Гном нашёл эльфа у истока высохшего пруда. Тот сидел на песке и смотрел на большой камень посередине мёртвого пруда. На камне, как на троне, восседал высушенный солнцем и временем сморщенный двухголовый тритон. Король ушёл в небытие вместе со своим маленьким королевством, как и положено монарху всея пруда.
Время утекало, как песок сквозь пальцы… А у Леголаса ещё было одно — самое важное — дело.
— Ada, я думаю, во мне умер талант менестреля! — заявило белобрысое чудо, удобно расположившись на самом краешке балкона спальни Его Величества Трандуила.
К удивлению Леголаса и Гимли, ожидавших увидеть пустой и заброшенный лес, в Эрин Ласгален кипела жизнь. Многие лесные эльфы предпочли остаться дома и угаснуть вместе с лесом, чем отправиться в незнакомые края. К тому же, им претила сама мысль о том, что ими будут править Валар. Лесные эльфы подчинялись лишь одному королю — тому, кого они сами выбрали, и кто сейчас носил корону из ягод и багряных листьев, ведь в Эрин Ласгален снова пришла осень.
— Леголас, он в тебе и не рождался. Ради всего святого, сейчас пять часов утра! — Трандуил, сомкнувший глаза лишь два часа назад, с трудом разлепил один глаз и швырнул в надоеду подушкой. — Глорфинделу нужно памятник при жизни поставить за то, что он согласился взять такую доставучую заразу замуж. Святой эльф, не иначе… И слезь с этих проклятых перил, пока ты не свернул себе шею!
— Но ada! Я уже падал с этих перил, когда был маленький, и ничего со мной не случилось, — озорно улыбнулся Леголас.
— Естественно, ведь сломанная рука и трещина в ребре — это сущие пустяки! — тяжело вздохнул отец и поднялся с кровати. Сон явно не стоял на повестке дня у его неугомонного сына, который вчера нашёл где-то скрипку и теперь с завидным усердием водил смычком по струнам, а заодно и по его нервам. — Моргот, отдай мне эту долбанную скрипку! — Трандуил выхватил из рук сына ни в чём неповинный инструмент и отправил его в полёт.
— У меня только начало получаться! — надулся юный Синда, которого стянули за шкирку с перил, как нашкодившего котёнка, и отвесили подзатыльник.
— Ты ведь не успокоишься, да? — устало улыбнулся Трандуил. — Никогда не отступаешь и упрямо идёшь к своей цели, чего бы это не стоило… Что ж, собирайся! Мы идём на прогулку в лес!
— Ada, я буду хорошо себя вести… — Леголас, прикрывая ладонями тылы, поспешил ретироваться из спальни Короля, который почему-то был не в духе с самого утра. В лесу росли деревья, а у деревьев были ветки, а ветка — это розга, а розга — это… Дверь за неугомонным мальчишкой захлопнулась, а отец печально улыбнулся, натягивая на себя простые легинсы и тунику. Короля Эрин Ласгален не часто можно было встретить в столь прозаичном наряде.
— Ты никогда не вёл себя хорошо, малыш. Всегда был диким, как необъезженный жеребёнок…
После войны лес напоминал поле боевых действий, но благодаря стараниям лесных эльфов быстро восстановился и теперь походил на себя прежнего — Эрин Гален времён юности Трандуила.
Древний и совсем ещё зелёный эльф пробирались сквозь заросли в самую чащу леса, где Леголас никогда не бывал по причине того, что любопытного и шкодливого эльфёнка туда элементарно не пускали. Если не покалечится, так точно заблудится в трёх соснах. Принц с восторгом озирался по сторонам, рассматривая древние ворчливые деревья, которых путники пробудили ото сна своим внезапным появлением. Эльфы сюда не наведывались, уж больно гиблое и опасное это было место, и потому деревья в этой части леса совершенно одичали и огрызались даже на своего Короля.
Наконец, Трандуил резко замер и поднял руку вверх, приказывая сыну остановиться и не издавать ни звука, что было практически невыполнимой миссией для разговорчивого юного эльфа. Из тёмной чащи им навстречу вышел благородный олень и по-свойски склонил голову перед Трандуилом, а надменный Лесной Король, как ни странно, ответил ему тем же. У Леголаса челюсть отпала, ведь где это видано, чтобы Трандуил перед кем-то голову склонял!
— Старого знакомого встретил? — поинтересовался сын, удивлённо изогнув бровь.
— А ты разве не узнаёшь его? Приглядись повнимательнее… — хитро сощурился Король и расплылся в лукавой улыбке.
Леголас внимательно посмотрел на оленя и оцепенел. С неба белыми хлопьями падал первый снег. Первый снег в сентябре! Такой же, как тогда, когда они с Гилрионом лепили снеговика, а Глорфиндел отбросил все свои «важные» дела и пришёл к ним. Это был один из самых счастливых дней в его жизни. Белоснежный, с местами проступающими серебряными шерстинками олень подошёл ближе, и Леголас смог рассмотреть его во всей красе. Серебряные с золотыми жилками рога, бирюзовые мудрые глаза и переливающаяся, как россыпь бриллиантов в лучах полуденного солнца, шерсть.
— Но это же… сказки! — ахнул изумлённый принц. — Их же не существует!
— Нас с тобой, вроде как тоже не должно существовать! — пожал плечами отец. — Но мы есть, хоть и противоречим всем законам природы. Познакомься, это Арон — душа Эрин Ласгален. Те белые олени, которых ты видел в лесу, его дети. Арон помнит всех, кто жил под кронами его деревьев. Жаль, ты не видел его во всей красе. Хотя вы встречались в детстве… Ты звал его Том. Том Бомбадил.
Леголас непонимающе посмотрел сначала на отца, а потом на оленя. Том Бомбадил был его вымышленным другом. В детстве, когда никто не хотел с ним играть, Леголас утверждал, что познакомился с бородатым улыбчивым человеком, одетым в синюю куртку, жёлтые ботинки и шляпу с синим пером. Но Келейдур решил, что малыш всё выдумал. У Леголаса было бурное воображение, ему частенько мерещилось то, чего не было на самом деле.
— Его время в этом мире подходит к концу… — улыбнулся отец. — Как и моё.
— Ada, опять ты за своё! — нахмурился принц. — Ты спас Эрин Гален, мы с друзьями освободили Средиземье, Кольцо уничтожено, Саурона больше нет — все счастливы! Твоим лесам больше ничто не угрожает, а ты нужен своим сыновьям и внукам в Валиноре! Живым! Здесь для тебя ничего нет, только смерть! Твои деревья обойдутся как-нибудь дальше без тебя, а я нет!!!
— У меня четверо сыновей, — погладил сына по щеке отец с печальной улыбкой, — но один из них так и не повзрослел.
— Мне, конечно, не тысячи лет, как тебе, но я уже взрослый, хоть ты так и не считаешь! Если ты не помнишь, то напоминаю — мне шестьсот двадцать лет! Я уже давно не эльфёнок! — взорвался Леголас. — А ещё у меня три взрослых сына, смею напомнить! И они будут очень скучать без своего дедушки, а близнецы разнесут Валинор в щепки!
— Тебе шестьсот двадцать один год, Леголас, — невозмутимо поправил его Трандуил. — И я всё прекрасно помню. Я помню, как эльфы проснулись у озера Куивиэнен, как погасли Древа, а Луна и Солнце впервые взошли над этими землями, как этот лес был молодым, как зажигались и угасали на небе звёзды, все великие сражения… Я помню, как ты появился на свет, как впервые взял тебя на руки, твоё первое слово и улыбку, твои первые шаги, как ты ворвался в тронный зал прямо во время важного совещания и принёс мне птичку со сломанным крылом, чтобы я её вылечил, потому что это у неё остались детки в гнезде… Я помню, как ты доводил моих стражей до белого каления, чтобы проникнуть в мой кабинет и подождать там, пока я освобожусь, чтобы уложить тебя спать. Ты всегда сидел тихо, как мышка, пока я работал, но засыпал прежде, чем я успевал тебя уложить и прочитать сказку на ночь. Я помню, как ты две недели жил в конюшне и лечил ту проклятую лошадь, что увезла моего лисёнка из дома… Мне даже пришлось применить магию, чтобы вылечить её, ведь иначе ты не успокоился бы. Я помню, как ты убегал по ночам дырявить мои деревья, хоть я тебе и запретил стрелять из лука. Я помню всё, потому что это помнят Арон, Скадуфакс и один двуглавый тритон, которого тот, кто любил чёрный кофе с шоколадкой, прозвал Амротом…
Леголас со щемящей болью во взгляде посмотрел на отца, и тот тихо прошептал, нежно поцеловав сына в бровь:
— Я знаю, мальчик мой… Я бы всё отдал, только бы ты никогда не испытал ту боль, через которую прошёл я, потеряв твою мать. Я хотел бы приукрасить правду сливками и корицей, как горький чёрный кофе. Я хотел бы сказать, что пройдёт время и твоя любовь к нему станет слабее. Я хотел бы сказать, что если ты будешь любить и помнить его, он будет жить вечно… Но это ложь, Леголас. А правда заключается в том, что любимые умирают, и это неизменная часть жизни, равно как и то, что одиночество — это вечный спутник смерти, малыш.
— Ada… — задыхаясь от боли, прохрипел принц и прижался к отцу, как испуганный эльфёнок в поисках защиты. — Пожалуйста… Я не позволю тебе умереть!!!
Но тот лишь грустно усмехнулся и погладил старого друга по шее.
— Покажи ему, Арон… Время пришло, — прошептал оленю Трандуил и посмотрел куда-то — сквозь Леголаса — остекленевшим от боли взглядом.
Леголас обернулся. Невесомые пушистые хлопья е адали с неба, устилая белым саваном древний лес. На поляну вышли два эльфа, и принц обомлел — то был его отец, но гораздо… гораздо моложе, и та, чьё лицо он видел лишь во сне, да в видениях Зеркала. Юноша и девушка остановились посередине поляны, и их вышел встретить прекрасный в своём великолепии Арон. Благородный олень преклонил голову пред своим Королём, и юный Трандуил ответил ему тем же.
— Эллериан, если ты решишься связать свою жизнь со мной, то ты должна знать, на что обрекаешь себя. Ты уже знаешь историю моей семьи и знаешь, кто я такой на самом деле. Я говорил тебе, что моя магия — это дар, но мой дар — это не только огромная ответственность, но и проклятие. Моя Корона — не просто символ власти, это терновый венок. Буквально. Мы неотделимы друг от друга. Если ты выйдешь за меня, то разделишь со мной это бремя и наденешь такой же. Этот лес станет твоим другом, домом, подданным и… саркофагом. Надевший Корону из листьев, снять её уже никогда не сможет.
— Значит, мы уйдём вместе, как мы того всегда и хотели… Я разделю с тобой жизнь, сколько бы нам не было отпущено, и это бремя. Ты не один, любимый…
Трандуил резко взмахнул рукой, прогоняя непрошеное воспоминание, и снежная буря проглотила наивных влюблённых.
— Быть Королём значит быть одному, Леголас, — зелёные глаза снова стали холодными и непроницаемыми, как осколки стекла. — Никто из моих сыновей или внуков не наденет Корону! Она сгорит вместе со мной.
— Ты не можешь… — в ужасе выдохнул Леголас и умоляюще посмотрел на грозного Лесного Короля.
— Я должен, Леголас, — устало улыбнулся Король. — Я прожил долгую жизнь и готов уйти. К тому же… я не хочу прожить все эпохи мира без неё.
— Ada, прошу тебя… — взмолился сын. Слёзы заструились по точёному личику. — Я… не справлюсь один. Ты нужен мне, и мальчикам, и Галурону, и Келейдуру, и его девочкам…
— Я назвал тебя Лайквалассэ — зелёный листочек, — строго посмотрел на сына отец. — Но вовсе не потому, что видел в тебе моего покойного сына Элвира, как все подумали. В день, когда ты появился на свет, я принял решение, что больше ни один из моих сыновей не повторит мою судьбу или судьбу моих отцов. Я дал вам жизнь, а теперь дарю свободу, которой я сам никогда не знал. У вас впереди долгая жизнь, проживите её так, как сами того захотите, а не так, как должно… Вы никому и ничего в этой жизни не должны.
— Может, остальные твои взрослые сыновья и смирились с этим твоим идиотским решением, а я нет! — заорал сын, глотая слёзы. — Я не позволю тебе сделать это!!! Это неправильно!
— Леголас, мы с тобой дефективные, забыл? — грустно улыбнулся Король и погладил сына по волосам. — То, что для всех других правильно, для нас противоестественно, и наоборот. Прими мой выбор и отпусти меня. Нам пора проститься, лисёнок. А тебе пора возвращаться домой к мужу и детям.
— И не подумаю! — всхлипнул сын и отвернулся, сжав ручки в кулачки. Совсем как в детстве. — Хочешь умереть? Отлично! Тогда я сгорю вместе с тобой! Со мной проклятие Валар канет в вечность!
— Лайквалассэ, я всё ещё твой Король, — строго одёрнул его Трандуил. — Если ты и дальше намерен вести себя, как строптивый эльфёнок, то я собственноручно свяжу тебя, как барана, и отправлю в Валинор!
Леголас метнул на отца взгляд исподлобья и нахохлился, как воробей.
— Лисёнок, быть взрослым значит уметь прощать, — смягчился отец, подошёл к Леголасу сзади и обнял его за талию, притянув упрямца к себе. Положив подбородок на макушку сына, Трандуил тихо сказал:
— Умение прощать — великий дар и ничего не стоит, как ни странно… В прощении есть магия. Магия исцеления. Как в прощении, которое даруешь ты, так и в том, которое сам получаешь.
— Я тебя давным-давно простил… — всхлипнул Леголас и уткнулся в плечо отца. — Ada, я люблю тебя и хочу, чтобы ты жил, чтобы ты был счастлив! Пожалуйста, живи. Я сделаю всё, что захочешь! Клянусь, я всё-всё сделаю…
— Ох, лисёнок. Ты уже столько всего натворил, что моё старое сердце может не выдержать, — отшутился отец. Леголас обиженно заворчал и снова надулся. Трандуил вздохнул и заставил сына посмотреть ему в глаза. — Я счастлив, малыш. А вот ты нет, потому что так и научился прощать, хоть уже давно вошёл в возраст. Этим ты пошёл в меня, — нежно улыбнулся отец и поцеловал строптивого мальчишку в макушку.
— Да простил я тебя! Сколько раз тебе повторить, чтобы ты поверил мне?! — взорвался Леголас и гневно топнул ножкой. В точности, как в детстве. Отец грустно улыбнулся и приподнял подбородок сына пальцем, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Не меня, эльфёнок… Ты должен простить себя и свою мать. Ты не виноват в том, что произошло на том проклятом утёсе. Это был выбор Эллериан, а не твой или мой… Если бы ты сгорел в пламени Смауга, то с тобой умерла бы и вся магия Лесов Средиземья, а не только проклятие. Твой отец, твои братья, и души всех лесов Средиземья, ведь они неразрывно связаны со мной клятвой и магией, а я связан с ними.
— Значит, когда ты умрёшь, мы все высохнем, как тритончик!.. — ахнул Леголас и едва не рухнул в обморок, представив своих мёртвых высохших деток.
— Знаешь, порой я начинаю сомневаться в том, что ты мой сын, лисёнок… —озорно улыбнулся отец и вздохнул. — Твой Ada сделает всё правильно, дурачок. Со мной уйдёт проклятие нашего рода, магия никуда не денется, и никто не высохнет, как несчастный тритон Амрот. Он, кстати, так и не дождался обещанного поцелуя… Ай-яй-яй, ты разбил сердце ещё одному старичку, несносный мальчишка. А ведь ему было целых десять тысяч лет!
Трандуил звонко расхохотался, повернулся к сыну спиной и направился в сторону дворца. Величественный и прекрасный, не дотянуться, не прикоснуться…
***</center
Леголас и Гимли покидали Эрин Ласгален.
Прощание Принца и Короля было коротким и самым странным действом из того, что довелось повидать на своём веку Гимли. Отец и сын просто молча склонили головы друг перед другом, прижали кулаки к сердцам и протянули руки друг к другу, так и не соприкоснувшись даже кончиками пальцев. А с другой стороны, разве могут слова передать любовь, что живёт в сердце…
За всю дорогу от дворца до начала эльфийской тропы Леголас не проронил ни слова, а этот эльф болтал без умолку, Гимли это знал не понаслышке. Гном не стал надоедать другу пустой болтовнёй. Иногда полезно помолчать, чтобы тебя услышали. И исчезнуть, чтобы тебя заметили.
У западной границы леса Синда так резко остановил коня, что погрузившийся в свои мысли гном чуть было не свалился кубарем на землю. А в его почтенном возрасте это было чревато серьёзными последствиями!
Леголас бросился к какому-то кустарнику неприглядного вида и замер перед ним, как вкопанный. Принц закрыл глаза и прошептал:
— Я прощаю тебя, nana.
Древний лес вздохнул с облегчением — или Леголасу это просто почудилось — и осторожно разомкнул объятия, приглашая принца проследовать туда, где билось заключённое в камень сердце Эрин Ласгален. В цепях ядовитого плюща скрывалась статуя, покрытая мхом и испещрённая мелкими трещинками. Принц посмотрел на прекрасную, но безумно печальную деву и горькая слезинка скатилась по его щеке. Глаза, такие же, как у него, но неживые, остекленевшие, смотрели куда-то в сторону.