Только здесь, на небольшой, но всё-таки городской улице я осознал, насколько далеко зашла неизвестная трагедия, превратившая советских людей в обезумевших существ. С правой стороны подворотнивалялись обломки решётки и каких-то деревянных досок: вероятно, сломали чей-то балкон. В трёх метрах стояла разорённая телефонная будка с выбитыми стёклами. На другой стороне улицы стояла брошенная машина – чёрный седан ЗИС М-14, с выломанным левым боковым зеркалом. Чуть поодаль стоял маленький, серый «Москвич 402» с потрескавшимся лобовым стеклом. Слева от машины я заприметил круглую тумбу для объявлений и афиш. К ней сравнительно недавно был прикреплён небольшой плакат с наскоро нацарапанным красной краской объявлением:
«Внимание! В связи с вводом чрезвычайного положения в городе, с 21 часа объявлен комендантский час! Все его нарушители будут наказаны на месте!»
- Наказаны на месте? Что это значит?
Мне стало не по себе. Город был почти на военном положении. Связано ли это с тем, что происходит? У меня было чересчур много вопросов, и мне стоило найти кого-нибудь, кто должен мне их дать. Я зашагал по улице вперёд, поравнялся с «Москвичом» и принял вправо – улица сворачивала в сторону. На пути моём поперёк дороги стояла сломанная «Победа», а за ней я внезапно увидел двоих красноармейцев. Они не спеша прогуливались метрах в двадцати от меня. Когда они обернулись, я с отвращением заметил, что лица у них такие же страшные, как и у первого встреченного мной супостата в такой же форме. Я притаился за машиной и наблюдал. Вдруг из подворотни справа вылез мужчина в рабочей тужурке. Он едва держался на ногах, а язык его нёс какую-то чушь. Исходяиз того, что он бормотал и взгляда на его свиную физиономию, я не стал сомневаться в том, что он ненормальный. Похоже, этот рабочий был пьян.
Красноармейцы застыли всего на секунду, заметив рабочего, а затем резво помчались к нему. Короткий удар приклада – и рабочий уже валялся на земле, грязно ругаясь. Красноармейцы пустили в ход штыки на своих «трёхлинейках» и с яростью закололи безоружного рабочего.
- Зачем они его? Ах, ну да, нарушил комендантский час.
Понимая, что я тоже нарушаю комендантский час и что тоже могу погибнуть под ударами штыков винтовок, я аккуратно стал перебираться от укрытия к укрытию, пока красноармейцы возились с трупом рабочего. Пробираясь по улице под укрытием сельского фургона, я заметил открытые ворота в левую подворотню.
- Отлично! Здесь я могу пройти дальше!
Аккуратно привстав, я помчался к воротам. Вдруг позади меня раздался сухой треск выстрела, и ворота передо мной заходили ходуном – похоже, пуля угодила в решётку. Я впрыгнул в подворотню, крепко сжав «Маузер». Подворотня вела к очередным дворам, где я надеялся спрятаться. Обернувшись, я увидел мрачный силуэт красноармейца перед воротами, дважды выстрелил в него и, не сбавляя скорости, помчался в глубину двора. Серые пятиэтажные коробки обступили со всех сторон, ни одна парадная не была открыта. Удача улыбнулась лишь в дальнем углу двора. Как я узнал, со двора не было других ворот, выходящих на улицу. Единственная открытая парадная оказалась в доме, имеющим два выхода. Выйти на другую улицу можно было, миновав лестничную площадку, пройти по коридору, между почтовыми ящиками, и выйти через дверь в самом конце. Но я вскочил на лестничную площадку, поднялся по крутой лестнице на 2 этаж и у дверей запертой квартиры присел.В пистолете остался всего один патрон.
- Для себя!
Я услышал, как внизу загрохотали казённые сапоги: красноармеец помчался вперёд, к улице. Я спокойно вздохнул, более того, заметил, что он помчался за мной один: видимо его товарищ остался патрулировать улицу.
- Откуда они взялись? Почему одеты в довоенную, ещё доиндустриальную форму?
Встав перед дверью, я почувствовал, что к двери прикреплён листок, вырванный из школьной тетрадки. Взяв его в руки, я прочёл записку, написанную каллиграфическим почерком.
«Люда, ключи от квартиры я оставила дворнику в твоём доме. Володя до сих пор работает сверхурочно на заводе. Его не отпускают, говорят, что это связано с чрезвычайным положением и выработкой сверх норм. А я завтра собираюсь в колхоз на картошку, вернусь в воскресенье вечером. Таня».
Прочитав записку, я свернул её и положил под дверь. Теперь стоило узнать, в каком районе я нахожусь и далеко ли от горсовета. Горсовет был в центре, а я, похоже, находился на окраине, но куда именно идти, чтобы не потеряться – это мне ещё предстояло выяснить. Но идти было проблематично, если кругом были выставлены патрули из красноармейцев, а у меня осталась последняя пуля в пистолете. Опираясь на полуразрушенные перила, я глянул вниз. Если красноармеец вернётся, он обязательно пройдёт внизу. Стоило оглушить или ударить его чем-либо, чтобы завладеть его винтовкой. Оглядываясь в поисках чего-либо тяжёлого, я заметил мешок с остатками цемента у второй двери, перед лестницей на третий этаж. По всей видимости, он остался здесь после ремонта. Он был довольно увесистый и мог при желании быть хорошим средством, чтобы оглушить кого-либо. Схватив его, я подтащил его к перилам. Внезапно, внизу послышались шаги.
- Красноармеец возвращается.
Я увидел, как внизу перед площадкой остановился патрульный красноармеец. Похоже, он изучал лестничную площадку, раздумывая, не подняться ли ему наверх и найти меня здесь. Ожидание было смерти подобно, и я сбросил мешок на голову красноармейцу. Удар получился внушительным: 25 килограммов цемента сокрушительно подействовали на противника, и он рухнул на лестничную клетку спиной вперёд.
Заткнув «Маузер» за спину, я спустился на первый этаж и присел перед телом красноармейца. Похоже, удар был столь внушительный, что ему сломало шею. Перевернув его на спину, я вытащил нужную мне винтовку Мосина. Она никак не повредилась при падении мешка, даже игольчатый штык, который, как я помнил, часто ломался о твёрдые поверхности, был целым.Стараясь не смотреть на его ужасный череп, я пошарил по его карманам, в поисках запасных патронов, но их не оказалось. Не унывая, тем не менее, я присел на нижнюю ступеньку и передернул затвор «трёхлинейки». Патронов оказалось всего три, но это было лучше, чем ничего.
- В любом случае их стоит экономить.
Вложив вновь патроны в винтовку, я повесил её на плечо и, переступив через тело красноармейца, вышел на улицу. Она была шире, чем та, на которой я видел патрульных красноармейцев. Справа от меня стоял разбитый грузовик ЗИЛ, с откинутым бортом. Далее – обломки бетона, куски шифера с крыши. На асфальте лежали тонкие, извивающиеся, как змеи, куски проводов.Улицу уныло освещал один единственный фонарь.
Я прошёл вперёд и обернулся. На каком-нибудь здании должно было быть написано название улицы и номер дома. Нужна была хоть какая-нибудь отправная точка, с которой можно было проложить маршрут к горсовету. Но, увы, пока я не мог найти ни одной вывески. Поравнявшись со следующим зданием, я внезапно услышал шипение громкоговорителя, а затем где-то, в глубине улиц раздалась прерывистая мелодия марша «Прощание Славянки». Она то утихала, то вновь гремела.
- Что там? Может, просто громкоговоритель испортился?
Я решил не спешить. Впереди могло быть что угодно. На всякий случай, я снял винтовку с плеча и сбавил шаг. Кругом царила разруха и безжизненность. В памяти всплыли военные годы, разрушенный Ржев в 42-ом. Не думал я, что ещё когда-нибудь увижу подобное. Справа от себя я увидел газетный стенд.
- Может быть, есть что-нибудь об этой эпидемии в газетах?
На стенде висела местная газета «Правда» датированная 31 августа 1949 года.
«ПАРАД В ЧЕСТЬ КРАСНОГО ДНЯ ГОРОДА»
«Завтра, 1 сентября 1949 года, на Октябрьской площади состоится юбилейный парад в честь 30-летней годовщины освобождения нашего города от империалистов и установления Советской власти. Для проведения парада было отобрано 500 молодых юношей, которые будут одеты в форму бойцов Красной Армии того времени. Многие из них осенью этого года пополнят ряды Советской Армии в результате очередного призыва на военную службу»…
- Вот, значит, оно что. Это объясняет, откуда по городу ходят красноармейцы. Значит, они не имеют боевого опыта, но всё же не стоит их недооценивать. Всё-таки они вооружены «трёхлинейками», уж посерьёзнее, чем те же чекисты или рабочие.
Оторвавшись от стенда, я направился вперёд. На углу следующего дома я, наконец, заметил вывеску: «Улица Рабочая, дом 16».Я понял, что нахожусь достаточно далеко отОктябрьской площади,где находилось здание Горсовета, а заодно и проводился парад.
- Нужно найти место, где я могу отдохнуть и продумать свой дальнейший план действий.
Завернув за угол, я внезапно столкнулся нос к носу с очередным красноармейцем. Тот безмолвно нацелил свою винтовку на меня, но я, издав победный клич, ринулся на него со штыком наперевес. Штык легко проткнул грубую шинель. Я прижал его к стенке и надавил на штык изо всех сил. Но противник, резко опустив руки, сломал штык и ударил меня прикладом в висок. Я упал перед ним на разбитый асфальт, сумев удержать в руках винтовку. Сломанный штык торчал из груди красноармейца, а из рваной раны сочилась бурая кровь.
- Ёлки зелёные, как же это он так?
Внезапно где-то из глубины улиц раздался громкий выстрел. Красноармеец повернул голову на звук, и эта короткая заминка спасла мне жизнь. Лёжа на спине, я резво прицелился в голову красноармейцу. Уж не думал я, что когда-то на линии моего огня окажутся советские солдаты. Но выбора сейчас не было. Либо они меня, либо я их. И я спустил курок. Прогрохотал выстрел – и голова красноармейца откинулась назад, забрызгав кровью стенку позади него. Вскочив на ноги, я потёр ушибленный висок и передернул затвор винтовки. Тем временем на соседней улице раздалось несколько громких выстрелов. Похоже, красноармейцы нашли серьёзного нарушителя комендантского часа – кого-то вроде меня.
- Может, поблизости есть ещё кто-то нормальный? Это стоит проверить, пока не стало поздно.
Подхватив винтовку красноармейца, я на бегу повесил её за спину и побежал на выстрелы. Перепрыгнув небольшую яму в бетоне, я начал вилять между разбитыми машинами и бетонными конструкциями, разорёнными телефонными будками, сломанными мусорными корзинами. Завернув на очередную улицу, я резко присел, потому что увидел противника.
Красноармейцев было шестеро. Они неспешно шли по улице, навострив уши и держа наготове свои винтовки. У правой стенки, прямо под строительными лесами, которые того и гляди развалятся, стоял приземистый мужчина в офицерской форме и фуражке. Лицо его было скрыто чёрным противогазом, по типу тех, что носили чекисты в больнице и колхозе.В руках он держал самозарядную винтовку Токарева: такую винтовку я часто видел не только у наших бойцов, но и некоторых егерских полков фрицев в ходе боёв в Восточной Польше. Винтовка сама по себе хорошая и стреляет быстрее Мосинки, но заклинивает, правда, часто. Исходя из всего того, что я увидел, я понял – он командует красноармейцами, и если не всеми, то, по крайней мере, отдельным их взводом.
- Не самая полезная сейчас встреча! Нужно уходить, я здесь не пройду!
Я был всего в нескольких метрах от их политрука. О том, чтобы помогать неизвестному союзнику не могло быть и речи.
- Вполне возможно, что это вовсе не был нормальный человек. Может пара припозднившихся рабочих. Прорываться сейчас через улицу – чистой воды самоубийство.
А «Прощание славянки» всё надрывисто звучало где-то далеко. Я стал потихоньку отступать, как вдруг услышал позади чей-то рёв.Обернувшись, увидел пожарника, который мчался ко мне, размахивая своим топором.
- Ёлки зелёные, как не вовремя-то!
Развернувшись на 180 градусов, я, быстро прицелившись, выпалил в пожарника. Пуля отбросила его, и он грохнулся на землю, со звоном выронив топор.
Политрук сразу же среагировал. Поднявшись, я увидел, как он коротко выкрикнул, указывая на меня своим бойцам. Хладнокровно передернув затвор, я прицелился в трос, поддерживающий леса над политруком.
- Большая ошибка, товарищ!
Раздался жуткий грохот. Политрук поднял голову и лишь успел увидеть, как на него рушатся строительные материалы. Спустя две секунды пыль рассеялась, и я увидел лишь руку, безвольно торчавшую из-под горы мусора. А рядом с ней – СВТ-40 политрука.
Красноармейцы несколько растерялись. Но потом, понимая, что должны убить нарушителя, как будто бы по команде подняли свои винтовки к плечу и прицелились.
Отбросив «трёхлинейку»,я кинулся к самозарядке, и тут загрохотали винтовки красноармейцев. Мне не раз случалось вместе со своими ребятами бежать под градом выстрелов на фронте. Пригнувшись, я подскочил к винтовке, схватил её и укрылся за горой строительных материалов. Красноармейцы выбрали откровенно неудачную тактику: все шестеро просто расходовали свои магазины впустую, паля из «трёхлинеек» и не давая мне высунуться. Но тут все шесть винтовок красноармейцев замолчали. Тогда я выкатился из укрытия и выстрелил из СВТ в ближайшего бойца, но промахнулся. Следующий выстрел оказался точнее: красноармеец согнулся от пули, попавшей ему ниже пояса. Тут СВТ сухо щёлкнула: как и следовало ожидать, заклинила. Бросившись бежать, я держал самозарядку на уровне груди, надеясь, что красноармейцы ещё не перезарядились. Но тут я услышал, как они пустились за мной в погоню: их казённые сапоги застучали по разбитому асфальту. Свернув на улицу, я обогнул брошенный грузовик с надписью на борту «ХЛЕБ» и увидел распахнутые ворота в какой-то двор.
- Скорее, скорее туда!
Едва не зацепившись винтовкой, находившейся за спиной, я перемахнул через решётку и помчался в подворотню. Зайдя за угол, я перевёл дух и, поставив СВТ-40 у стенки, вытащил из-за спины «трёхлинейку». Но, к счастью пронесло. Я вновь обманул красноармейцев, которые промчались дальше по улице.
- Ух, оторвался!
Вновь повесив «трёхлинейку» за спину, я взял в руки самозарядку и направился к небольшой постройке рядом с домом – похоже, это была дворницкая. Дверь была открыта, и я заглянул внутрь. Меня сразу встретил хозяин дворницкой – длиннобородый старик в фуражке с безумно огромными зелёными глазами. Но прежде чем он сумел открыть рот, я вырубил его ударом приклада СВТ, и он свалился на пол, повалив старую трухлявую табуретку. Прислонив самозарядку к столу, я открыл ящик стола, чтобы найти какой-нибудь план района или участков для уборки. Нужно было узнать, куда именно мне идти, чтобы найти горсовет. Но, я нашёлкое-что другое. В глубине я нащупал ключ.
- Ключ…
В памяти всплыла та записка Люде. Ключ от квартиры. Улыбнувшись, я взял его. Но вот план достать не удалось, а жаль. Выбравшись из дворницкой, не забыв при этом захватить СВТ, я направился к двери подъезда К счастью, подъездная дверь была открыта.Держа перед собой самозарядку, я был готов пустить в ход приклад, в случае чего. На первом этаже не было ничего интересного. Пусто и безжизненно. Второй этаж был всё такой же безжизненный и заброшенный. Вынув ключ из кармана, я попробовал егона дверях, но безрезультатно. Удача улыбнулась мне на третьем этаже. Ключ вошёл в замочную скважину легко и просто. Повернув два раза ключ, я открыл дверь и вошёл внутрь.
Квартира была пустой и мёртвой, почти как город. Исходя из того, что ключ лежал в дворницкой, я заключил, что Люда не возвращалась домой.Не хотелось даже думать где теперь она и что с ней. Захлопнув дверь, я закрыл её на ключ и прошёл в комнату.
Скромная комнатка. Круглый стол, на нём скатерть. Позади – буфет, в котором стоит чайный сервиз. Везде – толстый слой пыли. Мёртвая тишина. В полутьме я вижу на стене настенные часы-ходики, но они не идут. Время застыло на 7 часах. Рядом с окном – кровать с продавленным матрасом. Между столом и кроватью – один-единственный стул со спинкой.
Я положил свою СВТ-40 на стол, затем стащил со спины «трёхлинейку», поставил её к краю кровати и присел – в первый раз за этот день. Тем временем за окном раздалисьочередные выстрелы, чей-то сдавленный крик.