Типография, выпуск газеты, строительство бумажной фабрики, изготовление фотографических пластинок и штучная сборка самих фотоаппаратов с импортными линзами и так отнимало слишком много времени и средств. Меня в интересах будущего Дела интересовали не телеграфы, а капсюльные винтовки с оптическими прицелами, снаряжаемые пулями Минье. В Питере нашел я одного унтера отставника, сейчас работающего у меня в типографии, которому, судя по ненавязчивым расспросам с моей стороны, будет вполне по силам переделать под эти цели кремневые винтовальные ружья и штуцера. Изготовить же состав для капсюля особых сложностей не представляет, требуемые для этого ингредиенты я знал и вполне легко мог приобрести и в Петербурге.
Но, то дела минувших дней, в данный момент я находился в Париже с очень важной для миссией. Как мне перед выходом из отеля поведал здешний служащий, недалеко от гостиницы стоит открытый для посещений замок Пале-Рояль и там вполне себе можно провести свободное время. Прислушавшись к совету знающего человека туда, собственно говоря, медленно шествую по зелёным каштановым аллеям я и направился. В галереях этого замка я провёл всю вторую половину дня. Ужинал там же, в одном из множества кофейных домов, уподобившись местным старожилам – поглощающим кофе и читающим парижские журналы и газеты, а потом громко и оживлённо, с известной французской экспрессией, обсуждающих прочитанное и беседуя на другие отвлечённые темы.
Что, спрашивается, я позабыл в Париже? Дело было в том, что после долгих раздумий, в конце концов, я решился на очередную авантюру. С помощью Ротшильдов я вознамерился попытаться обзавестись поддержкой масонских лож – «Великой соединенной ложи Англии», великими магистрами которой были представители высшей английской аристократии – короли, герцоги и другие члены королевской фамилии и фактически ей подконтрольной «ложи Великого Востока Франции».
Опасно было недооценивать влияние масонства на декабристское движение. Хотя политический консерватизм русских вольных каменщиков, господствовавший в ложах мистицизм, отвернули от масонства многих будущих декабристов, пришедших к выводу о необходимости поиска какого-то другого пути, отличного от масонского. И путь этот для них был известен, что называется на живом примере – этот военная революция, по примеру итальянских и испанских карбонариев. Движение декабристов в известной степени было аналогом карбонарского ответвления европейского масонства на отечественной почве. Для российских масонских заговорщиков, деятельность карбонариев служила образцом для подражания. Так возникли первые преддекабристские организации: Орден русских рыцарей, Семеновская артель, а затем уже и собственно декабристские структуры: Союз спасения, Союз благоденствия, Северное и Южное общества.
На первоначальном этапе настоящим инкубатором и рассадником будущих декабристов стала масонская ложа «Трех добродетелей», учрежденная в 1815 году князем С.Г.Волконским, П.П.Лопухиным и М.Ю.Виельгорским. Это была иоанновская ложа трех первых степеней. По крайней мере, не менее десяти членов ее на 1817 год были, в то же время, и членами декабристской организации «Союз спасения»: генерал – майор князь С.Г.Волконский, князь И.А.Долгорукий, князь С.П.Трубецкой, М.И.Муравьев – Апостол, С.И.Муравьев – Апостол, Н.М.Муравьев, П.И.Пестель, А.Н.Муравьев, А.С.Норов, Ф.П.Шаховской.
Из членов этой масонской ложи вышла первая декабристская организация «Союз спасения» (1816 г.). Характерно, что уже изначально она создавалась по образцу и подобию прусского тайного союза «Тугенбунд» (Друзья добродетели) – полумасонская структура патриотической направленности, образованная в 1808 году в Кенигсберге. Устав «Союза спасения», объединявшего в своих рядах несколько десятков офицеров, был разработан П.И.Пестелем.
Пестель понимал, что чем выше ты забрался по масонской лестнице степеней, тем больше власти ты получал над «младшими» братьями. И надо сказать, Пестель в этом карьерной росте преуспел, быстро получив посвящение сначала в 4-ю, а затем и в 5-ю степень шотландской ложи «Сфинкса». Соответствующий патент на пергаменте за печатью «Сфинкса» на латинском языке был получен Пестелем 12 февраля 1817 года. Скрепили его тогдашние начальники ложи А.А.Жеребцов, О. де Сион, Г.Зубов, Д.Нарышкин и другие.
И если Пестель остановился на 5-й степени, то его коллегам П.П.Лопухину и Ф.П.Шаховскому повезло больше: в 1817 году они были посвящены в 7-ю степень – Рыцарей храма, а в 1818 году их даже ввели в святая святых Капитул Феникса, где царствовали М.Ю.Виельгорский, Г.И.Чернышов, С.С.Ланской и другие «начальники ордена».
Прочными были связи с масонством и второй тайной декабристской организации – «Союза благоденствия» (1818–1821 гг.), в полулегальный филиал которого превратилась под влиянием ее «оратора» Ф.Н.Глинки масонская ложа «Избранного Михаила». Членами этой ложи были такие известные впоследствии декабристы, как Н.А.Бестужев, В.К.Кюхельбекер, Г.Батеньков, М.Н.Новиков, А.Д.Боровков.
И вообще будущих декабристов в это время можно было встретить практически во всех масонских ложах: И.Ю.Поливанов («Елизаветы к добродетели», Петербург), Е.С.Мусин – Пушкин («Орла российского», Петербург), К.Ф.Рылеев («Пламенеющей звезды», Петербург), И.Г.Бибиков («Тройственного благословения», Москва), В.М.Бакунин («Орла российского», Петербург) и другие.
Успех масонской пропаганды в России во многом был связан с тем, что в условиях русской действительности масонство, наши образованные классы воспринимали как некий символ прогресса. А отставать от прогресса, конечно же, никому не хотелось. Как отмечал в своих мемуарах масон Пржецловский, масонство в те годы составляло «едва ли не единственную стихию движения в прозябательной жизни того времени; было едва ли не единственным центром сближения между личностями даже одинакового общественного положения». «Вне этого круга, – подчеркивает мемуарист, – общительность, как ее видим в европейских городах, не существовала; все как – то чуждались друг друга, да и не было таких центров, где можно было бы свести хотя бы случайное знакомство».
Но справедливости ради следует сказать, что далеко не все участники тайных декабристских кружков были такими уж горячими поклонниками масонства. Некоторые из них, как например декабристы В.И.Штейнгель, И.Д.Якушкин, относились к масонству очень даже враждебно. Однако они были все же в меньшинстве.
Однако самое важное здесь – это то, что организаторы первых декабристских кружков вроде Пестеля рассчитывали использовать ложи в своих революционных целях, но эта стратегия из-за жесткого правительственного контроля над ложами себя не оправдала. Окончательно убедившись в безнадежном консерватизме большинства своих «братьев» и явном несоответствии масонских работ своим собственным видам, большая часть будущих декабристов уже в 1818–1819 гг. покинула ложи. И хотя массовому исходу их из петербургских лож во многом, как теперь, оказывается, способствовали чисто житейские обстоятельства – перевод их как офицеров на новые места службы, в принципиальном плане это дела не меняет. Очевидно, что дороги декабристов, вставших на путь военного заговора, и дороги вольных каменщиков к началу 1820-х годов явно разошлись.
Так, Пестель, как один из наиболее дальновидных декабристов, перестал поддерживать организационную связь с петербургскими масонами еще в 1818 году. Это повлекло его автоматическое выбытие сначала из шотландской ложи «Сфинкса» (1818 год), а затем, 5 ноября 1819 года, и из иоанновской ложи «Трех добродетелей». Еще раньше, в 1818 году покинули ложу «Трех добродетелей» И.А.Долгорукий и Н.Муравьев. В 1819 году были исключены из списка членов ложи С.И.Муравьев-Апостол и Н.М.Муравьев, в 1820–м такая же участь постигла Ф.Шаховского и М.Муравьева-Апостола. В то же время следует иметь в виду, что часть будущих декабристов (М.С.Лунин, Н.А.Бестужев, В.К.Кюхельбекер, К.Ф.Рылеев.) сохранила верность масонским ложам и продолжала свои работы в них вплоть до официального их закрытия.
О том, какое значение для декабристского движения имел масонский фактор, можно судить на основании следующих данных. Из 121 преданного Верховному уголовному суду декабриста в масонских ложах состояло по крайней мере 23 человека: П.И.Пестель (1812–1819), А.Н.Муравьев (1811–1818), братья Матвей Иванович (1816–1820) и Сергей Иванович (1817–1818) Муравьевы – Апостолы, Н.М.Муравьев (1817–1818), князь С.П.Трубецкой (1816–1819), Ф.П. фон Визин (1820), князь С.Г.Волконский (1812), М.Ф.Митьков (1816–1821), Ф.П.Шаховской (1817), М.С.Лунин, Н.Бестужев (1818), братья Вильгельм (1819–1822) и Михаил (1818) Кюхельбекеры, Г.С.Батеньков (1818), А.Ф. фон дер Бригген (1817), Янтальцев (1816), С.Г.Краснокутский (1816–1818), Н.И.Тургенев (1814–1817), К.Ф.Рылеев (1820–1821), Е.Мусин – Пушкин (1821), И.Юрьев. Кроме того известно, что членами заграничных масонских лож были декабристы В.А.Перовский, П.П.Каверин и Н.И.Лорер.
То есть, по крайней мере, пятая часть декабристов, преданных Верховному уголовному суду, были членами масонских лож. Кроме того, масонами был еще целый ряд лиц – членов декабристских тайных обществ, привлеченных к следствию в качестве свидетелей. Среди них: П.Я.Чаадаев, князь И.А.Долгоруков, М.Н.Новиков, Ф.Н.Глинка, князь П.П.Лопухин, П.И.Колошин, граф Ф.П.Толстой, генерал П.С.Пущин, В.Глинка, И.Бибиков, В.Н.Бакунин, барон Г.Корф, Н.В.Мейер, А.Скалон, Ф.В.Гурко, И.Н.Хотяинцев, В.Ф.Раевский, князь С.П.Трубецкой, В.Л.Лукашевич, Г.Ф.Олизар, князь М.Баратаев, В.П.Зубков, С.Проскура, граф П.И.Мошинский.
Таким образом, даже по самым минимальным подсчетам масонов среди декабристов было не менее 50 человек.
На следующий день своего парижского «турне» прокатился на карете до улицы Лафитт, где посетил банкирскую контору, оставив секретарю Джеймса Ротшильда свою визитку с адресом «Британского отеля» и довольно щедрую сумму «чаевых». В Париж Джеймс Ротшильд явился в год смерти своего отца, старого Майера-Амшеля, в 1812 году, в тот момент, когда там шли окончательные приготовления к грандиозному походу Наполеона на Россию.
Приглашение посетить Ротшильда пришло только через две недели. За это время я успел «облазить» весь Париж и его окрестности – Лувр, Тюльери, Елисейские поля, Версаль, Булонский лес. Отдельной строкой шли также посещаемый мной Академия надписей и словесности, Французская академия, Королевская библиотека, Сорбонна. Здесь имелись обширные библиотеки и архивы – изображая там кипучую научную деятельность, по возвращении в Россию я был намерен «переписать» очередную книгу. Естественно, насилуя себя, пришлось посещать парижские театры и оперы, иначе, боюсь, в российских окололитературных кругах был бы не понят и, наверное, подвергнут бы тотальному остракизму.
Одетый в атлас и золото лакей встретил меня у дверей. По коридору нам навстречу шел какой-то биржевик. Заметив меня, он остановился и, сняв шляпу, низко поклонился, не знаю уж за кого он меня принял.
Кабинетом Ротшильда была громадная комната, в которой он занимал только маленький уголок, в глубине у крайнего окна. Он сидел перед простым бюро из красного дерева, спиной к свету. Работать он начинал с самого раннего утра, когда весь Париж еще спал.
При моём появлении из-за стола поднялся молодой человек, мой ровесник, в котором сочетались, казалось бы, несовместимые качества. Он был одновременно и светским денди, и бизнесменом с железной хваткой. За столь короткий срок пребывания во Франции Джеймс успел в совершенстве освоить сложные законы парижского высшего света.
– Позвольте полюбопытствовать, зачем американский писатель и изобретатель столь настойчиво искал со мной встречи? – французский рыжеволосого Ротшильда, выросшего в Германии, был столь же безукоризненным, как и его прическа, костюм.
Встречался Джеймс не только с представителями элиты промышленности и бизнеса, но также не чурался общаться с интеллигенцией. Среди его близких знакомых были несколько членов Парижского политехнического института, Парижской академии искусств и ремесел. Среди его знакомцев были и писатели. Так, Оноре де Бальзак посвятил Ротшильду рассказ «Плутни кредитора», а его жене Бетти – «Проклятое дитя». Планируя встречу, я как раз и рассчитывал подловить финансиста на его тщеславии, надеясь на то, что он заинтересуется знакомством, с ныне весьма популярным писателем, представленным в моём скромном лице.
– К вашему сведению барон …
– Джеймс, зовите меня, Джеймсом, – с показной любезностью поправил меня Ротшильд.
– Хорошо Джеймс, тогда, для вас я Айвен. Так вот, к вашему сведению Джеймс, я не только писатель, но ещё и в некоторой степени ваш коллега.
– Знаю, навёл о вас кое-какие справки. На спекуляциях с зерном вы умножили свой капитал, в том числе и заемный, в десятки раз! Но как, черт побери, вы узнали, что тот год будет таким холодным и неурожайным? Впрочем, на ответе я не настаиваю, понимаю, у всех свои тайны, но честно говоря, мне чертовски любопытно …
– Хорошо, вам, Джеймс, открою свой секрет, хотя, если подумать, то ничего тайного в нем нет, просто я сопоставил некоторые факты и пришёл к определенному выводу, который, в конечном итоге, и позволил мне прилично заработать. А секрет мой прост, и его название – вулкан.
– Простите?
– В шестнадцатом году произошло мощнейшее извержение одного индонезийского вулкана. Пепел от которого покрыл тонким слоем верхние слои атмосферы – отсюда и непогода и холод. Солнечные лучи просто в гораздо меньше объеме стали достигать поверхности земли. Вот, собственно говоря, и весь секрет моего предвидения. Если интересно, можете проверить мои слова и пообщаться со знающими людьми из Ост – Индийской компании. Об извержении они слышали и знают, просто не придали ему никакого значения, а зря …
– Поразительно! Никогда бы не подумал, что какой-то экваториальный вулкан может так сильно повлиять на погоду в Старом и Новом Свете!
– Как сказал один мудрец «век живи – век учись», а я от себя добавлю «век живи – век учись, а всё равно дурнем помрёшь».
Джеймс вполне искренне засмеялся.
– А вы, Айвен, интересный и разносторонне образованный человек! Спасибо, что поделились этими сведениями, обещаю, дальше этого кабинета они не уйдут.
– Если даже и уйдут, то ничего страшного, ведь извержения вулканов такого глобального масштаба происходят очень не часто, может быть раз в несколько столетий. Извержения, к примеру, тех же аппенинских вулканов маломощны и заметно влиять на климат всей планеты не могут. Поэтому, вряд ли из предоставленной мной информации вы сможете извлечь какую-то коммерческую выгоду.
– Кто знает, мистер Айвен, кто знает … Так всё же, хоть с вами и безумно интересно общаться, но дела не ждут. Чем моя персона вас так заинтересовала, что вам угодно?
– Понимаю, время – деньги …
– Вы не перестаёте меня удивлять Айвен, вы ведь русский американец? Просто говорите прямо как еврей.
– Да, я русский, но ни малейших предубеждений против других народов не испытываю.
– Приятно это слышать, так всё же?
– Я вам хочу дать золото, много золота, тонны золота …
Джеймс весь подобрался, словно кошка готовящаяся запрыгнуть на антресоль.
– Если это не шутка, то поясните, пожалуйста.
– Не вопрос. Дело вот в чём. Я обладаю совершенно достоверной, но документально не подтвержденной информацией об огромном месторождении золота в Новом Свете. Самостоятельно разработку этих приисков, находящихся в диких, необжитых землях я не потяну.
– Понимаю, вы хотите продать мне нечто вроде карты сокровищ? – Джеймс спросил с сарказмом, не до конца веря моим словам.
– Могу указать на карте, а могу обойтись без нее, дав точные ориентиры на местности, – говорил я серьёзно и без всякой тени сомнений.
– И откуда же у вас, Айвен, такая информация?
– Источники информации, скажем так, разносторонние – это и русские из Форт – Росса и индейцы.
– Хм … понимаю. И сколько вы хотите денег за эти сведения? И какие с вашей стороны будут гарантии? – похоже, Ротшильд мне поверил, ёрничество в его голосе пропало без следа.