне всё равно не дали. Виной был даже не будильник, а звонок в дверь, который верещал противной трелью. И почему мы терпим этот отстой? Как будто нельзя поставить нормальный звонок, чтобы не морщиться каждый раз, когда кто-то приходит, а то прямо неудобно становится, человеку-то я рад должен быть.
Запоздало думаю о том, что не посмотрел в глазок, а надо бы, учитывая, что некоторых людей я попросту не способен узнать. На пороге передо мной стоит худощавый высокий парень, шатен с растрёпанными волосами. Я тихо прыскаю, оглядывая его голову, но парню не до смеха.
- Я разбудил?
Это Диди – неожиданно приходит ко мне осознание, и я невольно расплываюсь в улыбке. Всё-таки так приятно узнавать своих знакомых. Что странно, я совершенно не помню его в своём навязчивом прошлом, поэтому заведомо негативных впечатлений о нём у меня нет и можно сложить об этом человеке здоровое мнение.
- Честно говоря, да, - оглядываю себя. Даже не оделся. – Ты заходи.
Пошире распахиваю дверь, и Диди понуро проходит в квартиру. Видимо, у него что-то случилось, и такой несуразный внешний вид обусловлен именно проблемами.
- Я так и не придумал, к кому зайти, кто встаёт раньше, - извиняющимся голосом лопочет он, а мне становится его жаль.
Давно не видел таких убитых людей, он какой-то пришибленный, точно на него навалились все беды, существующие на белом свете.
- Всё нормально. Мы же друзья, - произношу полувопросительно.
Диди утвердительно кивает и, ничуть не меняя настроя, проходит в гостиную, в которую я после вчерашней помывки окон не заходил и не знаю, появилась ли там очередная дрянь, или всё на самом деле было чьей-то глупой, абсолютно не удавшейся шуткой.
- Я сейчас.
Удаляюсь к себе в спальню и кое-как набрасываю на развороченную от плохих сновидений постель покрывало. Раскрыв шторы, не нахожу на стекле никаких признаков дурацких надписей, и мне даже становится легче. Да, ничего в моём настоящем не изменилось, но подозрительные моменты типа этого «наоборот» явно оказывали на меня отрицательное воздействие, давили.
Натягиваю на себя домашние штаны и футболку, позабыв, что сегодня нужно идти в гимназию.
- Ты завтракал? Может, сварганить чего-нибудь на скорую руку?
- Нет, спасибо. Если хочешь, завтракай, меня не стеснит.
Диди сидит, уперев локоть в подлокотник дивана и вперив взгляд в точку на декоративной вазе. Слежу за тем, как его взгляд устало переползает на картины, но ждать дальше, пока он соберётся с силами и насмотрится на произведения искусства, я уже не могу.
- Что у тебя случилось? – тяжело плюхаюсь рядом, подтягивая одну ногу к себе. – Давно я тебя таким не видел.
Он опускает голову ещё ниже, напоминая мне побитую собаку, которая разочаровалась во всем, что её окружает, и потеряла всякую веру и надежду. Как-то это совсем слишком и удручает безумно.
- Франци беременна.
- Чего? – поражённо замираю, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
В этот момент я более всего чувствую, что Диди мне – действительно очень хороший друг, и сейчас я за него искренне переживаю. По спине ползёт холодок, и меня передёргивает. Понятия не имею, кто такая Франци. Может, я с ней не знаком, а может, не помню, что более вероятно, но это не иначе, как его девушка.
- Я не знаю, что делать.
Диди горько усмехается и закидывает голову на спинку. Я нерешительно кладу руку на его плечо и несильно сжимаю. Мне очень хочется как-то его поддержать, но на ум не приходит ни одной дельной фразы, которая могла бы приободрить. Кажется, в Диди степень ответственности либо высока, либо вообще зашкаливает.
- Подожди, но вы же…
- Да предохранялись мы.
- Может, порвался когда-нибудь?
Диди резко поднимает голову и откидывает мешающиеся волосы. Причёска у него делается ещё более навороченной.
- Это она тебе сообщила с утра пораньше?
- Она мне позвонила вчера вечером и попросила прийти. Родителей дома не было, я даже не думал, что она мне такое заявит. Мы всю ночь с ней проговорили.
Я не представляю, что должны делать люди в таких случаях.
- Сколько ей лет?
- Восемнадцать.
- Уже хорошо.
Диди смотрит на меня с недовольством и отворачивается обратно. И без того щуплая фигура кажется ещё более худой, он весь как-то сжимается, точно хочет вообще исчезнуть из пространства, раствориться в воздухе.
- Я, знаешь ли, детей не планировал и жениться пока не собирался, - с укором говорит он.
Это всё понятно. Конечно, у него сейчас первостепенной целью является образование, затем устройство себя, а не раннее начало семейной жизни. Да и кому такое может понравиться?
- Что сама Франци делать собирается?
Диди обхватывает голову руками и резко потирает лицо. Он пока молчит, а я уже продумываю варианты от аборта, который не по душе Диди, до желания оставить ребёнка, которое Диди тоже не привлекает.
- Аборт она делать боится. Обещала сегодня или завтра поговорить с матерью, но сдаётся мне, это произойдёт много позже.
- Какое позже? А потом ей в клинике скажут, что аборт делать поздно. В больницу она ходила вообще? – Диди отрицательно мотает головой. – А о чём Франци думает?
- Я не знаю, Том. Вот ты представь, что тебе… - он замолкает, а я закусываю губу.
Ну да, мне такого явно не скажут с моей жизненной позицией. Вот только Диди не знает одного момента, за счёт которого я вполне могу представить подобную ситуацию. Правда, решение от этого не приходит на ум.
- Если вы сейчас поженитесь, то не сделаете лучше ни себе, ни этому ребёнку, который неизвестно в какой обстановке будет расти. А если вы разведётесь?
- Я её люблю, - не очень убедительно тянет Диди.
- Я вот на тебя смотрю, и мне кажется, что ты либо врёшь, либо просто пытаешься в это верить. По-моему, такое чувство – это не та вещь, которую стоит себе навязывать. Разберитесь, что вас останавливает жениться, а что – избавиться от ребёнка.
Звучит отвратительно, меня снова передёргивает. Я бы не хотел говорить ничего подобного, но ведь это действительно здравая позиция. Жизненных примеров до хрена и больше, хотя я думаю, что во всеобщеизвестной среде вращаются большей частью те, у кого исход был далеко не счастливым. Вообще-то я не интересовался статистикой, но случайно услышанные факты посвятили меня в вопрос именно с негативной точки зрения.
- Я не хочу никакого ребёнка, мне не до этого. Я люблю её, но не хочу ребенка, - с остервенением говорит Диди. – Не-хо-чу.
- В чём проблема? – я повышаю голос и встаю с дивана. – Скажи ей об этом. Или тебя прельщает перспектива изображать счастливого папашу, когда она тебе родит, а в душе костерить всех и вся?
Диди обречённо качает головой. Мне остаётся только давить на его слабоволие, заставляя сказать Франци всё, как есть, не мучая себя и не обманывая её.
- Она не сделает аборт, - едва слышно произносит Диди. – Мы всю ночь говорили.
- Да понял я, что вы всю ночь говорили, - присаживаюсь на подлокотник кресла, оказываясь напротив друга. – Но ведь ей не хочется детей?
- Она боится.
- Чего боится – аборта или рожать?
- Всего! – заводится Диди. – Мы оба зависим от родителей, мы ещё учимся, и у нас как бы далеко идущие планы. Но Франци детей любит и в будущем мечтает завести двух деток. И она думает, что аборт может не очень хорошо отразиться на этом. Ты понимаешь?
Я понимаю. Но у меня нет желания видеть Диди, убитым столь изощрённым способом. Он ведь привяжет себя к этой девушке, а она, устав однажды от ссор и нервов, уйдёт от него, прихватив ребёнка. Спрашивается, с какой целью они мучились вместе?
С другой стороны, я рассматриваю только печальные варианты развития событий. Меня просто не отпускает чувство, что Диди её не любит, что им вместе удобно и они просто пара. Единственное – я не знаю, как к нему относится сама Франци.
Звонит телефон, прерывая череду моих размышлений.
- Не говори ему, - просит парень.
Он поднимается и уходит на кухню.
- Привет, Билл. - стараюсь изобразить какую-никакую бодрость в голосе и радушие.
Собственные проблемы отошли на второй план, я полностью погрузился в историю Диди, и в какой-то степени это даже хорошо.
- Привет. Ты сегодня не зайдёшь? Совсем немного свернуть, - чувствую его улыбку, и сам не могу не улыбнуться.
Мне медленно, но верно начинает нравиться это общество, в котором я себя теряю, но обретаю это общение, полноценно заполняющее меня эмоциями и вытесняющее все загадочные вопросы и задачи, которые для меня оказались не решаемыми.
- Билл… - я не хочу ему врать, нисколечко не хочу. – Я сегодня не иду в школу, у меня… Мне надо на дачу за город съездить, там у мамы кое-какие вещи, нужно привезти к её приезду.
Выдыхаю, зажмурившись. Что-то мои способности выкручиваться сильно пострадали в страшной схватке со временем и градусами существования.
- Жаль, - разочарованно отвечает Билл на мой бестолковый лепет. – Если хочешь, я могу с тобой поехать, - вновь приободрившись, предлагает Билл.
А во мне вдруг возникает нестерпимое желание действительно поехать на дачу, взяв с собой Билла. Я разрываюсь между сторонами моей жизни, меня так всё тянет. Чувствую себя канатом в соревновании на перетягивание.
- Да не нужно, я и один как-нибудь. Учись, - с улыбкой даю я ему напутствие. – Это сейчас важно.
- Ты прав, конечно, но знай, что прогулять, если что, я не против.
- Возьму на вооружение, - обещаю я. – Ну, до встречи.
- Удачно съездить. Позвони мне вечером.
Я ему солгал. Причём так неискусно, что было глупо верить этому бреду.
Диди возвращается с бутылкой минералки и присаживается на своё место. Во взгляде у него обозначилась какая-то жёсткость.
- Предлагаешь сказать ей, как есть?
- Если хочешь, ври, что с десяти лет мечтал в выпускном классе кого-нибудь обрюхатить и жениться.
- Да иди ты! – возмущается Диди и жадно припадает к бутылке. Оприходовал он уже половину, мне остаётся только удивиться тому, насколько нервы сродни засухе.
- Ну, я же правду сказал.
Устраиваюсь рядом и включаю телевизор. Мы ни о чём не говорим и молча пялимся в экран. Идёт утренняя передача, которую любит – или любила – смотреть мама. Отца это бесило, а она отвечала, что по утрам больше смотреть нечего, а эта передача вполне себе хорошее развлечение.
- Она сегодня в гимназию пошла.
- А надо в больницу, - мрачно говорю я. – Чем дольше будете тянуть, тем хуже.
Диди отставляет опустошённую бутылку и подходит к журнальному столику, принимаясь перебирать сложенные в аккуратную стопочку газеты и журналы.
- А ты бы попросил сделать аборт? – всё-таки спрашивает Диди.
- Я же гей, - вслух фраза звучит несколько иначе, чем в голове. Мне она кажется фальшивой и ненастоящей, а вот Диди ничего подобного не чувствует.
- Ну и что.
- Может быть, я бы её так любил, что прыгал бы до потолка от такой новости. А вот в твоём случае посоветовал сделать аборт.
Диди вертит в руках бутылку, сжимает, и она трещит, что постепенно начинает действовать на нервы. Мне непросто сейчас сидеть с ним и пытаться дать совет, за который на меня потом не выльется ушат грязи и за который я сам себя не загрызу. Дело даже не в дружбе, а в том, что я сейчас своими словами могу что-то важное перечеркнуть, хотя всё при некоторых усилиях реально сделать иначе. Нет, я бы действительно хотел, чтобы у Диди всё было хорошо, но с моей стороны, по моему, может быть, не больно объективному мнению, ребёнок на данном этапе жизни ничего хорошего ни ей, ни ему не принесёт.
Я не понимаю сути этой истории. Она мне как будто бы мешает сейчас или же наоборот помогает отвлечься от себя. Я бы хотел подумать о собственной жизни и о том, как мне быть дальше, но право на это вдруг испарилось. Если обращать внимание на проблемы других и окунаться в них, то своих станет на порядок меньше, к тому же они перейдут в разряд не столь значительных. Но ведь моя значительна. Давайте ещё откроем кружок откровенности на сегодняшнее утро, и я выдам Диди свою историю, после которой он решит, что я сумасшедший и лучше меня не слушать. Кстати, хороший способ уговорить человека сделать иначе – дать совет, а потом выставить себя полным придурком.
- Ты сегодня занят? – спрашивает Диди.
Это уже неактуальный и глупый вопрос. В любом случае, вся моя занятость отправилась далеко и надолго с его приходом.
- А почему ты не хочешь, чтобы Билл знал?
- У нас с ним расхождение во мнениях, - Диди рассматривает обивку дивана, царапает её, а я почему-то думаю о том, что мягкую мебель в гостиную выбирал отец, а не мама. На самом деле, это очень странно. – Да и он всё равно узнает, если что.
- Ты подразумеваешь «если что»?
Внимательно смотрю на Диди, и мне кажется, что он сейчас ответит «нет» только из-за того, что я его так буравлю взглядом. Есть куча способов выдавить из человека нужный ответ, но иногда эти способы являются сами собой, когда ты совершенно не хочешь кого-то заставлять и ждёшь искренности.
- Вообще-то нет. Но, сам понимаешь, всякое бывает. И ещё не факт, что Франци станет меня слушать, у неё же свои планы.
- Ключевое слово – «планы». Не думаю, что под ним скрывается определение «ребёнок».
Поднимаюсь и, ничего не сказав, направляюсь в душ. Надо бы уже нормально одеться и отряхнуться от сна окончательно. Не в моих силах предугадать, в какую дверь меня сегодня запихнут, но хочется в какое-нибудь мирное место. Например, нужно купить подарок Аните. И идея с бабочками уже не кажется удачной. Кажется, придумав этот ужас, я был под действием наркотического вещества, зовущегося Биллом. Интересно, что я в нём нашёл?
Мои мысли сейчас такие ясные, каких не было с того самого момента, когда со мной случился переворот. Я могу оценивать ситуацию до и ситуацию после, свои действия… Впечатление, что во мне зародилась третья личность, ни к чему не причастная и способная рассуждать здраво. Мне этого так не хватает. Я сам нуждаюсь в грамотном совете, исключая вариант врачей, которые «могут помочь». Похоже, в случае со мной они ни черта не смогут. Есть, конечно, вариант усыпить меня, чтоб не мучился, но это как-то слишком жестоко и не по мне.
- Том, я поем чего-нибудь? – доносится до меня сквозь шум включённой на всю мощность воды.
- Ешь, - кричу я. – И мне сделай!
Надеюсь, он питается не капустными листьями, мой организм требует чего-то существенного.
Подставляю лицо горячим струям и медленно делаю воду всё более холодной, собираясь довести до ледяной. Я не преследую цель стать мега-бодрым, но водная зарядка не помешает для свежести мышления. Сдаётся мне, мои будни станут в два раза длиннее, а на это нужно больше сил. Как физических, так и моральных. Я хочу разобраться в том, что происходит. И почему именно я разбираюсь с проблемами Диди?
Больше вода не переключается, и я с удивлением обнаруживаю, что мне не так уж и холодно. Превращаюсь в хладнокровное животное, замечательно.
Выхожу из душа и, мгновенно прочувствовав разницу температур, заворачиваюсь в большое махровое полотенце. Пахнет чем-то до боли знакомым, я закрываю глаза и пытаюсь поймать воспоминание об этом аромате. Свежее полотенце, раньше они пахли по-другому, я точно помню. Утыкаюсь лицом в мягкую ткань и так и застываю, не в силах пошевелиться. По ногам неприятно стекают холодные капли, образовывая у моих ног этакое домашнее озеро, в котором стоять уже холодно, но я не могу оторваться от этого полотенца. Что-то знакомое, необыкновенно приятное и снова очень, очень знакомое. Тысячу раз знакомое. Но почему тогда, мать вашу, я чувствую себя так, будто потерял память?