- Эти сволочи никак не уймутся!
Отдохнув, я встал и направился на кухню. Кухня была маленькая и почти пустая. Я нашёл немного крупы, соли, прогнившей картошки. Ни намёка на консервы или какой сухой паёк. Тем не менее, я нашёл в заначке полбуханки белого хлеба и небольшой кусок сала. Это и составило мой скромный ужин. Запив водой из трёхлитровой банки, стоящей на подоконнике, я вернулсяв комнату.
- Чтож, теперь можно заняться ранами и оружием.
Было слишком темно, чтобы что-то видеть, но я нашёл выход. На кухне я отыскал спички и оплавленный огарок свечи. В таких квартирах часто отключали электроэнергию, поэтому свечками пользовались время от времени. Делать все дела пришлось в ванной, иначе они могли увидеть мерцающий свет в окне. Я зажёг свечу и поставил её на полочку под зеркалом. Я увидел своё взволнованное лицо – уже второй раз за этот день. Левая щека вздулась от удара прикладом,но в остальном всё было хорошо. Я не заметил на своём лице того безумия, которое видел на лице каждого сумасшедшего. Это в какой-то мере успокаивало меня. Значит, я ещё не умер, я ещё сохранил рассудок. Я живой человек. Я был вновь на войне, но я твёрдо помнил, что один в поле – не воин. Мне нужно было добраться до горсовета, чтобы разобраться хотя бы в сложившейся ситуации.
Я развязал свою обтрепавшуюся повязку. Порез уже зарубцевался, покрылся грязной коркой. Уже не щипало, не болело. Вернувшись в комнату, я стащил с себя грязный китель и бросил на кровать. В тумбочке перед кроватью я нашёл аптечку и захватил её с собой. Вытащив из-за спины «Маузер», я подумал сначала оставить его на столе рядом с самозарядкой, но передумал и заткнул его за пояс. Вернувшись в ванную, я осмотрел своё ранение на левом предплечье, куда монтажник выстрелил гвоздём. Рана была глубокая, но тоже уже перестала кровоточить. Открыв аптечку и достав оттуда перекись, я обработал обе раны. Щипало знатно, но я старался н шуметь. Затем, достав бинт, я аккуратно перебинтовал оба ранения.
- Вот, кажется, и всё.
Вновь склонившись над умывальником, я думал. Куда дальше? Что мне делать? В войну было проще. На войне давали приказы, да и сам советский человек понимал, что нужно делать. Но что происходило сейчас? Я был один, против целого города, против хоть и безумных, но советских граждан. Совсем один, раненый и практически без оружия, без надежды на то, что я найду хоть кого-то, кто поможет мне.
Я вынул «Маузер» и положил в умывальник. Внутри оставался один патрон, всего один. Он мог бы положить конец всему, он мог стать лекарством от безумия на случай, если я стану таким же как они.
- Нет. Рано ещё сдаваться!
Отбросив дурные мысли, лезущие в голову, я разобрал пистолет, взял какую-то ветошь из-под ванны и прочистил каждую деталь.Конечно, желательно, чтобы было оружейное масло ищётка, но, к сожалению, пришлось довольствоваться малым. Я почистил пистолет насколько мог и, собрав его, сходил за самозарядкой. Отсоединив магазин, я впервые посмотрел, сколько там патронов. Патрона оказалось три, и ещё один заклинил в самой винтовке. Резко оттянув затвор, я выбросил патрон из СВТ, подобрал в раковине, вставил в магазин. Разобрал ствол самозарядки. Да, чистка оставляла желать лучшего. Я много времени потратил, чтобы привести ствол в более-менее хороший вид. Тем не менее, коррозию на внутренней части устранить не удалось. Проверив боёк, возвратную пружину и почистив их как следует, я понял, что огарок вот-вот потухнет. Собрав СВТ-40, я быстро сходил за «трёхлинейкой». Мосинка была ещё в более ужасном виде, чем самозарядка. Оттянув затвор вниз, я вытащил целых пять патронов – полный магазин. Отлично. Затем я отсоединил штык, а винтовку положил в ванную. Снарядил в магазин к СВТ ещё пять патронов, благо патроны были одного калибра, вернул магазин на место, оттянул затвор, щёлкнул – патрон был в патроннике. 9 патронов в СВТ-40 и один в «Маузере». Негусто, но лучше, чем ничего. Кроме того, я отсоединил ремень и присобачил к самозарядке, чтобы было удобнее её носить. На этом огарок потух, и я вышел из ванной.
Нащупавв темноте матрас кровати, я разулся и лёг, прижав к себе СВТ, как любимую дивчину. Да уж, страшную ночь мне предстоит пережить. «Прощание славянки» уже умолк – по-видимому, громкоговоритель окончательно умер. Я слышал громкие шаги красноармейцев, патрулирующих улицу. Послышался громкий лай – к ним присоединились безумные собаки. Время от времени вдали раздавались выстрелы. Я долго не мог уснуть.
- Они не найдут меня здесь, если только я не буду шуметь! Дверь закрыта, а нюха на меня у них нет.
Голова болела нещадно. Я не знаю, сколько времени я провёл, слушая ночной кошмар, творившийся снаружи, и сам не заметил, как уснул.
***
Шеренга мальчиков передо мной потихоньку уменьшалась. Все мы были одинаковыми: одинаковые майки и шорты, одинаковые мягкие башмаки для спорта. Двор позади школы наполнен криками ребят из моего класса. Девочки в гимнастических трико крутят обручи в сторонке, а грозного вида Панас Иванович – наш физруководитель, считает подтягивания. У нас все подтягиваются по 10-15 раз, и он доволен. Но тут очередь доходит до меня. Я смотрю на железную перекладину, возвышающуюся надо мной. Грозный голос Панаса Ивановича «К снаряду!» Я прыгаю, нелепо подняв руки, но ухватиться не смог. Опять прыгаю и снова не могу ухватиться.
Мои одноклассники начинают смеяться, показывать на меня пальцем. Панас Иванович повышает голос, начинает говорить о том, какой я неполноценный и как я буду служить в армии. С помощью двух одноклассников и физруководителя, меня поднимают, и я, наконец, хватаюсь за перекладину. Все отходят, и я повис над землёй. Напрягаю все мышцы, пытаюсь тянуть своё тело вперёд, но всё тщетно. У меня слишком слабые руки. Чувствую, как пот идёт градом под моей майкой и тянусь изо всех сил. Слышу хохот всего двора и крик Панаса Ивановича, но не могу. Руки одеревенели, и я срываюсь с перекладины. Падаю вниз, на мягкое место.
- Иди, слабак, два! – разозлённо бросает Панас Иванович.
За всю школу я так и не научился подтягиваться. Я был слаб в плане физического развития, тем не менее, я преуспевал во всех науках. Я был бы круглым отличником, если бы не физкультура. Я не думал о том, что был слабее других. А одноклассники меня сторонились. Я был слишком страшным и непонятным для них. Кто знает, может быть, если бы они меня приняли таким, каким я был – то, кто знает, как сложилась моя судьба. Они не трогали меня, потому что чувствовали, как я опасен. Подобное проявляется у животных перед страхом пожара, например. Я это чувствовал и ощущал себя гораздо выше по эволюции, чем они. Биология, физика, химия – вот чем я увлёкся. Я понял, что с помощью этих наук можно сотворить такое, что идеализирует этот мир. С моими способностями и знаниями, я сделаю наш мир лучше, и в этом я был твёрдо уверен.
Закончилась школа, и я, будучи уже студентом, возвращался домой с занятий. Я проходил мимо двора, где у нас проходила физкультура, и остановился невзначай. Нахлынули детские воспоминания: крики и хохот моих одноклассников. Я посмотрел на турник, на перекладину, которая в школьные годы казалась мне недостижимой вершиной. Я напряг своё внимание на глупой железке – и она прогнулась вниз за пару секунд. Я добился своего. Я понял, что смогу достичь своей цели любой ценой. Надо лишь понять, как сотворить основу для преобразования.
7. Улица Ленина
Меня разбудил рёв мотора. Столь непривычный звук в мёртвом городе был словно команда «Подъём!» в казарме. Я вскочил, быстро обулся и подскочил к окну.
За окном осень трепала последние листья с чёрных, скрюченных ветвей деревьев. Утром улица выглядела более разорённой, чем вчера вечером.Разбитые фонари, разрытый бордюрный камень, брошенные, разорённые машины. И тут, мотор заревел совсем рядом. Под окном, набирая скорость, выехала «Победа» чёрного цвета и помчаласьнаправо. Навстречу ей уже спешили два красноармейца с винтовками наперевес.
- Это один из выживших!
Я окончательно понял, что водитель был нормальным, когда «Победа» внезапно свернула в распахнутую подворотню, чтобы избежать с красноармейцами столкновения. Солдаты неуклюже побежали вслед за машиной в переулок, паля из своих «трёхлинеек».
- Удачи тебе, товарищ! Надеюсь, мы встретимся и оба сможем остаться в живых, чтобы помочь друг другу!
Быстро надев китель, я застегнул все пуговицы, захватилсо стола «Маузер», примостил за ремнём штык от «трёхлинейки», не забыл про СВТ-40 и наскоро выскочил из квартиры.
На улице было ещё холоднее, чем вчера. В дворницкой я никого не обнаружил.
- Странно, куда делся дворник, которого я вчера оглушил?
Выбравшись из подворотни, я огляделся. Красноармейцев поблизости не было видно: по всей видимости, незнакомец на «Победе» отвлёк всё внимание патрулей на себя. Пройдя мимо разваленных лесов и отметив, что политрука так и не удосужились откопать из-под обломков,я держал наготове самозарядку: вдруг, они выкинут какой-нибудь сюрприз. Я шёл туда,где вчера видел шестерых красноармейцев.
- Пока что туда! Вполне возможно, мне попадётся какой-нибудь более нормальный ориентир!
Пока я шёл, я не увидел совсем никого. Складывалось такое чувство, будто все жители эвакуировались вместе с патрулирующими их красноармейцами.
- Что произошло? Даже этих безумцев я не вижу!
Улица вскоре привела меня к станции метро. К сожалению, решётка в подземный переход была закрыта. Зато над переходом висела схема с указанием станций. Станция называлась «Пролетарская»,а через две станции, если идти направо, значилась «Октябрьская», где как раз и находился Горсовет.
- Отлично! Значит, мне надо направо.
Направо была широкая улица, шириной в несколько полос. На большом эркерном здании справа я заметил указатель «Улица Ленина 12». Я обрадовался. Это была самая длинная и, можно сказать, главная улица нашего города. В нашу пору принято в любом советском городе, неважно, большой онили маленький, давать имя вождя пролетариата одной из самых главных улиц города. Не обошёл этой традиции и наш прекрасный город. Я с удивлением смотрел на некогда самую оживлённую улицу города. Даже вечером здесь не утихала жизнь. Фургоны с продуктами развозили хлеб, молочную продукцию, овощи по магазинам; трамваи развозили граждан, не имеющих своей машины на службу, приветливые милиционеры следили за порядком и регулировали движение. Но теперь было страшно видеть подобную картину опустошённости. Я начинал терять веру в то, что я ничего не найду в Горсовете.
- Буду надеяться, что я заблуждаюсь.
На улице Ленина, хоть и широкой, передвигаться было очень тяжело. Проходы между машинами были достаточно узкими, поэтому я взял в руки самозарядку и держал как можно ближе к себе. Было немного странным, что ни одного безумца я так до сих пор и не встретил. Поплутав между машинами, я вышел, наконец, к открытому участку улицы.Передо мной стоял разбитый троллейбус, задними колёсами проваливающийся под асфальт. Подойдя ближе, я увидел, что улицу пересекает огромная пропасть, глубиной несколько десятков метров. Подойдя к краю обрыва, я глянул вниз. На самом дне пропасти лежал разбитый представительский седан ЗИС М-14, разбитые фонари и обломки бордюра.
- Как же мне перебраться на другую сторону?
До противоположного края пропасти было метров семь, поэтому прыгать не было и речи. Пройти по дну? Нет, это было слишком опасно.
Внезапно, со стороны троллейбуса раздался жуткий металлический лязг. Я резко обернулся к троллейбусу, но никого не увидел.
- Пора линять!
Внезапно в троллейбусе возникло какое-то движение. Я прицелился из СВТ-40 и выпалил в тёмную фигуру, возникшую в салоне. Стекло троллейбуса лопнуло, и я увидел красноармейца, выставившего вперёд свою «трёхлинейку».Но справиться с ним мне не пришлось. Я сумел выстрелить ещё два раза, прежде чем троллейбус с жутким грохотом свалился вниз . Я перевёл дух, и побежал к краю пропасти, сжимая СВТ. На дне пропасти я увидел искорёженный перевёрнутый троллейбус.
- Вряд ли красноармеец смог выжить после такого падения.
Отойдя от пропасти, я услышал какой-то шелестящий звук. Он всё нарастал и становился более ощутимым.Я поднял голову вверх и увидел, как от серых зданий отделились какие-то неизвестные существа, похожие на огромных стрекоз.
- Ёлки зелёные, а это ещё что за чертовщина?
Я понял, что нужно спрятаться, пока эти существа меня не обнаружили, и помчался к зданию с высокой лестницей, стоящему с левой стороны улицы. Спрятавшись в тени высоких ступенек, я, не отпуская пальца со спускового крючка, следил за непонятными монстрами. Вот они опустились настолько, чтобы я их смог подробно разглядеть. Это были монтажники со строительными пистолетами, вроде тех, которые нападали на меня на сталелитейном заводе. Только на них были закреплены такие же летающие конструкции, как на сталеваре. Пролетев над пропастью несколько раз, монтажники поднялись в воздух и скрылись наверху.
- Они слышали выстрелы и то, как троллейбус упал. Решили проверить и поэтому летали здесь.
Переждав для верности несколько минут, я вышел из укрытия и увидел,что тротуар на улице оказался целым, и по нему можно было миновать пропасть. Тротуар был очень узким, так что стоило быть очень осторожным. Повесив на плечо самозарядку, я миновал пропасть, и заметил, что дальше улица выглядела как будто уже. Дома серыми стенами обступили улицу, от чего казалось, что резко потемнело. Впрочем, это продолжалось не так долго – впереди я заметил, что улица вновь расширялась.
Я решил не сворачивать с тротуара, а идти по нему, благо препятствий на нём оказалось не так много. Мои настороженные шаги звучали в этой части улицы как будто громче.Вдруг я вновь услышал стрекот крыльев позади.
- Они возвращаются!
Я ускорил шаг, затем перешёл на бег. Хлопанье лопастей было совсем рядом, и я понял, что мне не скрыться от своих преследователей.На бегу сорвал с плеча СВТ-40 и схватил её за цевьё. Но тут я выбежал на открытое пространство и нырнул в щель между покорёженным кузовом грузовика и разбитой телефонной будкой. В ту же секунду я услышал стрекот «крыльев» совсем рядом. Монтажники покружили немного вокруг и скрылись за высотным зданием.
- И в этот раз обошлось! Невероятно!
Переведя дух, я огляделся. Это было небольшое дорожное кольцо, внутри которого был вход в станцию метро. Величественные здания, в которых жить было престижно, стояли здесь. На первом этаже здания напротив гордо значилась вывеска «ГАСТРОНОМ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ», но выглядела обветшалой и пыльной.
Я облокотился на автомат с газированной водой и заметил, что к автомату приклеен какой-то листок. Сорвав его, я прочёл:
«Вчера после смены вышел со станции и сразу пошёл к автомату с газированной водой, так как сильно мучала жажда. После первого стакана, я внезапно ощутил прилив сил и стойкое желание работать дальше. Странно, не правда ли? Но, думаю, я просто долго нуждался в глотке жидкости»….
Вытащив монетку, я скормил её автомату, и, получив стакан газированной воды, залпом осушил его. Желания работать у меня не появилось, но прилив сил придало. Вновь повесив СВТ на плечо, я перешагнул через разбитый бордюрный камень и, посмотрев вверх, обомлел.
Над высотными зданиями в метрах ста от них возвышался огромный белый аэростат. Я вспомнил, как в войну такие аэростаты освещали московское небо во время налётов фрицев на столицу. Этот величественный аэростат неизвестно с какой целью парил в воздухе нашего города.
- Может, там кто-то есть?
Однако думать было некогда. Услышал визг тормозов совсем неподалёку, я помчался вперёд. Яростный лай я услышал совсем близко с собой и весьма удачно и вовремя выставил самозарядку перед собой. Огромная собака, чьи передняя и задняя части туловища были скреплены железной конструкцией, сбила меня с ног. Жуткие и острые, как гвозди зубы клацнули совсем рядом с моим горлом. Я попытался отбросить собаку от себя, но та со злостью вцепилась своими клыками за ствол СВТ.