Женщин в колонне мало, всего восемь, не считая меня. И все они кучкуются, им проще отбиваться. Меня в свою компанию не принимают, я уже пробовал затесаться. Обозвали «нелюдью» и послали подальше. Ко мне до этого дня мужики не подходили, но вот и настал черёд. Я уже много вариантов обдумал насчёт того, как буду обороняться. Насмотрелся на насильников и их жертв.
Бывало, что прижмут девушку, по неосторожности отошедшую от стайки своих товарок, и давай по очереди её иметь. Держат руки, ноги, голову. А главное — рот затыкают. Охране плевать, если только орать начнёшь, тогда вмешаются. А если очень не повезёт — посмотрят какое-то время, советы насильникам раздавать будут.
Казалось бы — все бывшие солдаты. Но получается, что они только сейчас в лагерь отправляются, и каждый больше месяца сидел ещё где-то. Не все насильники, но такая группа имеется, и никто с ними не связывается. Да и смотря на эти рожи, создаётся впечатление, что это обычный сброд, который на войну из тюрем понабрали. Может оно так и было, откуда мне знать. Аристократов тут в любом случае не видно, так что, ничего удивительного.
А самое паршивое что замечал — это когда главная у женщин, специально выгоняет провинившуюся. Не даёт идти со всеми. И вот тогда ей многих придётся обслужить, никто не поможет. Так что ночь эту мне не спать совсем, нужно следить. Если раньше ко мне боялись подходить, непонятно почему, то теперь все захотят «эльфятинки» отведать. Тем более такой строптивой. Видели, что обычная женщина, хоть и может сдачи дать. А в лагере, судя по рассказам, есть разделение на мужские и женские бараки, там должно быть проще. Я, во всяком случае, надеюсь на это.
«Главное дотянуть, а там прорвёмся, ты только не унывай, как папка твой. Или мамка, тут смотря с какой стороны смотреть.» — снова глажу живот, морщусь, поправляюсь: — «Папка — это я про себя, а не про урода-насильника.»
— Ой деби-и-ил. — шепчу под нос. — Мне реально мозги отбило.
С чего вдруг все эти нежности, сопли, и прочая ерунда? Какой-то удар по мозгам мне эта беременность нанесла. Может я вообще не беременный. Ещё раз пересчитываю дни, и получается, что задержка больше десяти дней. Такое вряд ли может быть. Но кто его знает, женский организм.
Наверное, я так устал от одиночества, вот и поехала крыша. Но теперь снова есть цель и желание жить. Выжить любой ценой, уйти отсюда, сбежать. И жить нормально, а главное — не одному. А ещё важнее — ради кого-то. У Арины всё хорошо, и у меня всё будет хорошо.
— Подъём! — крик всадника, проносящегося куда-то назад. — Подъём, в колонну!
Мы встаём и идём. Ошейники не совершенны, во всяком случае пока что. Толпе не дашь приказ мысленно на подъём — может начаться столпотворение и задавят кого ни будь. Вот и носятся туда-сюда, устно раздают команды. Вставая, я думаю не про остальных заключённых и себя. Я думаю про малыша и себя.
Белокурая лекарка залечила раны пострадавших, я видел свет в её глазах — прямо как у Ники. Хорошая женщина, непонятно что тут делает. Может быть как у нас, когда такие вот девушки уезжают в Африку и помогают больным детям и взрослым, не прося ничего взамен? Надо будет помолиться за неё богине.
Да, про богиню я тоже узнал. Ту, которая мне являлась. Это раньше я не замечал, даже в нашем лесном лагере, хотя и видел её статуэтки. Женщина в тоге, стройная, с повязкой на глазу. Держит ладони вместе, протягивает вперёд, будто пытается напоить просящего. Зовут её — Арайес, а отвечает она за домашний очаг. Хотя сдаётся мне, это не единственный её «круг ответственности».
И чего она обратила на меня внимание? Может быть ребёнок во мне — будущий великий король? Улыбаюсь глупой мысли. Но вряд ли у рабов рождаются короли. У простолюдинов в крайнем случае — может быть, но не у рабов. Но чем чёрт не шутит, завтра дядюшка этого тела объявится и окажется, что он эльфийский принц. А может даже король. В любом случае, хорошо, что она за мной присматривает, значит у нас всё будет отлично.
«Боги с нами, весь мир под нами.» — опять глажу свой живот, потом опасливо озираюсь — только бы никто не заметил. Мало ли что тогда может случится.
— Эй, эльфка! — шёпот рядом.
Поворачиваю голову — одна из женщин. Худая, в возрасте — ей лет шестьдесят, судя по виду. Без отметки благородной. Глаза тёмно-карие, такая же лысая, как и все. С маленьким некрасивым носом, и пухлыми щеками. Это всё несмотря на общую худобу. Смотрит на меня прищурившись, ожидающе.
— Выгнали? — интересуюсь.
— Ага, давай ночью вместе, по очереди дежурить? — нервно чешет затылок.
— А давай. — соглашаюсь я, и улыбаюсь.
Дальше мы идем вместе. А я вдруг думаю, что жизнь налаживается. Казалось бы — беременность должна была загнать меня в ещё большую депрессию. Дать ещё один повод при первой возможности наложить на себя руки, но нет, всё наоборот. Непонятно кого за это благодарить — богиню, ребёнка, просто случай. Да, в моём положении глупо так думать. Но хотя бы я не убегаю ни от кого, а от насильников отобьюсь. В женском блоке вряд ли меня кто-то доставать будет, так что там найдётся время подумать насчёт побега и вообще его возможности.
***
Спать нам не пришлось. Где-то через пару часов, на горизонте показалось чёрное пятно. Но чем ближе мы подходили, тем понятнее становилось — это лагерь, в который нас и вели. Он напоминал небольшое поселение, посреди чистого поля. Я порадовался, пить хотелось неимоверно. А ещё — что не придётся сторожить себя и «подругу», и эта ночь будет спокойной. Во всяком случае, должна такой быть.
Солнце уже клонилось к закату, и нас ускоряли. Чем ближе я подходил к лагерю — тем больше приходило осознание того, что я теперь раб. Настроение опять поползло вниз.
Забор был совсем невысоким, и только сейчас доходило — тут и не нужно охранять нас. Мы никуда не денемся. Можно дать всем свободу передвижений, и, если мы уйдём от назначенной хозяевами точки слишком далеко — украшение на шее начнёт душить. В конце концов, самых упорных, убьёт.
— Пришли. — говорю сам себе, и тому, кто у меня теперь живёт в животе. — Наконец то, сейчас будет полегче.
— Я бы на это не рассчитывала. — бормочет моя соседка, внимательно всё рассматривая, и думая, что я обращаюсь к ней. — Ты откуда?
Мы шли всю дорогу молча, она не хотела начинать разговор, а я не настаивал. И вот сейчас почему-то прервала молчание.
— Эльфийское посольство на границе Арино и Каоса, потом воевала в составе тамошнего сопротивления, разведка.
Смотрю на несколько одноэтажных зданий из камня, с множеством окон — стоят ровными рядами, друг за дружкой. Между ними дорожки, из брусчатки серого цвета. Сделано всё на совесть, и похоже на века, основательно. В конце зданий большая площадка, куда нас всех и заводят через распахнутые ворота.
— Элми Накс, полковой лекарь, попала в плен недалеко от Мироса. — представляется женщина. — Не хватило одного перехода, и мы были бы на территории свободного города.
— Руок? — спрашиваю её. — Королевство пало?
— Нет, но большая часть территорий оккупирована. — она опускает голову, сжимает кулаки. — Король жив, союз с Гуромом и Реесом есть, сейчас ведутся переговоры с вашими.
— Чудо, просто Чудо. — представляюсь, она смотрит на меня непонимающе, я поясняю: — Имя такое.
— Перевод с эльфийского? — удивлённый взгляд.
— Я не эльф, полукровка. — непроизвольно морщусь. — Просто имя, на общем.
— Так вот почему ты с нами. — кивает Элми. — Будь осторожна.
Она уходит, а я оглядываюсь и вижу недовольный взгляд старшей. Дородная женщина в возрасте, ещё старше моей новой знакомой. Смотрит на меня почему-то зло, и похоже это она подозвала Элми. Ей не понравилось, что та стала со мной общаться. Вот тебе и новая проблема — как уживаться с тем, кто тебя ненавидит, непонятно почему? И я опять остался без прикрытия, женщину снова приняли в «стаю».
Нас тем временем выстроили на площадке в несколько рядов. С двух сторон от меня стоят мужчины, и это беспокоит. Они то и дело бросают взгляды. Хотя, казалось бы, после такого перехода и без воды — должны думать о другом.
— Приветствую вас в лагере для военнопленных, меня зовут граф Ривус Авойя, и я являюсь главным в этих местах. — перед нами низкий лысый человек, с пузом. — Сразу скажу, просто лежать и ждать чего-то — вам тут не позволят. Придётся поработать, и очень хорошо поработать.
Мы молчим, все смотрят на главного. Да и вряд ли нам сейчас дадут говорить. Кажется, если я попробую, ошейник мне сразу шею сломает.
Рядом с толстым появляются две девушки, белокурая и её подруга. Даже они выше этого неприятного типа. А он неприятный — маленькие чёрные глазки смотрят на меня. Да, иногда он их отводит, но всё чаще возвращает свой взор и незаметно, как ему кажется, облизывается.
— Баронесса Нейя Войс — лекарь. — представляет толстый белокурую девушку.
Она нам не кивает, просто так же, как и граф, рассматривает неровный строй, с кислой миной на лице. А я смотрю на её подругу — черноволосую, смуглую, явно уроженку Арино. На ней камзол и облегающие штаны из замши, полусапожки и кинжал на боку. Она чем-то похожа на Селти. Но вот взгляд — злой, неприятный. Её глаза тоже задерживается на мне временами.
— Графиня Амара Войс, помощница лекаря. — продолжает Ривус. — Именно эти леди будут следить за вашим состоянием.
Она его дочь, или жена — непонятно. Вроде сходства нет никакого, но ведь это необязательно. Всё-таки нахожу похожие черты — она оценивающе смотрит, как и её отец. На мужчин, и изредка на меня, скорее ради интереса. Не нравится мне всё это, надо быть осторожным и всячески выслуживаться.
— К жителям Империи вы имеете право обращаться только используя слова — «хозяин» или «хозяйка». Без разрешения вы не имеете права смотреть в глаза хозяевам, вы не имеете правда оскорблять хозяев. Ваша задача — честно и трудолюбиво искупить свою вину. — вещает пухлый командир этого заведения.
— И в чём же наша вина, гад?! — выкрик из толпы. — Скоро будет заключён союз с эльфами, и вас выбьют отсюда, погонят до гор, а потом и дальше! Тебе нас не сломать!
Ривус прищуривается, смотрит в мою сторону, но не на меня. Ведь голос был где-то за спиной. Делает знак рукой, откуда-то сбоку появляются трое солдат в чёрной броне из кожи. Они делают к нам шаг, расталкивая, уходят за наши спины. Хватают и вытаскивают перед строем мужчину.
— Амара, что делают с агрессивным животным, которое нельзя убивать по какой-либо причине? — зевает местный комендант.
Солдаты держат под руки мужчину. Он крупный и мускулистый, это видно даже за большой бесформенной рубахой и штанами. Челюсть волевая, выпирает вперёд, и на ней видно щетину. Глаза серые и в них сталь. Лет тридцать, не больше. Но могу и ошибаться — срок жизни тут у людей гораздо выше, чем в моём мире. Непонятно только одно — зачем его держат, ведь есть ошейник, можно дать прямую команду. Видимо этакий приём устрашения.
— Такое животное кастрируют, отец. — гадко улыбаясь, отвечает девушка, выходя вперёд и осматривает жертву. — Обычно ограничиваются одними…Но думаю, тут возможно и полное удаление…
Сначала пленник не понимает, а потом до него доходит. Он быстро водит серыми глазами с одного на другого, поворачивает голову на толпу. Стали в его глазах уже нет — только страх. Пытается что-то сказать, но лишь открывает беззвучно рот.
— Ну вот, а то всё — не сломать да не сломать. — качает головой Ривус, ухмыляясь. — Амара, займись пожалуйста, и пусть он всё прочувствует — будет что рассказать своим дворнягам, когда вернётся.
— Как скажешь, отец. — улыбается девушка. — Разреши ещё кое-что?
— Слушаю. — смотрит на неё учтиво.
«Они намеренно говорят громко, что бы все слышали.» — зло думаю я.
— Я хотела, чтобы ему выдали платье и поместили в женские бараки. — улыбка на лице девушки становится ещё шире.
— Хорошо, родная, отличная идея. — он снова поворачивается к нам.
Амара делает несколько шагов, потом поворачивается и пальцем подзывает мужчину. Здоровяка отпускают, и он безвольно шагает, даже не сопротивляясь. Они уходят к ближайшему зданию, и скрываются за углом.
— Ещё раз обрить, отмыть, и назначить на работы. — уже не нам говорит комендант. — Провести полный осмотр и занести в документы состояние каждого…
Он говорил что-то ещё, но я слушал лишь в пол уха. Опять пришло осознание — я раб. А за ним другое — мой ребёнок тоже будет рабом. И как бы я не старался, мысли лезли самые печальные. А ещё — что сам я от ошейника не освобожусь. Но, возможно, тут есть какие-то организации подпольные. И они смогут мне помочь. О плате за такое, думать не хотелось.
Нас повели по улочкам между зданиями, а я наконец увидел, что тут уже есть заключённые. Из окошек то и дело выглядывали — в некоторых мужчины, в других женщины. Но вместе их я не видел. Уже хорошо, значит не обманули про разделение.
Как я понял, управлять одним рабом легко — можно обходится мысленными командами и пожеланиями. А вот с толпой хуже. Но даже управляя одним, несмотря на то что можно заставить его делать всё что хочешь — остаётся вопрос с качеством такой работы. Поэтому запугивают, что бы желания «брыкаться» у людей пропадало, и они сами делали что им скажут. Лишь помогая ошейнику.
Нас привели к небольшому деревянному строению. Всех выстроили в очередь, разрешили заходить по двое. Люди двигались достаточно медленно, двери были открыты, и я успел рассмотреть, что там внутри. Пару столов в пустом помещение, а за ними сидят люди. У первого — солдат раздаёт одежду, сложенную в ровную стопочку. У второго — белокурая знакомая девушка, проводит над запястьем каждого рукой. Скорее-всего, проверяет состояние здоровья.
— После помывки — к коменданту. — говорит солдат, когда я получаю одежду. — По центральной улице, первый дом справа от администрации.
Удивлённо на него смотрю, но прохожу дальше. Кроме меня — больше никому такой команды не было. Выдали чистое платье, пять «губок» для «этих самых дней», неудобные грубые ботинки, и трусы из ткани. Всё серого цвета. Следующим пунктом был столик с баронессой.
— Здравствуйте, хозяйка. — улыбаюсь как можно милее, не смотрю в глаза, мнусь.
— Я не давала права говорить, животное. — она смотрит в раскрытую тетрадь, там столбики цифр. Голову пронзает боль — я уже знаю, что это наказание от ошейника. Повезло, что такое лёгкое.
Потом моя рука сама поднимается к ней, ладонь девушки проходит сверху и чувствую обжигающую боль. Когда могу вернуть управление телом — отдёргиваю свою конечность и смотрю на запястье — там шестизначный номер, выжженный на коже. Это хорошо, что местная грамота как-то сама в голове уложилась, так бы я ничего и не понял.
Девушка вдруг поднимает голову, хмурится, смотрит на меня. Потом проводит рукой возле живота, чувствую неприятную волну по всему телу. Она кивает своим мыслям, и я понимаю, что это был приказ «идти дальше».
«Вроде пронесло, уже хорошо.» — облегчённо вздыхаю. — «Беременная должна понять беременную, может и поможет чем сможет.»
Я выхожу в следующую дверь, и оказываюсь на улице. Меня встречает солдат в чёрном камзоле, показывает рукой на ещё одно здание. Оно похоже на туалетную кабинку, только сверху большая бочка.
— Туда, раздеться. — солдат на меня не смотрит, говорит резко и отрывисто. Потом протягивает руку в сторону, показывая на барак, добавляет: — Спать там.
Не могу сопротивляться, снимаю всю одежду и захожу, положив то, что мне выдали, на столик рядом. На меня сверху проливается ушат холодной воды. Хватаю ртом сколько могу, плевать даже на её происхождение — пить хочется неимоверно. Команды на выход не поступает, и очухавшись, я вижу мыльный порошок на полочке. Хватаю горсть и быстро начинаю себя натирать. Волосы, кожу, все важные места. Не успеваю только пятки вспенить, опять выливается вода, смывая с меня пену. После совсем короткого перерыва, ещё раз, и меня тянет наружу.
Выхожу, держа себя за плечи и дрожа. Хватаю платье и накидываю быстро сверху. Потом залезаю в трусы и ботинки. Так, дрожа, иду по улочке к центру поселения. Никто меня не останавливает, на улице ночь и очень редко где горит свет. Казалось бы — бери да убегай. Не получится, у всех нас, как у собак — ошейник с поводком.