Обойдя вокруг машины, я заключил, что эта машина могла быть той самой, которую я видел тогда.
- Но…. Где же тогда водитель? Он сумел выскочить?
Водительская дверь машины была приоткрыта. Держа палец на спусковом крючке автомата, я схватился за ручку двери и резко потянул её на себя. Внутри было пусто. Руль был заляпан кровью, притом кровь была ещё свежей. Это говорило о том, что водитель покинул машину недавно. На пассажирском сидении я приметил какой-то предмет. Протянув к нему руку, я взял небольшой блокнот, тоже испачканный кровью. Прислонившись к корпусу машины, я огляделся, убедившись, что за мной никто не наблюдает, а затем раскрыл блокнот. Как я понял из первой страницы, это было что-то вроде дневника. Наряду с формулами и советами по радиотехнике, через 10 страниц было самое интересное:
30 августа
Сегодня, настраивая радиоаппаратуру, случайно наткнулся на какую-то волну. На ней уверенные в себе люди обсуждали некий эксперимент. Они договаривались о том, что, из-за предстоящего парада, эксперимент откладывается на послезавтра. Я тут же вспомнил, что послезавтра на площади состоится парад Красной Армии. Интересно, как парад связан с этим экспериментом. Боюсь, я услышал кое-что не для моих ушей.
1 сентября
На этом параде весь город. Кроме меня, вероятно. Я сегодня был в подвале телеграфа. Устанавливал пошатнувшуюся технику. Она как будто бы взбесилась и разом вся перегорела. Никогда подобного не видел.
3 сентября
Что-то неладное творится. Люди кругом сходят с ума, многие обратились в больницу с сильной головной болью. Я тоже чувствую лёгкое недомогание, но в форме, чтобы работать. Главное, что случилось – это вечером, после смены, когда я возвращался домой. Зазвучала сирена – сигнал воздушной опасности. Я быстро понёсся к подвалу, на бегу увидел, что в небе парит огромный аэростат, притом наш, советский. Тревога продлилась около 20 минут, после чего я вышел. Странно всё это
4 сентября
Старик Макарыч, сосед мой по коммуналке, совсем из ума выжил, несёт какой-то бред. Мария смотрит на меня как-то недобро, на кухне стояла, картошку чистила. Я увидел, КАК ОНА ДЕРЖИТ НОЖ, мне стало не по себе…
На улице увидел, как один гражданин, с виду рабочий, ударил киркой какого-то бедолагу. Жуть, У НЕГО ВЫЛЕЗЛИ НАРУЖУ МОЗГИ! Всё, хватит. Теперь я не выхожу из дома без отцовского «Нагана».
6 сентября
Чекисты сегодня проводили обыск. Как в старом тридцать седьмом. Володю Семеньшина, крепкого мужика, жену, троих детей застрелили, прям тут же. Я понял: пора линять. Вылетел из комнаты, на ходу выпалил в крайнего чекиста из «Нагана» и сиганул в окно: благо 2 этаж. Слегка задело в руку, но это царапина. Хорошо хоть, мой угол последний, у окна, иначе я был бы покойником.
7 сентября
Зализываю раны. В городе действительно что-то странное творится. Он опустел, а по городу ходят…. ЭТО НЕ ЛЮДИ, У НИХ НЕТ ЛИЦА, Я ИХ ВИДЕЛ! КРАСНОАРМЕЙЦЫ-СКЕЛЕТЫ, ЛЕТАЮЩИЕ РАБОЧИЕ, ПОЖАРНИКИ…
Я убил ещё троих. Пожарник с красными глазами и массивным топором. Медсестра – женщина без лица, с голым черепом…. РАЗВЕ ЭТО ВОЗМОЖНО??? И рабочий, со свиной харей. Похоже, в городе всё изменилось. И меняться стало после этого эксперимента. Мне нужно сматываться отсюда, пока меня не нашли.
10 сентября
Нашёл машину. Ключ был в зажигании «Победы». Неплохо. Надо бы только найти лазейку из города. Почти все улицы перекрыты, а оставшиеся патрулируют красноармейцы. Неплохо, кстати, стреляют. Назавтра, утром, попытаюсь прорваться из их окружения.
11 сентября
Вырваться удалось, но я получил пулю в руку от красноармейцев. Больно, едва левой двигаю. Мне это кажется концом.
В «Нагане» осталась лишь одна пуля. Для себя. Сегодня мне внезапно начало казаться, что я слышу чьи-то голоса в голове. Быть может, я схожу с ума?
Вечером увидел на крыше большого здания пожар. По всей видимости, это здание театра. Мне нужно всё проверить там – вдруг там остались выжившие? Но я чувствую, что до театра слишком далеко, а я с такой раной не выдержу противостоять этим безумным тварям. Мне становится жутко на душе. Я чувствую, что я перестаю быть человеком, а становлюсь таким же, как и они. Единственное, что у меня осталось – это желание забрать с собой на тот свет как можно больше этих сволочей….
Дневник закончился. Он не внушил мне оптимизма. Я спрятал блокнот в вещмешок и подтянул ремни.
- Тогда нужно идти к театру. Если там был пожар, а владелец дневника не ошибся, там действительно мог остаться кто-то нормальный. Буду надеяться на это.
Прижимая к себе автомат, я последовал на следующую улицу. Театр был совсем рядом, и я спешил к нему как можно скорее. Пару раз я натыкался на патрули красноармейцев и прятался в нишах между зданиями. По счастью, эти упыри меня не заметили. Преодолев два квартала без особых приключений, я вышел, наконец, к театру. Это было большое величественное здание с массивными колоннами у главного входа. От крыши действительно вырывалась струя тёмного дыма: пожар был уже незначительным. Теперь оставалось за малым: проникнуть внутрь. Но через главный вход соваться было глупо: у входа маячили две вооружённых фигуры. Аккуратно пригнувшись за троллейбусами, поваленными деревьями, киоском, я миновал просматриваемый участоки очутился у левой стороны здания. Мне повезло: лестница вела вниз, по-видимому, в котельную. Быстро спустившись, я убедился, что дверь открыта и вошёл внутрь.
12. Театр
В котельной было тепло, и я понял, насколько похолодало на улице за эту ночь.Впереди послышался хруст засыпаемого в печку угля. Я остановился, подтянув к себе свой автомат, пока из-за печки не вышел парень в грязной майке, брезентовых штанах и берцах, сжимая в руках совковую лопату. Надеясь, что в театре нет вооружённых огнестрельным оружием противников, я короткой очередью уложил кочегара наповал. Переступив через его труп, я вскинул ППШ, и прошёл к лестнице, ведущей наверх. Открыв дверь наверху, я очутился в коридоре театра.
Коридор был красиво украшен красной ковровой дорожкой. Стены украшены позолоченным вензелем с витиеватыми узорами. Внушительного вида канделябры с горевшими свечами. Красные занавески, важно подтянутые шелковыми лентами. Последний раз я был в этом театре ещё до войны. Он мне казался чем-то неземным, чем-то совсем далёким от обыденного советского быта.
Всё бы выглядело таким же, как и моё счастливое воспоминание о театре, если бы не звук, доносившийся, по-видимому, из зала. Это были звуки скрипки, но мелодия, издаваемая ей, была неправильной, какой-то жутковатой, от которой кровь стыла в жилах. Складывалось такое чувство, будто кто-то умеющий играть на скрипке просто-напросто забыл правильную последовательность нот и играл невпопад. К скрипке присоединились ещё более тяжёлые струнные инструменты. Симфония стала ещё более устрашающей.
- Значит, театр не такой уж и заброшенный. Стоит быть начеку.
Я поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Обстановка была такая же спокойная, как и на первом этаже. Осмотрев коридор, я подошёл к дверям, судя по всему выходящим на верхнюю ложу зала. Они были заперты. Пройдя дальше, я вступил в широкое помещение, представляющую собой красиво отделанный балкон. Другое крыло театра было на расстоянии шести мраморных колонн с каждой стороны балкона. Внизу, судя по всему, был вестибюль. Едва я только вступил на балкон, как раздался яростный крик. Бросившись к балкону, я увидел, как внизу суетятся около шести пожарных. Один что-то кричал, указывая на меня пальцем.
- О, чёрт! Начинается….
Но беда не приходит одна. Раздался выстрел, и я отпрянул: пуля из казённого «Маузера» высекла кусок бетона от балкона. Схватившись за ППШ,я спрятался за колонну. Чекист стал палить прямо по ней, как сумасшедший. Вернее, он и был сумасшедшим, но в данном случае, это было мне только на руку. Отсчитав восемь патронов, я выскочил из укрытия и полил длинной очередью место между колоннами, откуда в меня палил чекист. Пули достигли цели, и тот, покачнувшись, свалился вниз с балкона.
Тем временем, пожарники уже поднялись по лестнице и приближались ко мне, с яростью потрясая пожарными топорами. Расстреляв в упор двоих, я услыхал сухой щелчок – патроны кончились совсем не вовремя. Я увернулся от бокового удара топором. Раздался короткий звон: топор пожарного застрял в колонне. Тем временем второй пожарный бросился на меня. Я успел подставить автомат под его топор, но враг оказался намного крепче, и я выронил ППШ. Карабин был тут же, за спиной, но чтобы достать его, требовалось время. Тем временем пожарники наседали. Передо мной уже было двое. Увернувшись от очередного удара, я бросился назад. На ходу стащил со спины СКС, и тут же получил мощный толчок топором в спину. Уже в падении перевернулся на спину, свалилсяи выстрелил в нависавшего надо мной пожарника. Безумец выронил топор, схватившись за простреленную руку, а я, не думая, открыл огонь по неприятелю. Задержки патронов в карабине не наблюдалось: он послушно выдал 6 патронов без осечек, уложив наповал двоих врагов. Третий поспел очень скоро, но я уже был на ногах и был готов его встретить. Громкий выстрел прозвучал как-то слишком оглушающе, оставив в сером и безжизненном черепе пожарника аккуратное пулевое отверстие в центре лба.
Вытерев пот с собственного лба, я вытащил магазин, достал из кармана запасные патроны, снарядил карабин свежими зарядами и, закончив, вернул магазин на место. Больше пожарников в зоневидимости я не наблюдал. Тут я услышал какой-то стук, доносившийся из противоположного выхода к баллюстраде. Вскинув СКС, я прошёл туда. В коридоре была одна единственная дверь, и она была заперта. Внезапно с той стороны двери кто-то постучал, а затем послышался глухой голос:
- Эй, там есть кто живой?
Я изумлённо ринулся к двери. Подёргав ручку, я понял, что она заперта. С другой стороны раздался возглас:
- Эй, кто там? Мне нужна помощь.
Я обрадовался. Здесь всё-таки был ещё кто-то живой и нормальный. И в данный момент, он нуждался в моей помощи.
Я постучал в ответ и произнёс:
- Ты что там делаешь?
Голос в один момент и обрадовалсяи опечалился:
- Я оказался закрыт на лестнице, ведущей на крышу. Хорошо, что вы здесь. Я думал, что я здесь один, среди этих чудовищ.
Голос человека за дверью был мужским, но каким-то слишком высоким.
- Подросток? Нет, маловероятно. Да и что мальчику делать в таком мест?
- Ты знаешь, где ключ от чердака? – прервал я его разглагольствования.
Голос за дверью думал с минуту, а потом выдал:
- Был у вахтёра, а ещё у товарища Мазина, нашего администратора.
- И где мне теперь его искать?
- Не знаю, может, он был на сцене.
Я задумался. Стоит ли идти на сцену, откуда играла безумная симфония? Это было рискованным делом, но, с другой стороны, если подумать, я рисковал своей жизнью за последние трое суток регулярно. Тем более, я хотел бы снова увидеть нормальное человеческое лицо и спутника в моём рискованном задании. Пусть он и подросток и ещё не умеет стрелять, но я его научу и покажу. В крайнем случае, буду защищать, а компания с нормальным человеком уже само по себе является поводом для защиты.
- Подожди здесь немного, - пообещал я, - Я скоро вернусь и выпущу тебя!
- Только поскорее, ладно? – донёсся в ответ голос за дверью.
Вернувшисьна балкон, я поднял ППШ с пола, отсоединил диск, проверив боезапас. Патронов оказалось негусто, поэтому снял с плеч вещмешок, достал новый диск, присоединил его к автомату и оттянул затвор.
- Дело за малым, теперь осталось зайти на сцену.
Напротив запертой двери на крышу была ещё одна круговая лестница. Я держал наготове автомат, а карабин повесил за спину. Внизу располагался ещё один коридор, а в нём – две двери. Дверь с витриной и позолоченной широкой ручкой прямо вела, судя по всему, в вестибюль. Отворив дверь справа, я очутился ещё в одном узком коридоре. Судя по всему, это были помещения для актёров. Зайдя в одну из дверей, я обнаружил, что это гримёрка для актёров. Большое зеркало в стене напротив отразило мой безумный профиль: небритый, с перебинтованной головой и рукой, с автоматом наперевес, в оборванной и грязной форме.
- Да уж, после скитаний по катакомбам и подвалам мою форму придётся приводить в порядок очень долго.
В гримёрке не было ничего интересного: пара плакатов с прошедших спектаклей, распахнутый настежь шкаф со сценическими костюмами, разбросанные и завявшие букеты цветов. На одной из столиков перед небольшой ширмой я нашёл короткую записку:
«Мазин опять на сцене устроил разнос, почему ты, Игорь, не пришёл на очередную репетицию? Я понимаю, ты нашёл даму сердца, но всё же.… Имей совесть!»
Скомкав записку и бросив её на столик, я перехватил поудобнее автомат и вышел из гримёрки. Последние двойные двери направо вели в помещение за сценой. Звук симфонического оркестра стал просто невыносим. В голове началась ужасная вибрация, такая, что я едва не потерял сознание, упав на колени. В голове прошелестел тихий голос:
- Володя, ты убийца! Ты думаешь, что сможешь что-то изменить?
Вдруг внезапно, оркестр перестал играть, и я очнулся. Я поднялся на ноги, оглядываясь вокруг. Никого рядом не было.
- Кто тогда мне это сказал?
Пришло странное чувство того, что за мной кто-то наблюдает. Я встал и направился вдоль каких-то разваленных декораций. Впереди был помост с тремя ступеньками наверх. Я услышал чей-то громкий сдавленный голос, доносившийся со сцены:
- После Великой Октябрьской Революции мы очистили нашу Родину от таких ублюдков и империалистов, как вы. Колчаковцы, деникинцы, чехи – все вы мечтаете уничтожить нас, и жить за счёт бедного крестьянства.
Я выглянул из-за огромной занавески на сцену. Спиной ко мне стояли четыре красноармейца с винтовками наперевес. Слева от них стоял столб, на котором висел человекв белом парадном мундире. Полный мужчина средних лет с повязкой на глазах. Он явно пытался вырваться, но верёвки, стягивающие его вокруг столба, держали его крепко.
- Что они собираются с ним делать?
Тем временем, хриплый голос продолжал:
- Вы полагаетесь на буржуев-бизнесменов из США или этим империалистам из Франции и Англии. Не думаете ли вы, что они спасут ваше положение на фронте?
В ответ связанный лишь прокричал:
- Ненатурально, товарищи, не верю! Нет реализма, прибавить грубости в тоне! И где опять этот Матвеев?
- Ваше последнее слово, генерал, - пробасил неизвестный и тут же раздался жуткий треск помех.
- Это запись! Они используют в своём спектакле репродуктор. Что за чертовщина?
- Давайте к сцене расстрела, - крикнул связанный.
Я схватился за автомат, прицелился в ближайшего красноармейца. Я понимал, что сейчас будет, но мешкал с выстрелом.
- Во- первых, я не смогу справится с ними с четырьмя сразу. Во-вторых, этот связанный может оказаться таким же безумцем, как и они.
Но тут я увидел, как на груди связанного висел какой-то мелкий но длинный предмет. Ключ! Наверняка, от двери, ведущей на крышу. Тем временем из репродуктора послышался вопль:
- Взбесившихся собак я требую расстрелять!!!!
Красноармейцы вскинули к плечу свои винтовки и дали залп по расстрельному столбу. Мужчина обмяк и повис на верёвках. В этот момент я выскочил на сцену и открыл длинную очередь навстречу противнику. Крайний левый красноармеец каким-то образом устоял, получив порцию пуль в бок. Слегка пригнувшись, он выставил вперёд свою «трёхлинейку». Теперь уж мой левый бок пронзила тупая боль, и я, выронив автомат, упал на пол. Красноармеец взмахнул винтовкой, намереваясь добить меня штыком, но я одним резким движением выхватил из-за пояса пистолет. ТТ выпустил две пули, которые вошли в череп моего противника. Перекатившись, я услышал выстрел, но вовремя приподнявшись и, вытащив из-за спины карабин, прицелился. Единственный оставшийся в живых красноармеец передернул затвор «трёхлинейки» и уже прицеливался. Мой выстрел оказался первым:пуля вошла в грудь красноармейцу, и он не смог ответить мне выстрелом. Вторая пуля уложила противника наповал и он медленно рухнул на сцену, показывая поистине театральную смерть.