– Послужишь общественно полезному делу.
– А ты от счастья не опухнешь, лохматый? – насмешливо осведомился Арсений. Самодовольный тон «хозяина подвала» раздражал.
– Тебе что, – Джек, напротив, понизил голос, – обломается? Или зазнался, новенький?
– Проси своих, ты ж тут типа главный, – Арсений решительно развернулся к выходу.
– Да половина в отключке после испытаний, другую не поймаешь! Если бы было кого, я б тебя вызвал, думаешь?! Мои видели, как ты испытания проходишь, столетняя бабка быстрей шевелится!
Арсений остановился посреди лестницы. Медленно обернулся.
– Ты вот что щас сказал?..
– А что, ещё и со слухом проблемы?
Арсений спустился обратно. Прищурился.
– Я пройду комнату быстрей тебя. Спорим?
Подпольщик зло усмехнулся.
– Спорим.
Он вышел на середину комнаты.
– На что? – уточнил Арсений.
– Ты проигрываешь и проходишь комнату десять раз подряд.
– А если ты проиграешь?
– Я не проиграю.
– Нет уж, давай сразу условимся.
– Ладно. – Джек пошарил по карманам и продемонстрировал ему блестящий кругляш на цепочке. Подкинул в воздухе, поймал, сжав в кулаке. – Собрал на досуге. Намагниченный жетон. Засовываешь в торговый автомат, и можно вытянуть оттуда монеты. Выиграешь – отдам.
– По рукам.
Арсений проходил первым, про себя пряча ухмылку: где-то полчаса назад после поиска эфира он сам раскидал предметы по комнате и примерно помнил, что где лежит.
– Пятьдесят две секунды, – объявил Джек, следивший за таймером на двери. – Говорил же, старуха быстрей справится.
– Это мы ещё посмотрим.
Арсений сменил его на посту посередине лестницы, следить за отчётом времени.
Подпольщик выдернул листок со списком, хлопнул дверью, сбежал по ступенькам… Наблюдать за ним и сохранять невозмутимое выражение лица было куда как трудно. Хромой… или теперь ни черта не хромой уже, носился по подвалу как мини-ракета, скидывая найденные предметы на ящик. Даже запиханный между ящиков половник нашёл, затормозив разве что на секунду. На таймере было только 3:57, то есть, прошло чуть больше тридцати секунд, а Джек уже, запрыгнув на табурет, тянулся к апельсину на верхней полке, последнему предмету из списка. В тишине раздался оглушительный щелчок, и подпольщик взвыл, даже не падая, а как будто скатываясь с табурета.
– Грёбаная мышеловка!!! – заорал на весь подвал, дёргая ловушку, намертво схватившую два пальца на правой руке.
– Подожди, – Арсений попытался отцепить от него мышеловку, но затвор заклинило.
– Да отцепись ты!..
– Вот чёрт, испытание же…
Пришлось прыгать за апельсином. Сняв бутафорский фрукт со стеллажа, кинул его на ящик к остальным. Дверь с лёгким щелчком разблокировалась. Джек как-то сумел освободиться от мышеловки и швырнул разряженную ловушку в угол к груде разнородного хлама.
– Ладно, забей, нечестно получилось, – раздражённо бросил Арсений, заново перематывая руку.
– Всё честно, – подпольщик ответил ему злобным прищуром. – Угодить в ловушку явно не признак профессионализма. – Он не пострадавшей рукой кинул новенькому обещанный жетон. – Он твой, как договаривались.
Арсений поймал блестяшку.
– Да ладно. Тебе там комнату надо было пройти. От меня не убудет.
– Обойдусь. – Подпольщик уселся на ящик к нему спиной, принявшись перематывать пострадавшие пальцы.
– Как знаешь.
Дорога «домой» была какой-то чересчур длинной. Зевая, Арсений хотел уже открыть дверь своей комнаты, когда взгляд царапнул свеженаклеенный ярко-жёлтый стикер. «Когда сможешь…»
– Не смогу, – ответил недочитанной бумажке, закрывая дверь. – Ничего. – Бросил сумку и толстовку в угол, завалился на кровать. Закрыл глаза, откинув голову на подушке, и пробормотал, уже засыпая: – До обеда как минимум.
====== 25 августа ======
Арсения разбудил чей-то вопль с нижнего этажа.
Хоть полчаса прошло или нет…
Полминуты спустя он уже бежал по лестнице, натягивая толстовку – в коридорах особняка ночью было холодно. Спрыгнул с восьми последних ступенек; от его кроссовок при приземлении во все стороны разлетелись водяные брызги.
– Вот это… – Арсений оглядел коридор. Старый вытертый палас скрылся под тонким слоем воды, которая слабым, но всё же заметным течением мигрировала из глуби коридора к лестнице.
Кто-то брёл там, в темноте, громко хлюпая водой; с другой стороны коридора уже слышались голоса и стук дверей – обитатели особняка осознавали происходящее.
Арсений добрёл до двери ванной: вода пёрла оттуда, из щели между дверью и косяком. К этому времени сюда начали подтягиваться остальные.
– Трубу прорвало, – Дженни, высоко держа свечку, заглянула в проём из-за его спины. – Особняк очень старый…
– Я бы сказал, древний, – пробурчали сзади. – Дайте-ка, надо глянуть…
– Надо вентиль перекрыть в подвале, а не глядеть!
Через минуту поднялась суматоха. Таскали тазики, вёдра и тряпки, под руководством Дженни пятеро последователей скатывали вымокший палас, собравшаяся бригада «сантехников» решительно направилась в подвал искать тот самый главный вентиль, рьяный до подвигов подпольщик, лёжа в ледяной воде на одном боку, пытался просунуться под чугунную ванну и тряпкой заткнуть течь…
– Перестало хлестать! – рявкнул он радостно, поднимаясь. – Кажется, парни всё же воду перекрыли…
Только что пришедший на шум Джим приказал мокрому товарищу срочно идти переодеться.
Ещё часа три все дружно устраняли последствия потопа. Удивительно, но даже заядлые враги из противоположных фракций умудрялись работать рядом, забыв о перепалках. Кто помладше, ещё и втихаря брызгались друг в друга, какой-то молодой подпольщик додумался швырнуться в друга мокрой тряпкой, и, если бы не оплеуха, вовремя полученная от старшего товарища, уборка грозила перерасти в водяную потасовку.
Больше всех шума создавал Закери: сначала он в своих высоченных резиновых сапогах носился туда-сюда, поднимая тучи брызг – по просьбе Дженни таскал вёдра для сбора воды; потом было полез с героическим подпольщиком под ванну затыкать трубу, но был вовремя выловлен Джимом и отправлен собирать воду в коридоре. В разгар работы явился Джек с найденной трубой и инструментами и сказал, что через час вода в особняке снова будет.
К семи утра мокрые и продрогшие борцы за свободу мечтали только о горячем чае и сухой одежде.
Арсений тоже быстро сбегал до комнаты переодеться – пропускать раздачу чая не очень-то хотелось, – и поспешил на кухню. На первом этаже наткнулся на Зака. Мальчишка, стоя у окна, упорно ковырял край рамы между двумя досками отвёрткой.
– Чего это ты делаешь?
Зак резко обернулся, пряча отвёртку за спину.
– Не твоё дело, – насупился, искоса разглядывая чужака.
Арсений, игнорируя его взгляд, подошёл ближе, подставил к раме руку. Ладонь ощутила упругий поток холодного уличного воздуха. То ли рама сама по себе рассохлась, то ли Зак ковырял эту щель не первый день, но сквозило будь здоров. Студент ухватил пацана за ухо, оттаскивая в сторону. Подросток начал было вырываться, но Арсений его уже выпустил.
– Думай, что делаешь. Пока Кукловода могут забавлять твои ковыряния, но если ему надоест, ты вряд ли легко отделаешься.
Закери сердито фыркнул.
– Не твоё дело, я говорю…
– Не моё? Хорошо. Продолжай в том же духе. Если повезёт выжить, через год ты даже сможешь устроить в коридоре качественный сквозняк.
Зак не ответил, так и продолжал упорно смотреть в сторону.
Свернув за угол, Арсений услышал глухой хруст древесины, которую ковыряли отвёрткой.
На полпути к кухне его выловил замороченный мокрый подпольщик – попросил помочь ему найти разводной ключ, не то особняк будет сидеть без воды до обеда.
Ну почему всегда я? – Арсений с тоской подумал о тёплой кухне и горячем чае. Усмехнулся, мотая головой. – Или это предопределено кармически?
– Смотри, Кукловод оставил мне записку… – Дженни, хмурясь, продемонстрировала только что зашедшему на кухню Арсению знакомый листочек бумаги.
– Угу. – Плюхнуться на табурет, придвинуть к себе чашку. Понять, что чашка пустая и вообще не его. Кажется, импровизированный завтрак недавно закончился, и Дженни ещё не начала убирать посуду.
– Ой, прости… Тебя опять перехватили что-то искать, да? Зато вода теперь есть, и труба целая… Сейчас чай подогрею. Осталось немного овсянки, будешь?
– Угу…
Дженни в туманном далёко стучала посудой, рассказывая текущие новости: Джим прооперировал Алису за час до начала потопа, с ней всё в порядке, а вот Джек умудрился повредить два пальца на правой руке. Сломать не сломал, но вроде как трещины в костях заработал.
Перед носом сонного Арсения из ниоткуда появилась тарелка подостывшей овсянки и чашка чая. Девушка убрала грязную посуду со стола и присела на краешек стула.
– Я понимаю, что ты устал…
– Да ладно, выкладывай.
– Насчёт Кукловода… В записке был стих. Вот.
Дженни протянула ему листок. Разлинованный, тетрадный. На нём ровным, почти каллиграфическим почерком в столбик – несколько строк. Арсений даже проснулся.
Это каким может быть человек с таким почерком, интересно?
– Старец длинный и худой носит воду бородой?.. – прочитал невнимательно.
– И разноцветные сестрицы без водицы, – продолжила Дженни. – Детская загадка, краски и кисть. Другое дело, зачем Кукловоду было оставлять мне это… Я хотела посоветоваться с Джимом, но он занят.
– Может, маньяку порисовать захотелось? – вяло предположил Арсений, ковыряя ложкой овсянку и думая об идеальном почерке.
– Тогда при чём тут я? Нет. – Дженни склонилась над столом. – Помнишь, мы искали статуэтки? Мне кажется, Кукловод решил подсказать, какая следующая в коллекции.
– Художник, думаешь?
– Я плохо помню… – она покачала головой. – Понимаешь, в тринадцать лет я попала в аварию, и теперь… амнезия.
– А… ясно.
– И в этом доме я как будто бы… не вспоминаю пока, но чувствую, что вот-вот вспомню. Потому и хочу собрать статуэтки. Ну вот… – она потёрла лоб тыльной стороной ладони. – Кажется, статуэток было пять. Какие именно, я точно не знаю, а эта записка – хоть какая-то наводка. Не поищешь?
– Ладно, – Арсений пожал плечами, думая, что надо бы навестить ту темноволосую девочку, собирающую сувениры и игрушки. – Если что-то такое попадётся…
У себя в комнате он торопливо включил компьютер, ругнулся, вспомнив, что первый рисунок Кукловода не сохранил. Так было бы, с чего начать.
– Надо знать хоть примерно, каков ди-джей этого особнячного радио, – пробормотал в запале, кликами широкой кисти нанося цветные пятна на белый фон. – Что у нас есть… Исключительно вежливые интонации, постоянная ирония. Издёвка на каждом шагу. Аристократ… Ещё и маньяк. – Несколько тёмных пятен на сумрачно-сером фоне. – Нестандартный тип внешности. Сидит в особняке, так что на загар рассчитывать нечего… – белым, – бледный… Вряд ли толстый. Толстый аристократ? Да я разочаруюсь во всём сущем… – несколькими штрихами кисти потоньше обстановку, как на первом рисунке – кусок стенки, заколоченное досками окно. – Значит, типичный романтический герой – худой, бледный, в тёмном…
– Ты радуешь меня, Арсень, – холодно выдало радио после секундного хрипения, – я боялся, что ты умеешь запечатлевать реальность лишь посредством… фотоаппарата, – последнее слово было произнесено почти с издёвкой.
Не заскрипеть зубами от злости стоило немалых усилий. Арсений откинулся на спинку стула, запрокинув голову к потолку, но мышку не выпустил.
– Я вообще много чего умею. И какую ещё реальность-то? Я ж не знаю, как ты выглядишь. Могу что угодно пририсовать.
– Эта вакансия занята. Закери вполне справляется с пририсовыванием разных несвойственных людям частей тела к моим самопальным портретам. После чего не менее успешно упражняется на них в метании дротиков. Так что либо рисуй адекватно, либо пожинай лавры плагиатора.
– Ну хорошо, – согласился Арсений, возвращаясь к рисунку. – Положим, люди с таким остроумием редко бывают красивыми.
– Приведи пример, пожалуйста. На моей памяти люди с подобным остроумием обладали настолько разной внешностью, что я не заметил связи.
– По стандартным обывательским представлениям, – пояснил, нанося приблизительные контуры черт. – То есть, на журнальную обложку не потянешь, а вот на байроновского героя – вполне. Скорей всего, в толпе сразу обращаешь на себя внимание…
– Могу ли я считать это комплиментом? – Явно насмешливые интонации.
– Как знаешь. Для меня это констатация факта. – Арсений сменил цвет кисти с серого фонового на чёрный. – Против длинных волос возражений не будет?
– Смотря насколько. Всё же не стоит грешить против истины. Представь, что Джек немного оброс и причесался.
– На грани фантастики, но я постараюсь, – кивнул, пририсовывая своей «модели» требуемую длину волос.
– И светлее. Байрон или нет, но под канон «цвета воронова крыла в полуночном мраке» они не подходят. Скорее русые.
– Да? Прости, я действительно повёлся на стереотип. – Арсений, усмехнувшись, поменял цвет кисти на близкий к описанию. Программа давала какие-то тусклые, однообразные оттенки, но выбора-то всё равно не было. – Может, тогда в целом набросаешь словесный портрет? А то столько грехов против истины мне ни одна церковь не отпустит.
– О, да это почти провокация. Джек за этот портрет на тебя месяц бесплатно работать будет, – Кукловод было рассмеялся, но тут же взял себя в руки. – Нет. Не опишу. Ты забываешься, марионетка.
– Забылся, – осторожно согласился Арсений, сообразив, что перегнул палку. Нажал «закрыть», но на этот раз рисунок сохранил. – Придётся дорисовывать самому.
Радио, щёлкнув, оборвало связь. Кукловод решил поставить в разговоре точку.
Ну вот, только нашёл того, с кем адекватно поговорить можно…
Арсений сел прямее. Выпустил мышь.
– Адекватно? – еле слышно переспросил сам у себя. – Да это я тут свихиваюсь потихоньку, кажется.
Но дорисовать всё-таки хотелось, и сильно. День, два, месяц… Может, когда-нибудь портрет в воображении сложится – вместо фотографии.
Отключив связь, Джон забрался в компьютерное кресло с ногами.
Притянул к себе кружку ещё горячего чая – ради таких радостей жизни стоило покупать кипятильник, всё лучше, чем день на воде и сухом пайке.
Запотевшее окно избороздили поблескивающие дорожки капель.
Тишина. Кукловод как озверел, рвётся наружу. Вряд ли ему нравится, что Джон так разговаривает с марионетками. Теперь он взбешён, конечно…
После пары глотков горячего крепкого напитка стало легче. Наваждение как будто отступило.
Когда он в последний раз нормально спал?
На мониторе маленький двумерный Арсень отложил мышь и уставился в потолок.
На окно села птица. Любопытно наклонив голову, клюнула стекло и раскрыла рот в беззвучном чирике.
– Холодно? – Джон не узнал свой голос: немного хриплый и грустный. Кукловод так не говорил. – Ну прости, пустить не могу.
Птичка ещё раз чирикнула и улетела.
Обиделась, наверное.
Сегодня ему – впервые за… да чуть ли не за всю послетюремную жизнь довелось искренне смеяться. Звук собственного смеха оказался настолько чужим и непривычным, что захотелось прогнать того, кто забрался в его логово и изволил нарушить уединение Кукловода. А потом… будто очнулся.
Подумать только – он разговаривал с марионеткой. Нет, ему доводилось с ними разговаривать, редко; обычно этим занимался Кукловод. А он никогда не снисходил до беседы: только насмехался, или, в лучшем случае, подсказывал что-нибудь. Не беседовал. Нет.
А вот сегодня… Разговор. Или как иначе назвать этот пинг-понг малозначительными фразами?
Зябко…
Попытался дотянуться кончиками пальцев до пледа, расположившегося живописным комком на углу кровати. Не дотянулся. Более того, ещё немного, и облил бы чаем дорогостоящую аппаратуру. Вовремя спохватился – аппаратура отделалась лёгким испугом и брызгами на мониторе.
Махнуть бы рукой на этот плед, но очень уж замёрзли ноги.